воспринимал ее как персональный афронт в адрес Франции. А может быть, ему
было удобно так воспринять. Но Ришелье тоже не действовал, поскольку еще не
окончил осаждать протестантов в Ларошели. Испания одобряла это вымаривание
еретиков; вдобавок Гонсало использовал паузу французов, чтоб пойти с восемью
тысячами солдат на осаду Казале, а там защитников было чуть более двухсот.
Так получилась первая казальская война.
Иммануила дошло, что положение деликатное, и, продолжая сотрудничать с
испанцами, он завел секретные переговоры с Ришелье. Ларошель пала, Ришелье
получил от мадридского двора поздравления с этой великолепной викторией
истинной веры, ответил благодарностями, привел в порядок армию и, с самим
Людовиком XIII во главе, двинул ее через Монженев и развернул в феврале
двадцать девятого года в окрестностях Сузы. Карл Иммануил рассудил, что
играя на двух столах он потеряет не только Монферрато, но и Сузу, и решил
продать то, что у него отнимали: предложил обменять Сузу на какой-нибудь
французский город.
велел спросить у герцога, что тому слаще. Орлеан или Пуатье. Французский
штабной офицер явился к начальству сузанского гарнизона и велел готовить
апартамент для короля Франции. Командующий савойцев, тоже не лишенный
остроумия, отвечал, что его высочество герцог несомненно будет в восторге,
если погостит его величество король, но поелику его величество король грядет
в такой большой компании, да будет позволено прежде узнать мнение его
высочества герцога. С не менее обворожительной иронией маршал Бассомпьер,
гарцуя на снегу под стенами города и помавая шляпой, доложил своему монарху,
что скрипачи уже готовы, плясуны собрались у ворот и ожидается позволение
начинать бал. Ришелье отслужил полевой молебен, французская пехота пошла в
атаку и Сузу взяли.
приятнейший постоялец, сам приехал оказать ему хозяйские почести и просил,
если можно, не утруждаться под Казале, потому что тем малым делом уже
занимается он сам, а вместо этого помочь ему завоевать Геную. На что он был
обходительно попрошен не говорить бессмыслицу и ему в руку было вложено
здоровенное гусиное перо для росчерка под договором, согласно которому
французы получали право распоряжаться Пьемонтом; в качестве чаевых ему
отходил городок Трино и вдобавок мантуанскому герцогу вменялось в
обязанность выплачивать Карлу Иммануилу погодовые суммы за Монферрато.
"Таким образом Невер, - подытоживал рассказчик, - чтобы получить свое назад,
платил квартирные тому, кому город никогда не принадлежал!"
Роберту указывали как духовника Туара. - Невер просто сумасброд, воображает,
что он Святой Бернард. Что ему предназначено созвать христианских царей на
новый крестовый поход. А мы живем в пору, когда христиане убивают христиан,
кому сейчас дело до неверных. Господа казальцы, если в вашем богоблагодатном
городе уцелеет хоть один кирпич, будьте уверены, что ваш новый владетель
поволочет вас всех в Иерусалим!" И аббат довольно хмыкал, поглаживая светлые
ухоженные усы, а Роберт размышлял: вот, нынче утром мне приходилось умирать
за безумца, и безумцем его считают оттого, что он мечтал, как и мне
мечталось, возродить времена прекрасной Мелисенды и Прокаженного Короля.
эпопеи. Гонсало де Кордова, когда его предал Карл Иммануил, понял, что война
проиграна, признал Сузанское соглашение и отвел свои восемь тысяч пешников в
Миланскую область. Один французский гарнизон обосновался в Казале, другой
обосновался в Сузе, остатки армии Людовика XIII возвратились за Альпы и
принялись ликвидировать последних гугенотов в Лангедоке и в долине Роны.
столом говорили об этом, как об обычном деле, многие одобрительно кивали:
"la Raison d'Estat, ah, la Raison d'Estat". Ради этого государственного
интереса Оливарес (Роберт понял, что это у испанцев свой Ришелье, только
меньше ласкаемый судьбою), видя, что Испания в этой истории не на высоте,
бесцеремонно заместил Гонсало Амвросием Спинолой и выступил с претензией,
будто обида, нанесенная Испании, ущемила Католическую Церковь. "Пустое, -
отмахивался аббат. - Урбан VIII одобрил наследование Невера". Роберт же
спрашивал себя, какое отношение могут иметь к папе вопросы, никак не
сопряженные с католической религией.
Мантуя все еще под комиссарским мандатом и что Неверу не положено ни
платить, ни не платить за то, что ему пока не дадено; императорское терпение
тут вдруг лопнуло и он отрядил двадцать тысяч человек народу на взятие
городишки. Папа же, видя, как наемные вояки-протестанты гуляют по Италии,
немедля взвидел опасность нового ограбления Рима и перевел свою армию на
мантуанскую границу. Спинола был честолюбивее и решительнее, чем Гонсало; он
опять обложил Монферрато, на сей раз крепко. Вывод Роберта был такой: хочешь
избежать войн, первое дело - не подписывай мирные договоры.
по условиям трактата должен был бы их пропустить без разговоров, а он,
хорошенькая лояльность, снова запритязал на Монферрато и еще на шесть тысяч
французских солдат для осады Генуи, далась ему эта Генуя. Ришелье, считавший
Карла Иммануила подколодной змеей, не ответил ни да ни нет. Один капитан,
расфуфыренный, это в Казале-то, как на парижский праздник, вспоминал февраль
предшедшего года. "Помню, друзья, денек, что твой бал у королевы! Не было
музыки, так трубили фанфары. Его величество при войсковом эскорте скакал
перед Турином, черный камзол, золотое шитье, с пером на шляпе и в начищенной
кирасе!" Роберт ожидал, воспоследует рассказ о великом штурме, но нет, и на
этот раз имел место только променад и фрунт. Король не стал атаковать, он
неожиданно развернул строй и отправился на Пинероло и завоевал Пинероло,
вернее вернул себе кровное, учитывая, что за несколько сотен лет до того
город принадлежал французам. Роберт смутно представлял, где этот Пинероло, и
не понимал, с какой стати надо было его штурмовать, чтоб освободился Казале.
"Разве нас осаждают в Пинероло?" - недоумевал он.
Ришелье требовать город обратно савойцам. За столом у Туара долго перемывали
косточки этому представителю, некоему Юлию Мазарини: сицилиец! римский
простолюдин! Мало этого, горячился аббат, даже внебрачный сын какого-то
никому не известного мещанина, капитаном его назначили Бог ведает с какой
стати, услужает папе, но из кожи лезет, чтоб полюбиться Ришелье, и тот в нем
уже души не чает. С ним надо поосторожнее, вдобавок он едет или уехал в
Регенсбург, к черту на кулички, и там почему-то должны вершиться судьбы
Казале, там, а не тут, где все подкопы и контрподкопы.
французское воинство, Ришелье наложил лапу еще и на Аннеси и на Шамбери и
теперь французы резались с савойцами под Авиньяной. Партия игралась
неспешная, имперцы показывали когти Франции, двигаясь вглубь Лотарингии,
Валленштейн шел на подмогу Савойе, вдруг в июле несколько человек имперцев,
подплывши на баржах, перекрыли шлюзы у Мантуи, войска в полном составе
набились внутрь города, грабили город семьдесят часов, разнесли герцогский
дворец по камушкам, а в качестве личного сюрприза папе обчистили все церкви
и соборы в городе. Да, именно те ландскнехты, с которыми Роберт уже
встречался по дороге в Казале, они теперь явились пособлять осадчику
Спиноле.
сказать, успеет ли она до того, как Казале захватят. Оставалось уповать на
небеса, таков был вывод аббата: "Господа, политическая мудрость в том, чтоб
использовать людские ресурсы, как будто нет в запасе божеских, и в то же
время божеские, как будто людские исчерпались".
Тон его был малопочтителен, и поднимая кубок, он расплескал часть вина на
камзол аббата. "Сударь, вы облили меня вином," - вскричал аббат, бледнея.
Бледнеть было положено, гневаясь, в те времена. "Ну а вы сделайте вид, -
отвечал дерзкий дворянин, - будто это случилось при виносвящении. Какая
разница, что то вино, что это".
Не в первый раз вы бесчестите собственное имя, оскорбляя Нашего Господа!
Лучше бы вы, да простятся мне такие слова, оставались в Париже и бесчестили
женщин, как заведено у вас, пирронианцев!"
пирронианцы, когда ходили по ночам петь серенады милым дамам, и брали в
компанию своих знакомцев, у кого крепкий характер и кто любит пострелять,
прекрасно знали, что если дама не выглядывает с балкона, это только оттого,
что ее нагревает в постели семейный духовник".
Сен-Савен не в себе от вина, успокаивали они аббата, простим человеку, он
храбро сражался в эти дни, простим из уважения к памяти погибших.
Сен-Савен, рекомендую вам употребить эту ночь на заупокойную молитву по
павшим друзьям, и я сочту себя удовлетворенным".
приобнял Роберта за плечо и произнес: "Ни псы, ни речные птицы не устраивают
такой базар, как мы с нашими заупокоями. К чему суетиться и хлопотать,
воскрешать этих усопших?" Он с ходу осушил свой кубок, выпрямил палец, будто
для назидательного поучения: "Милый, гордитесь. Сегодня вы чуть-чуть не
поимели геройскую смерть. Ведите себя и дальше так бездумно. Помните, душа
умрет с вашим телом. Поживите себе на радость и умирайте на здоровье. Люди
такие же твари, как все твари, такие же порождения материи, только защищены
похуже. Но поскольку в отличие от прочих тварей мы знаем, что обязаны
умереть, то порадуемся жизни, которая досталась нам нечаянно и случайно.
Мудрость подсказывает нам, что время следует проводить в питии и душевной
беседе, как подобает благородным господам, и презирать малодушных.