мужиков.
церскими погонами и крепкими зубами щелкнул сахар.
чаем, отдернул губы от стакана.
жаю чикотать, - он квакнул по-лягушачьи и боднул хозяйку в мягкий бок:
Гараську мужики.
раська, подмигивая мужикам.
ривались к хозяйке глазом: бабочка круглая. Вот только что Бог ростом
обделил. Одначе, не хватит на всю артель.
натушке на полу, разбросив шубы.
утра завалился спать.
инах караулили зоркие глаза, да раз'езды, тихо переговариваясь, рыскали
по улицам.
бородатым, пьяные, вырывали друг у друга деревянную шкатулку.
лей мучила бессонница. Воля в каждом померкла, покривилась, всяк по-
чувствовал себя беззащитным, жалким, как заключенный в тюрьму острожник.
Люди были, как в параличе, словно кролики, когда в их клетку вползет
удав. Озадаченные обыватели то здесь, то там чуть приоткрывали дверь на
улицу и прислушивались к голубой морозной ночи.
завтрашний день будет страшен: сам Зыков здесь.
венство. Мастеровые, мещане и просто беднота тоже вздыхали и тряслись:
Зыкову как взглянется, и хорошая и дурная про него идет молва.
народ. Вот ввязались позавчера в бунтишко... Эх, чорт толкнул, попы под-
били с богатеями!.. Эх, эх... Пускай бы правили городом большевики, тог-
да б и Зыков не при чем.
ный разговор иль шопот.
ном веником теле чернеет широкий кержацкий крест, - кувырнулся в сугроб
и запурхался в снегу.
рухой и женой, да еще в мертвом свете почивает утыканное крестами клад-
бище. Между могил стремглав несется ослепший от страха заяц, за ним,
взметая снег, - голодная собака или волк.
из угла в угол и зловеще ползет за ним его большая тень.
рочка, подросток. Она умоляюще смотрит на отца. Отец молчит.
видимо, спокойна. Но душа ее колышется и плещет в берега, как зеркальный
пруд, в который брошен камень.
прогрызла тучи, и кто-то пришел в их жалкий городишко из мрачных гор.
Кто он? Русский ли витязь сказочный, иль стоглавое чудище - Таня этого
не знает. И кто ответит ей? Отец, сестра, мать?
письмо начальнику в крепость, - говорит Верочка.
лядывает в фортку.
подходит к ней, долго смотрит на нее, потом с чувством целует:
его начинают дрожать и гнуться.
промерзший в двух шубах караульщик. Он ударил в колотушку, вытаращил
глаза на прочерневший раз'езд, пробормотал:
купеческий двор.
твою туды. Застрелют еще, анафимы... И управы на них нету. К кому пой-
дешь?.. Тоже, правители... Тоже прозывается Толчак. Чтоб те здохнуть,
Толчаку... А убьют купца. Ох, Господи... Пойду спать, домой... Чорт с
ними и с амбарами его... Все равно убьют... Потому - сам Зыков.
ми, рюмками, стаканами. Прислуживают приказчики и два подручных, в крас-
ных рубахах, мальчика. Головы у мальчишек вз'ерошены. Один, раскосый,
дернул украдкой сладкого вина, и ему в соседней комнате приказчик нарвал
уши.
крестьянских парней - все они верные, испытанные слуги Зыкова, сотники,
десятники; остальные, человек пятнадцать, всех мастей бородачи, кержаки
и крестьяне. Это самые близкие Зыкову люди, его свита, правая рука. Сре-
ди них два седовласых деда: бывший с золотых приисков старатель и еще -
бобыль-мужик.
ужин еще не готов: Мавра и одноглазый повар-грек, приготовлявший днем
обед в честь польских офицеров, загибают невиданные растегаи, варят
пельмени, жарят баранину и кур.
те... много лет здравствовать!
ромный свой топор, каким рубят головы быкам, мрачно восседал горбун. Он
кривоногий, раскоряка, ростом карапузик, но могуч в плечах. Лоб у него
низок, череп мал, челюсти огромны. Оплывшая книзу рожа его вся истыкана
глубокими темными оспинами, словно прострелена картечью. Поэтому прозви-
ще его - Наперсток. Большие белесые глаза красны, полоумны. Возле виска
зарубцевавшийся широкий шрам. Наперсток говорит: медведь так обработал.
Молва говорит: в разбойных делах мету получил.
Эх, сковырнуть бы Степку, да на его место встать! - Зыков тоже тяготится
им, хочет от него отделаться, но кровь крепко спаяла их судьбу.
стол не слышит. - Эй, я говорю! - И в тишине раздельно: - Гуляй, да дело
не забывай. Довольно, посидели мы в тайге, в горах. Сегодня жив, а завт-
ра нету. Гуляй, ребята... Нажретесь, спать здесь. На улку срама не выно-
сить. В упрежденье соблазна. И чтобы тихо.
ся, как закашлял, тряся горбом, вросшая в искривленную грудь плешивая
башка его повернулась к Зыкову и ехидно осклабила гнилые зубы.
вую веру свою вспомним, очистим воздух, станем жить по преданию отец и
праотец. Кто трусит - греши в мою голову. Я - единая власть вам, и я в
ответе!
ред другом рассыпались в самохвальстве, вино пили, как воду, и все пока-
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Прозоров Александр
Смоленский Вадим
Сертаков Виталий