нее, на ее полную белую шею, на огурцы и тарелки, на мраморно-пушистого
зверя, неслышно ходившего вокруг нас, мне казалось, что сознание мое
расширилось до размеров комнаты; если бы я вышел, оно вместило бы в себя
весь мир до горизонта. Я заметил, что думаю и воспринимаю себя без слов,
думаю о вещах и обозреваю вещи, не зная, как они называются, это было новое
ощущение, насторожившее меня. Я склонился над столом и, стараясь
сосредоточиться, тщательно налил ей и себе.
меня.
"А?" - сказала она, очнувшись.
"А ты кушай. Кушай... Эвон, сальцом закуси".
"Я, может, десять лет тебя ждала".
сенях. Она вернулась.
"Давай", - сказал я. Она поднесла рюмку к губам, я залпом выпил свою.
"Листратовна, кто ж еще, глухая тетеря".
"Да ничего, сама не знает. Увидала небось, пришла поглядеть..."
"Ну вот, я же говорил".
и так знает. И шут с ними со всеми! Я тебе так скажу...- Она вздохнула,
разглядывая рюмку, отпила еще немного и поставила.- Если б и Василий
Степаныч узнал, то, знаешь... Может, и рад был бы".
"Ну, рад не рад, а, в общем бы, сделал вид, что ничего не знает".
"Может, подогреть?"
Кошка сидела на подоконнике. Мавра Глебовна продолжала:
"Василий Степаныч человек хороший. Я ему век благодарна. Заботливый, все в
дом несет. У нас,- сказала она,- ничего не бывает".
"То, что слышишь. Неспособный он. Уж и к докторам ходил. А чего доктора
скажут? Электричеством лечили, на курорт ездил. Вроде, говорят,
переутомление на работе".
"А рассказывала, так и еще лучше.- Она широко и сладко зевнула.- Устала я
чего-то. Не надо бы мне вовсе пить... А может, и напрасно,- проговорила она,
взглянув на меня ясными глазами,- я с тобой связалась... А? Чего молчишь-то?
Ее пальцы, которые я теперь так хорошо знал, отколупнули пуговку на груди,
закрыв глаза, она лежала среди белых сугробов на своей высокой кровати, под
вечер доила корову, среди ночи вставала и босиком, в белой рубахе,
возвращалась с ковшиком холодного, острого кваса. И кто-то шастал под
окнами. Мы пили, и обнимались, и погружались в сон. Наутро голубой день сиял
между занавесками и цветами, сверкал никелевым огнем и отражался в зеркале,
и смутные образы сна не разоблачали перед нами свою плотскую подоплеку,
разве только объясняли на причудливом своем языке моему постылому "я", так
много значившему для меня, что оно обесценилось в круглой чаше ее тела, в
запахе ее подмышек.
хочется мне сказать, ведь он и ведет себя, как отдельное существо, упорно
отстаивающее себя; лежа рядом с моей подругой на высоких подушках, бодрый и
отдохнувший, предвкушая завтрак, я не мог не размышлять, и над чем же? Я
раздумывал о том, как я буду описывать эти, не какие-нибудь попутные, не
хождение вокруг да около, а именно эти события в моей автобиографии, и
сомнения готовы были вновь одолеть меня, я испытывал определенную
неловкость, не потому, что "стыдно" (впрочем, и поэтому, ведь стесняешься не
только возможного читателя, но и самого себя), а скорее от того, что в таких
сценах есть какая-то неприятная принудительность. В наше время автор просто
принужден описывать альковные сцены, иначе писанию чего-то не хватает. Чего
же: правды? Если бы кто-нибудь мог объяснить мне, что такое правда...
пресловутая правда жизни искажается до неузнаваемости. У нас нет языка,
который выразил бы смысл любви, ее банальную неповторимость, не жертвуя при
этом ее внешними проявлениями.
торжественного акта, от уплаты по векселю, и кому не приходилось
преодолевать внутреннее сопротивление, приступая к исполнению долга, который
налагают на нас величие минуты, ситуация, участь женщины и честь мужчины?
Что-то похожее происходит с литературой: дошло до того, что без "этого"
литература как бы уже и не может существовать. А с другой стороны, я пытаюсь
поставить себя на место романиста. Мне кажется, я увидел бы себя в западне.
всевозможной простотой и трезвостью, который можно представить с помощью
букв и операционных знаков, алгебра соития, где по крайней мере время,
необходимое для того, чтобы записать уравнение, совпало бы с реальным
временем. Но что такое "реальное время"? То, что совершается в считанные
мгновения, не может быть рассказано в двух словах, требуется нечто вроде
замедленной съемки. Физиологическое время должно быть заменено временем
языка, вязкой материей, в которой вы бредете, словно в густом месиве. Время
языка растягивает время "акта" или, лучше сказать, время подготовки и
обрывается там, где температура рассказа должна была подняться до высшей
точки. Вместе с ним иссякают возможности языка.
бесстыдное любопытство, а быть может, и неумение понять женскую душу
заставили меня это сказать, я спросил: что она испытала в эту минуту? Она
передернула плечами.
"Что ты чувствуешь,- спросил я,- когда я...- Странным образом я все еще не
мог найти нужное выражение.- Ну, когда мы..."
"Чего спрашиваешь-то? Небось сам знаешь".
Ночью раздались выстрелы. Постоялец пробормотал: "Завтра, завтра..." Это
были не выстрелы, а стук кулаком в дверь снаружи. Потом нетерпеливо
застучали в окошко. Он выглянул, но ничего не было видно. Он спросил в
сенях: "Кто там?" Голос ответил:
"Проверка документов".
маленький прожектор. Двое в шинелях вошли в избу, один был с портфелем,
другой держал пистолет и фонарь. Постоялец зажег керосиновую лампу, человек,
вошедший первым, два кубаря, голубые петлицы, должность - ночной лейтенант,
сидя боком к столу, перелистывал паспорт.
"Я один",- сказал приезжий.
лия? - Он смотрел на жильца и на фотографию.- Паспорт какой-то странный,-
проговорил он,- что у вас там, все такие паспорта?.. От кого тут
скрываетесь?"
"Ни от кого",- возразил приезжий. Он объяснил, что хозяин дома - его
родственник.
ответил сидящий за столом, захлопнул паспорт, но не вернул его, а положил
рядом с собой.
которые ловко шарили по его карманам.- Тех, кто здесь жил давно, уже нет!"
"Вы так думаете? - спросил лейтенант, поставил портфель на пол возле
табуретки и принялся разглядывать бумаги на столе.- Это что?"
Личный досмотр был закончен, путешественник, присев на корточки, добыл из
чемодана удостоверение, род охранной грамоты.
там у себя. Сюда-то зачем приехали?"
"Здесь тихо. Чистый воздух".
согласен.- Он помолчал и спросил: - Кто тут живет, вам известно?"
"В деревне?"
"Известно ли вам, кто проживает в этом доме?"
"Никто. Дом был заколочен".
есть данные, что сюда вернулся нелегально бывший хозяин".
"Что откуда?"
"Откуда он вернулся?"
"Из ссылки,- сказал лейтенант.- Да ты садись, так и будешь стоять, что ли?..
интересно".
Доставалов Александр
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия
Шилова Юлия