дали сарая.-- Я хочу истину для производительности труда.
получилась морщинистая мысль жалости к отсталому человеку
Пора бы тебе получить эту тенденцию. У каждого члена союза от
этого лозунга должно тело гореть!
завода. Все находилось в прежнем виде, только приобрело
ветхость отживающего мира; уличные деревья рассыхались от
старости и стояли давно без листьев, но кто-то существовал еще,
притаившись за двойными рамами в маленьких домах, живя прочней
дерева. В молодости Чиклина здесь пахло пекарней, ездили
угольщики и громко пропагандировалось молоко с деревенских
телег. Солнце детства нагревало тогда пыль дорог, и своя жизнь
была вечностью среди синей, смутной земли, которой Чиклин лишь
начинал касаться босыми ногами. Теперь же воздух ветхости и
прощальной памяти стоял над потухшей пекарней и постаревшими
яблоневыми садами.
до печали тем более, что он увидел один забор, у которого сидел
и радовался в детстве, а сейчас тот забор заиндевел мхом,
наклонился, и давние гвозди торчали из него, освобождаемые из
тесноты древесины силой времени; это было грустно и
таинственно, что Чиклин мужал, забывчиво тратил чувство, ходил
по далеким местам и разнообразно трудился; а старик забор стоял
неподвижно и, помня о нем, все же дождался часа, когда Чиклин
прошел мимо него и погладил забвенные всеми тесины отвыкшей от
счастья рукой.
насквозь никто не проходил, потому что он упирался в глухую
стену кладбища. Здание завода теперь стало ниже, ибо постепенно
врастало в землю, и безлюдно было на его дворе. Но один
неизвестный старичок еще находился здесь -- он сидел под
навесом для сырья и чинил лапти, видно, собираясь отправляться
в них обратно в старину.
сильна, а здешняя машина тщедушна, она и не угождает. Да мне
теперь почти что все равно: уж самую малость осталось дышать.
здесь на одном месте, я тебе что-нибудь доставлю из одежды или
питанья.
для внимательного выраженья свое чтущее лицо.-- Жулик, что ль,
иль просто хозяин-буржуй?
вскоре он нашел и ту деревянную лесенку, на которой некогда его
поцеловала хозяйская дочь,-- лесенка так обветшала, что
обвалилась от веса Чиклина куда-то в нижнюю темноту, и он мог
на последнее прощанье только пощупать ее истомленный прах.
Постояв в темноте, Чиклин увидел в ней неподвижный, чуть
живущий свет и куда-то ведущую дверь. За тою дверью находилось
забытое или не внесенное в план помещение без окон, и там
горела на полу керосиновая лампа.
своей сохранности в этом безвестном убежище, и он стал на месте
посреди.
под ее телом, а сама женщина была почти непокрытая одеждой;
глаза ее глубоко смежились, точно она томилась или спала, и
девочка, которая сидела у ее головы, тоже дремала, но все время
водила по губам матери коркой лимона, не забывая об этом.
Очнувшись, девочка заметила, что мать успокоилась, потому что
нижняя челюсть ее отвалилась от слабости, и разверзла беззубый
темный рот; девочка испугалась своей матери и, чтобы не
бояться, подвязала ей рот веревочкой через темя, так что уста
женщины вновь сомкнулись. Тогда девочка при легла к лицу
матери, желая чувствовать ее и спать. Но мать легко пробудилась
и сказала:
как мне трудно.
матери. Женщина на время замерла, ощущая свое питание из
лимонного остатка.
а думать все время буду о тебе: ты же моя мама ведь.
готовые ко всякой беде жизни, уже побелевшие от равнодушия, и
она произнесла для своей защиты.
как каменная, потуши лампу и поверни меня на бок, хочу умереть.
материнский рот лимонной шкуркой.
тебя и живу. Только не уходи никуда, когда я умру, тогда
пойдешь.
землю, боясь шуметь.
темноте.
меня, не говори, что я мертвая здесь осталась. Никому не
рассказывай, что ты родилась от меня, а то тебя заморят. Уйди
далеко-далеко отсюда и там сама позабудься, тогда ты будешь
жива...
от смерти?
девочка.-- Как ты только умрешь, то я никому не скажу, и никто
не узнает, была ты или нет. Только я одна буду жить и помнить
тебя в своей голове... Знаешь что,-- помолчала она,-- я сейчас
засну на одну только каплю, даже на полкапли, а ты лежи и
думай, чтоб не умереть.
задушит.
Чиклина не доходило даже их дыхания. Ни одна тварь, видно, не
жила в этом помещении -- ни крыса, ни червь, ничто,-- не
раздавалось никакого шума. Только раз был непонятный гул упал
ли то старый кирпич в соседнем забвенном убежище или грунт
перестал терпеть вечность и разваливался в мелочь уничтожения.
стараясь не раздавить девочку на ходу. Двигаться Чиклину
пришлось долго, потому что ему мешал какой-то материал,
попадавшийся по пути. Ощупав голову девочки, Чиклин дошел затем
рукой до лица матери и наклонился к ее устам, чтобы узнать --
та ли это бывшая девушка, которая целовала его однажды в этой
же усадьбе, или нет. Поцеловав, он узнал по сухому вкусу губ и
ничтожному остатку нежности в их спекшихся трещинах, что она та
самая.
всегда теперь одна.-- И, повернувшись, умерла вниз лицом.
потрудившись в темноте, осветил помещение.
от прохладного подземного воздуха и согревалась в тесноте своих
членов. Чиклин, желая отдыха ребенку, стал ждать его
пробуждения; а чтобы девочка не тратила свое тепло на
остывающую мать, он взял ее к себе на руки и так сохранял до
утра, как последний жалкий остаток погибшей женщины.
жилище, окруженный темнотой усталых вечеров.
освещала их лица, и все они молчали. Товарищ Пашкин бдительно
снабдил жилище землекопов радиорупором, чтобы во время отдыха
каждый мог приобретать смысл классовой жизни из трубы.
социалистического строительства! Крапива есть не что иное, как
предмет нужды заграницы...