предпочитают приглашать их в ресторан. Равик еще ни разу не был у Вебера.
Тот от души позвал его к себе, а получилась обида. От оскорбления можно
защититься, от сострадания нельзя.
почему живет в "Энтернасьонале"? Это было явно ни к чему. Вебер знает все,
что должен знать, знает, что Равик не имеет права практиковать, - и хватит с
него. Если же Вебер все-таки работает с ним - это его дело. Он немало
зарабатывает на нем и с его помощью может браться за операции, на которые
сам никогда бы не отважился. Никто ни о чем не знает - только он и Эжени, а
она умеет держать язык за зубами. То же самое было и с Дюраном. Только там
все обставлялось с большими церемониями. Перед операцией Дюран оставался с
пациентом до тех пор, пока тот не засыпал после наркоза. Только после этого
появлялся Равик и делал операцию, которая была Дюрану не по плечу: он был
слишком стар и бездарен. Когда пациент просыпался, Дюран снова стоял подле
него с гордым видом хирурга-виртуоза. Перед Равиком всегда была лишь
прикрытая простыней мумия, он видел только узкую полоску тела, смазанную
йодом и предназначенную для операции. Часто он даже не знал, кого оперирует.
Дюран сообщал ему диагноз, а он принимался резать. Старик платил ему меньше
десятой доли гонорара, получаемого от пациентов. Равик не возражал -
все-таки лучше, чем вообще не оперировать. Вебер действовал на более
товарищеских началах и платил ему двадцать пять процентов. Это было
по-джентльменски.
осталось. Он жил, и этого было достаточно. Он жил в неустойчивую эпоху. К
чему пытаться что-то строить, если вскоре все неминуемо рухнет? Уж лучше
плыть по течению, не растрачивая сил, ведь они - единственное, что
невозможно восстановить. Выстоять! Продержаться до тех пор, пока снова не
появится цель. И чем меньше истратишь сил, тем лучше, - пусть они останутся
про запас. В век, когда все рушится, вновь и вновь, с муравьиным упорством
строить солидную жизнь? Он знал, сколько людей терпело крах на этом пути.
Это было трогательно, героично, смешно... и бесполезно. Только подрывало
силы. Невозможно удержать лавину, катящуюся с гор. И всякий, кто попытается
это сделать, будет раздавлен ею. Лучше переждать, а потом откапывать заживо
погребенных. В дальний поход бери легкую поклажу. При .бегстве тоже...
"Озирис".
но хозяйка не удовлетворялась этим. Она не могла допустить, чтобы в ее
заведении кто-нибудь заразился, и договорилась с Вебером о вторичном осмотре
девушек по четвергам в частном порядке. Иногда Равик заменял Вебера.
очень гордилась тем, что вот уже больше года ни один из посетителей
"Озириса" ничего не подцепил. Вместе с тем, несмотря на все
предосторожности, семнадцать гостей занесли в ее дом венерические болезни.
белье...
всех. Только две были новенькие.
гасконка.
вечер. Три дельца из Тулузы. Женатые. Все трое были не прочь, но стеснялись
друг друга. Каждый боялся - пойдет со мной, а другие возьмут да и раззвонят
обо всем дома. Вот и старались друг друга перепить. - Леони рассмеялась и
лениво почесалась. - А победитель уж и вовсе не мог встать на ноги.
Равика.
Боттичелли, но изъяснялась она на жаргоне улицы Блондель.
ничего не сказала, но с беспокойством покосилась на Равика. Он внимательно
осматривал ее.
Равик закончил осмотр.
холеная! Я, мол, студент, я здоров... кому, мол, как не мне, знать... учится
на медицинском... Кобель паршивый!
студент да студент...
самолечением. Через две недели, не показавшись врачу, решил, что выздоровел.
обещаешь...
больницы, где их держали под строжайшим надзором. Но иного выхода не было.
Находясь дома, они, чтобы хоть немного заработать, через несколько дней,
вопреки всем обещаниям, тайком выходили на улицу, охотились за мужчинами и
заражали их.
черно-бурую лису. Пропущу срок очередного взноса, и все пропало.
потом вы не возьмете меня обратно!.. Никогда, ни за что!.. Значит, на
улицу... И все... и все... из-за этого... гладкого кобеля...
любят.
Мадам слишком осторожна. Следующий этап в жизни Марты, вероятно,
какой-нибудь дешевый публичный дом на улице Блондель. А потом просто улица.
Потом кокаин, снова больница, торговля цветами или сигаретами. Или, если
повезет, - сутенер, который будет ее избивать, оберет до нитки, пока,
наконец, не вышвырнет вон.
называли ее "катакомба". Днем сквозь плиты толстого стекла, которыми была
вымощена часть двора, сюда просачивался тусклый свет. Столовая была
одновременно курительной, гостиной, холлом, залом собраний и спасительным
убежищем для беспаспортных эмигрантов: в случае полицейской облавы они могли
улизнуть отсюда во двор, со двора - в гараж, а из гаража - на соседнюю
улицу.
"катакомбы", который хозяйка именовала "Пальмовым залом":
век чахлая пальма. Морозов жил в Париже уже пятнадцать лет. Он был одним из
тех немногих русских эмигрантов, которые не выдавали себя за гвардейских
офицеров и не кичились дворянским происхождением.
сидели несколько человек; они пили и громко разговаривали, то и дело
провозглашая тосты.
галдеж? Почему эти эмигранты не идут спать?