Чтение 11–й страницы книги ~Тени в раю~

и тем самым нагоняет тоску. Одиночество опасно! Человек, который постоянно
скрывается, предпочитает быть на людях. Толпа делает его безымянным. Он
перестает привлекать к себе внимание.

Я вышел на улицу. И мне показалось, что тысячи безымянных друзей приняли
меня в свой круг. Улица была распахнута настежь, и на каждом шагу я различал
входы и выходы, закоулки и проулки. А главное, на улице была толпа, в
которой можно было затеряться.

- Сами того не желая, мы волей-неволей переняли мышление и логику
преступников, - сказал я, обедая с Каном в дешевом кафе. - Вы, может быть,
меньше, чем другие. Ведь вы наступали, отвечали ударом на удар. А мы только
и делали, что подставляли спину. Как вы считаете, это пройдет?

- Страх перед полицией - навряд ли. Он вполне закономерен. Все порядочные
люди боятся полиции. Страх этот коренится в недостатках нашего общественного
строя. А другие страхи... Это зависит от нас самих. И скорее всего, страхи
пройдут именно здесь. Америка создана эмигрантами. И каждый год тысячи людей
получают здесь гражданство. - Кан засмеялся. - Ну и нравы в Америке!
Достаточно ответить утвердительно на два вопроса, чтобы прослыть хорошим
парнем... "Любите ли вы Америку?" - "Да, это самая замечательная страна на
свете". - "Хотите ли вы стать американцем?" - "Да, конечно, хочу!" И вот вас
уже хлопают по плечу и объявляют своим в доску.

Я вспомнил адвоката, от которого только что вернулся.

- Не скажите. И в Америке бывают свои кукушки!

- Что? - удивился Кан.

Я рассказал ему о заключительном эпизоде моей встречи с адвокатом.

- Этот тип обращался со мной как с прокаженным, - сказал я. [53]

Кан не на шутку развеселился.

- Ай да кукушка! - смеялся он. - Но ведь адвокат потребовал с вас всего
пятьсот долларов. Таким способом он принес свои извинения! А как вам
нравится пицца?

- Очень нравится. Не хуже, чем в Италии.

- Лучше, чем в Италии, Нью-Йорк - итальянский город. Кроме того, он
испанский город, еврейский, венгерский, китайский, африканский и исто
немецкий.

- Немецкий?

- Вот именно! Попробуйте сходить на Восемьдесят шестую улицу; там
полным-полно пивных погребков "Гейдельберг", закусочных "Гинденбург",
нацистов, немецко-американских клубов, гимнастических обществ и певческих
ферейнов, исполняющих кантату "Ура герою в лавровом венце". И в каждом кафе
есть столики для постоянных посетителей с черно-бело-красными флажками. Не
подумайте худого! Не с черно-красно-золотыми, а именно с черно-бело-красными
(1).

- Без свастики?

- Свастику на всеобщее обозрение не выставляют. В остальном американские
немцы часто хуже тамошних. Живя вдали от Германии, они видят обожаемую
родину-мать сквозь сентиментальный розовый флер, хотя в свое время покинули
ее, потому что она обернулась для них злой мачехой, - сказал Кан насмешливо.
- Советую вам послушать, как на этой улице разглагольствуют о патриотизме,
пиве, рейнских мелодиях и чувствительности фюрера.

Я взглянул на него.

- Что случилось? - спросил Кан.

- Ничего, - с трудом произнес я. - И все это здесь существует?

- Американцам на все наплевать. Они не принимают такие штуки всерьез.
Несмотря на войну.

- Несмотря на войну, - повторил я.

Слово "война" здесь просто не звучало. Эта страна была отделена от своих
войн океаном и половиной зем-----------------------------------------(1)
Черно-бело-красный флаг - флаг кайзеровской Германии, а черно-красно-золотой
- флаг Веймарской республики. [54] ного шара. Ее границы нигде не
соприкасались с границами вражеских государств. Эту страну не бомбили. И не
обстреливали.

- Войны заключаются в том, что армии переходят через границы и вступают
на территории соседних стран, на территории врага. Где эти границы? В Японии
и в Германии? Война кажется здесь ненастоящей. Ты видишь солдат, но не
видишь раненых. Наверное, они остаются там. Или, может, их вообще у
американцев не бывает?

- Бывают. И убитые тоже.

- Все равно это ненастоящая война.

- Настоящая! Самая настоящая!

Я посмотрел на улицу. Кан проследил за моим взглядом.

- Ну, что скажете: город все тот же? Он не изменился после того, как вы
сильно продвинулись в английском?

- Как сказать! В первые дни он был для меня картиной или пантомимой.
Теперь обрел реальность: в нем обозначились выпуклости и впадины. Город
заговорил, и кое-что я уже улавливаю. Но не так много. Это еще усугубляет
ощущение нереальности. Раньше каждый таксист казался мне сфинксом, а
продавец газет - мировой загадкой. По сию пору я вижу в каждом официанте
маленького Эйнштейна. Правда, этого Эйнштейна я понимаю. Если, конечно, он
не рассуждает в данный момент о физике и математике. Но волшебство
сохраняется только до тех пор, пока тебе ничего не надо. Когда тебе
что-нибудь требуется, сразу возникают трудности. Очнувшись от своих
философских грез, я скатываюсь до уровня школьника, отставшего от своих
сверстников.

Кан заказал двойную порцию мороженого.

- Pistachio and lime!(1) - крикнул он вдогонку официантке. Мороженое Кан
заказывал уже во второй раз. - В Америке есть семьдесят два сорта
мороженого, - сообщил он с мечтательным выражением лица. -
Ко-----------------------------------------(1) фисташковое и лимонное
(англ.). [55] нечно, не в этой закусочной, в больших кафе Джонсона и в
аптеках. Приблизительно сорок сортов я уже перепробовал. Эта страна - рай
для любителей мороженого! Между прочим, это разумное государство посылает
своим солдатам, которые сражаются против японцев возле каких-то коралловых
рифов, корабли, набитые мороженым и бифштексами.

Кан поглядел на официантку так, словно она несла в руках чашу Святого
Грааля.

- Фисташкового мороженого у нас нет, - сказала официантка. - Я принесла
вам мятное и лимонное. О'кей?

- О'кей.

Официантка улыбнулась.

- Какие здесь аппетитные женщины, - сказал Кан, - аппетитные, как все
семьдесят два сорта мороженого, вместе взятые. Треть своих доходов они
тратят на косметику. Кстати, иначе их не возьмут на работу. Пошлые законы
человеческого естества не принимают здесь в расчет. Все обязаны быть
молодыми. А если молодость ушла, ее возвращают искусственным путем. Внесите
это наблюдение в вашу главу о нереальном мире.

Голос Кана успокаивал. Беседа журчала как ручеек.

- Вы, конечно, знаете "Apres-midi d'un Fawne" (1), - сказал Кан. -
Переиначив Дебюсси, можно сказать, что здесь вкушают "послеполуденный отдых"
любители мороженого. Для нас такой отдых - целительный бальзам. Он
излечивает больную душу. Правильно?

- В антикварной лавке мне приходится переживать нечто другое:
"послеполуденный отдых" китайского мандарина незадолго до того, как его
обезглавят.

- Проводите лучше свои послеполуденные часы с какой-нибудь американочкой.
Вы поймете ровно половину того, что она будет лепетать, и, не напрягая
особенно воображения, вернетесь в золотые дни своей бестолковой юности. Все,
что человек не понимает, окутано для него тайной. Ваш житейский опыт не
рассеет этих чар, вас спасет недостаточное знание языка. Глядишь,
-----------------------------------------(1) "Послеполуденный отдых фавна"
(франц.) - произведение французского композитора Дебюсси. [56] и вам удастся
претворить в жизнь одну из человеческих фантазий, так сказать, малого
формата - еще раз пережить былое, уже обладая мудростью зрелого человека и
вновь возвращенной восторженностью юности. - Кан засмеялся. - Не упускайте
случая! Каждый день вы что-нибудь да теряете. Чем больше знакомых слов, тем
меньше очарования. Еще сейчас любая здешняя женщина для вас заморское диво,
экзотическое и загадочное. Но с каждым новым словом, которое вы заучиваете,
диво приобретает все более зримые черты домохозяйки, ведьмы или красавицы с
конфетной коробки. Храните, как лучший дар судьбы, свой нынешний возраст,
оставайтесь подольше десятилетним школьником. К сожалению, вы быстро
состаритесь - уже через год вам стукнет тридцать четыре. - Взглянув на часы,
Кан подозвал официантку в фартуке с голубыми полосками. - Последнюю порцию!
Ванильного.

- У нас есть еще миндальное.

- Тогда и миндального. И один шарик малинового! - Кан посмотрел на меня.
- Я тоже осуществляю мечту своей юности. Только еще более примитивную.
Заказываю столько мороженого, сколько душе угодно. Здесь я впервые в жизни
имею эту возможность. Для меня она - символ свободы и беззаботности. А это,
как известно, понятия, в которые мы там, за океаном, уже перестали верить. В
какой форме мы здесь обрели и то и другое, это уже не важно.

Прищурившись, я смотрел на пыльную улицу, на сплошной поток автомобилей.
Рокот моторов и шуршание шин сливались в один монотонный гул, который
усыплял меня.

- А пока? Что бы вы хотели делать? - спросил Кан, помолчав немного.

- Ни о чем не думать, - сказал я. - И как можно дольше.

Лоу-старший спустился ко мне в подвал, который шел под улицей. Он держал
в руках бронзовую скульптуру.

- Как вы считаете - что это? [57]

- А чем это должно быть?

- Бронзой эпохи Чжоу. Или даже Тан. Патина выглядит неплохо. Правда?

- Вы купили эту скульптуру?

Лоу ухмыльнулся.