театров, бурлил сплошной поток фыркающих машин, тоска снова сжимала мне
сердце. Неясные тени склонялись друг к другу в такси, нетерпеливо
дожидающихся у перекрестка, до меня доносился обрывок песни, смех в ответ
на неслышную шутку, огоньки сигарет чертили замысловатые петли в темноте.
И мне представлялось, что я тоже спешу куда-то, где ждет веселье, и,
разделяя чужую радость, я желал этим людям добра.
мы повстречались снова, Поначалу мне просто нравилось бывать вместе с нею
на людях - она была чемпионкой по гольфу, которую все знали, и это льстило
моему тщеславию. Потом появилось нечто большее. Не то чтобы я был влюблен,
но меня влекло к ней какое-то нежное любопытство. Мне чудилось, что за
надменной, скучающей миной скрывается что-то - ведь все напускное чему-то
служит прикрытием, и рано или поздно истина узнается. В конце концов я
понял, в чем дело. Как-то раз, когда мы с ней были в гостях в одном доме в
Уорике, она оставила чужую машину под дождем с откинутым верхом, а потом
преспокойно солгала - и тут я вдруг припомнил тот связанный с нею слух,
который смутно шевелился у меня в памяти при первой нашей встрече у Дэзи.
На первом большом состязании в гольф, в котором она участвовала, случилась
история, едва не попавшая в газеты: ее обвинили, будто в полуфинале она
сдвинула свой мяч, попавший в невыгодную позицию. Дошло чуть ли не до
открытого скандала - однако все утряслось. Мальчик, носивший клюшки,
отказался от своего заявления, единственный другой свидетель признал, что
мог и ошибиться. Но весь инцидент застрял в моей памяти вместе с
полузабытым именем.
теперь мне стало ясно почему - она чувствовала себя уверенней среди тех,
кому попросту в голову не могло прийти, что бывают поступки, не вполне
согласующиеся с общепринятыми нормами поведения. Она была неисправимо
бесчестна. Ей всегда казалась невыносимой мысль, что обстоятельства могут
сложиться не в ее пользу, и должно быть, она с ранних лет приучилась к
неблаговидным проделкам, помогавшим ей взирать на мир с этой холодной,
дерзкой усмешкой и в то же время потворствовать любой прихоти своего
упругого, крепкого тела.
который никогда не осуждаешь особенно сурово. Я слегка огорчился, потом
перестал об этом думать. Именно тогда, в Уорике, у нас вышел любопытный
разговор насчет поведения за рулем. Началось с того, что она промчалась
мимо какого-то рабочего так близко, что крылом у него сорвало пуговицу с
куртки.
поосторожней, так не беритесь управлять машиной.
неосторожных людей. Вот почему мне нравитесь вы.
дорогу, но что-то намеренно было сдвинуто ею в наших отношениях, и на миг
мне показалось, будто чувство, которое она мне внушает, это - любовь. Но я
тяжел на подъем и опутан множеством внутренних правил, которые служат
тормозом для моих желаний, и я твердо знал, что прежде всего должен
выпутаться из того недоразумения дома. Я раз в неделю писал туда письма,
подписываясь: "С приветом, Ник", а думая о той, кому они были адресованы,
я вспоминал только светлые усики пота, выступавшие над ее верхней губой,
когда она играла в теннис. Но все же какие-то неопределенные узы соединяли
нас, и нужно было тактично разомкнуть их - без этого я не мог считать себя
свободным.
фундаментальную добродетель; я, например, считаю себя одним из немногих
честных людей, которые мне известны.
ГЛАВА IV
По воскресеньям с утра, когда в церквах прибрежных поселков еще шел
колокольный перезвон, весь большой и средний свет съезжался к Гэтсби и
веселым роем заполнял его усадьбу.
цветы. - Он племянник фон Гинденбурга и троюродный брат дьявола, и он убил
человека, который об этом проведал. Сорви мне розу, душенька, и налей,
кстати, еще глоточек вон в тот хрустальный бокал.
гостей, бывавших у Гэтсби в то лето. На расписании стоит штамп "Вводится с
5 июля 1922 года", оно давно устарело, и бумага потерлась на сгибах. Но
выцветшие записи еще можно разобрать и по ним легче, чем по моим банальным
суждениям, представить себе то общество, которое пользовалось
гостеприимством Гэтсби, любезно платя хозяину тем, что ровным счетом
ничего о нем не знало.
университетский знакомый, и доктор Уэбстер Сивет, тот самый, что прошлым
летом утонул в штате Мэн. И Хорнбимы, и Уилли Вольтер с женой, и целый
клан Блэкбеков, которые всегда сбивались где-нибудь в кучу и по-козлиному
мотали головой, стоило постороннему подойти близко. Потом еще Исмэи, и
чета Кристи, точней, Губерт Ауэрбах с супругой мистера Кристи, и Эдгар
Бивер, о котором рассказывают, что он поседел как лунь за один вечер, и,
главное, ни с того ни с сего.
раз, он явился в белых фланелевых бриджах и затеял драку в саду с
проходимцем по фамилии Этти. С дальнего конца острова приезжали Чидлзы и
О. Р. П. Шредеры, и Стонуолл Джексон Эбрэмс из Джорджии, и Фишгард, и
Рипли Снелл, все с женами. Снелл был там за три дня до того, как его
посадили в тюрьму, и так напился, что валялся пьянью на подъездной аллее,
и автомобиль миссис Юлиссез Суэтт переехал ему правую руку. Дэнси тоже
бывали там всем семейством, и С. В. Уайтбэйт, которому уже тогда было под
семьдесят, и Морис А. Флинк, и Хаммерхеды, и Белуга, табачный импортер, и
Белугины дочки.
Гулик, сенатор штата, и Ньютон Оркид, главный заправила компании "Филмз
пар экселлянс", и Экхост, и Клайд Коген, и Дон С. Шварце (сын), и Артур
Мак-Карти - все они что-то такое делали в кино. А потом еще Кэтлины, и
Бемберги, и Дж. Эрл Мэлдун, брат того Мэлдуна, который впоследствии
задушил свою жену. Приезжал известный делец Да Фонтано, и Эд Легро, и
Джеймс Б. Феррет ("Трухлявый"), и Де Джонг с женой, и Эрнест Лилли - эти
ездили ради карт, и если Феррет выходил в сад и в одиночку разгуливал по
дорожкам, это означало, что он проигрался и что завтра "Ассошиэйтед
транспорт" подскочит в цене.
прозвище "Квартирант" - да у него, наверно, и не было другого
местожительства. Из театрального мира бывали Гас Уэйз, и Орэйс О'Донован,
и Лестер Майер, и Джордж Даквид, и Фрэнсис Булл. Кроме того, приезжали из
Нью-Йорка Кромы, и Бэкхиссоны, и Денникеры, и Рассел Бетти, и Корриганы, и
Келлехеры, и Дьюары, и Скелли, и С. В. Белчер, и Смерки, и молодые Квинны
(они тогда еще не были в разводе), и Генри Л. Пельметто, который потом
бросился под поезд метро на станции "Таймс-сквер".
всегда были одни и те же, но все они до такой степени походили одна на
другую, что вам неизменно казалось, будто вы их уже видели раньше. Не
помню, как их звали, - обычно или Жаклин, или Консуэла, или Глория, или
Джун, или Джуди, а фамилии звучали как названия цветов или месяцев года,
но иногда при знакомстве называлась фамилия какого-нибудь крупного
американского капиталиста, и если вы проявляли любопытство, вам давали
понять, что это дядюшка или кузен.
случае, - и барышень Бедекер, и молодого Бруера, того, которому на войне
отстрелили нос, и мистера Олбрексбергера, и мисс Хааг, его невесту, и
Ардиту Фиц-Питерс, и мистера П. Джуэтта, возглавлявшего некогда
Американский легион, и мисс Клаудию Хип с ее постоянным спутником, а
котором рассказывали, что это ее шофер и что он какой-то сиятельный, мы
все звали его герцогом, а его имя я позабыл, - если вообще знал
когда-нибудь. Все эти люди в то лето бывали у Гэтсби.
каменистой дороге, подъехал к моему дому, и я услышал победную триоль его
клаксона. Это было в конце июля, я уже два раза побывал у Гэтсби в гостях,
катался на его гидроплане, ходил купаться на его пляж, следуя его
настойчивым приглашениям, но он ко мне еще не заглядывал ни разу.
в городе, вот я и решил за вами заехать.
свободой движения, которая так характерна для американцев; должно быть,
они обязаны ею отсутствию тяжелого физического труда в юности, и еще
больше - неопределенной грации наших нервных, судорожных спортивных игр. У
Гэтсби это выражалось в постоянном беспокойстве, нарушавшем обычную
Зыков Виталий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Пехов Алексей
Афанасьев Роман