смущаешься, словно признался в срамной болезни?" "Некоторые..." "Брось.
Только не я. Ты даже не представляешь, как я хорошо отношусь к евреям. У
меня и парень был в Ленинграде из вашей нации. Лучше не встречала." "А как
его фамилия, если не секрет?" "Дашковский." "Феликс? -- вздрогнул он,
всматриваясь в меня с некоторым, как мне показалось, ужасом. -- Так ты..."
"Что я? -- теперь мгновенно ощетинилась вся моя плоть. -- Ну-ка, поясняй, да
поподробнее." "Ну не здесь же!"
туфлях, без прически, косметики и после целого дня на ногах! Но я должна
была узнать, чего это он так ахнул. Кому, кроме своей дорогой мамули,
растрепался о наших отношениях мой любимый? Надо же, вот так все забыть!
Ждать, что он напишет. А какого рожна, милочка, ты тогда вообще аж на Тихом
океане свой закончила поход, а не в Ленинграде своем или в его славном
городе-герое? Если ничего-то и не было, то можно было бы и не бегать никуда
или хоть сбежать куда поближе?
успокаивал, но не сейчас. Марк заказал гребешки (Что это такое, кстати? Это
действительно едят? Это не то же самое, что жаренная саранча в тухлых
яйцах?), суп с фрикадельками и неизменную красную рыбу. Порция салата из
гребешков в квадратной тарелке была такой, что об остальном обеде можно было
и не думать. Тем более, что это оказалось потрясающей вкуснятиной и сплошным
белком. Только пробегав сдуру весь день на воздухе можно было съесть
остальное. Даже и под водочку в графинчике.
из двух, коллега. Или ты мне тут же, не сходя с места, выложишь все, что
знаешь о наших с Дашковским отношениях, или я тебе тут такое устрою, что о
карьере придется забыть до самой пенсии. Я гораздо страшнее, чем тебе там
нашептали." "Таня, никто мне ничего не нашептывал, мамой клянусь..." "Еще
одна увертка и вот этот графин летит вон в то зеркало, козел. А потом все,
как обычно. Я дружинникам так просто не дамся, кое-кому испорчу прическу. И
вообще такое сыграю, что уже твоя мама будет тобою клясться кое-где. Не
понял? Протокол. По пятнадцать суток и телега на каждого в ЦКБ. Ты меня
пригласил, на свою голову, теперь слушайся пока не поздно..." "Ладно.
Действительно у нас есть общие знакомые..." "Конкретнее. Имена. Степень
знакомства с Дашковским..." "Явки, пароли, - невесело рассмеялся он. --
Мадам из гестапо?" "Мадам из интимного отдела кей джи би. Не расколешься,
пеняй на себя." "Мы дальние родственники с Эллой Коганской." "Уже теплее. И
что же?" "Она со школьных лет, еще когда жила в Севастополе, была влюблена в
Феликса, отцы их..." "Знаю." "На последнем курсе Феликс вдруг увлекся...
тобой, как сегодня выяснилось. Боже, что у тебя с глазами?.." "Не
отвлекайся! Кем именно? Как Эллочка меня тебе описала?" "Ну, - покосился он
на графин, - примитивной, бесстыдной и наглой сексбомбой..." "Как она
описывала бесстыдство соперницы? Поконкретнее." "Ну..." "Вот графин, а вон
зеркало..." "Она рассказала о некоторых ньюансах твоих отношений с Феликсом,
не совсем принятых в нашем кругу." "Каких именно?.." - я схватила графин. С
соседнего столика приподнялся мужчина. "Ладно, это же, в конце концов, не
мое дело, - сдался побледневший Марк. -- Она сказала, что ты позволяла
ему..."
Ладно. Я буду изредка заглядывать в павильончик до востребования. Пусть
только напишет. Я ему так отпишу! В конце концов, этот-то милый парень ни в
чем не виноват. "Прости меня Марик. Вот примерно моя доля стоимости обеда. Я
доберусь сама. Нет-нет, не провожай. Да тебя-то и не больно уже и тянет,
верно?" "Наоборот..." "Попробовать ньюансы захотелось? Прости, но это уже не
с тобой. Прощай. Теперь твоя очередь нести грязь по стране. И на Тихом
океане, - почти громко запела я, - свой закончили поход..."
друга носами. Стоят совершенно неподвижно, но если бы кто-то осмелился
наклониться к любому из них, то обнаружил бы исходящий от напряженного бойца
жар и запах пота. Замершие изваяния выражают свою решимость только грозным
утробным воем. Дрожит каждая клетка грациозно изогнутых тел. Любое неверное
первое движение может оказаться роковым. До микрона продумывается точность
удара железной лапы, прыжок. Уже ощущается на коже под вздыбленной шерстью
беспощадные когти противника точно в том месте, куда возможен удар. Вой
символизирует волю к победе. Он поднимается до крыш окрестных домов,
заставляет сжиматься человеческие сердца. И вот -- едва заметное движение
одного из них и -- облако снега над черно-рыжим клубком, мелькание лап,
голов, хвостов. Все во имя победы и в предчувствии катастрофы поражения.
Секунда, вторая и -- все кончено. Рыжий, задрав хвост, удирает, а черный,
выгнув спину прыжками влево-вправо несется вслед. Но преследования нет --
это просто танец победы.
данность. Достаточно было просто взглянуть на нас со стороны. Никто на свете
не был так создан для его половины, как я. И вот схватка позади. Где-то на
другой стороне планеты кто-то торжествует, уверенный, что добро победило
зло. С чего это я вдруг так обрадовалась, что он мне напишет? Ведь еще кто
знает, что именно может написать такой непредсказуемый и жесткий человек?
Как я им восхищалась, когда он одергивал людей грубо-цинично, уничтожающе,
как умел это делать только он! Теперь я, приходя за письмом уже не столько
жаждала его, сколько боялась, мысленно читая бесчисленные варианты этого
ужасного письма.
злейшее из зол. Если вдруг Феликс вернется ко мне, то лопаются все планы
другой. Как рыжий кот нос к носу с черным я вижу перед собой черные кудряшки
моей соперницы над выпуклым лбом и выщипленными бровьями, ее круглые наивные
карие глаза у самой переносицы и маленький яркий рот, ее пальцы с дорогими
перстнями, низкий широкий зад, обширная вислая грудь, белые короткие ноги,
покрытые тщательно удаляемыми волосами.
именно в карикатурно антисемитском духе. И в глубине души возникает глубоко
запрятанное безумие от бесчисленных поколений моих предков именно к этим
внешним чертам "мерзкой жидовки", как назвал Эллу Митя Водолазов, стремясь
потрафить мне. Но ведь и о самом Феликсе он выражался ничуть не лучше! А для
меня не было и не могло быть более привлекательных черт мужской красоты, чем
та, которой обладал не только Феликс, но и очень многие из знакомых мне
евреев, включая, кстати, несчастного Марика Альтшуллера.
еврейскую женскую красоту и благородство Элины Быстрицкой и Элизабет Тейлор,
но черный кот со своими кудряшками сопит и воет мне в нос, не давая покою. Я
представляю респектабельную квартиру Коганских, комнату, выделенную их Элле
с моим Феликсом, холодные глаза моего любимого, надевающего обручальное
кольцо на палец презираемой им богатой невесты, ибо не может же он всерьез
после меня ее вдруг полюбить! Я вижу ее сияющий взгляд из-под свадебной
фаты. И марш, и мраморную лестницу Дворца бракосочетаний на Дворцовой
набережной. Я вижу ее мать, выходящую на цыпочках их их спальни и их обоих
наедине, и брачное свидетельство на тумбочке, и ее рыхлое белое тело в его
руках... И я слышу голос Софьи Казимировны за праздничным столом, уже без
молодых: "Как я боялась, что эта разрушит счастье Фели! Слава Богу. Теперь я
спокойна..."
самой Уссурийской тайги, проклятая глупая баба, угробившая истинное счастье
своего слабого сына, трах-тара-рах-та-та-рах-та!...
снег, огибая стремительно налетающие стволы деревьев, взлетая над барханами,
пропарывая сугробы, как тот рыжий кот, даже и не преследуемый черным. От
свистящего в ушах встречного ветра и мороза, от чего же еще! глупые соленые
злые слезы выливаются из моих глаз, слетая куда-то за ворот свитера за шеей,
нос вертится во все стороны, ну и видок! Вот так, наверное, горько плакал
рыжий кот своими кошачьими слезами от обиды, бессилия, отчаяния, стыда и
сознания непоправимости поражения...
заснеженного лесного озера. Я бегу пеперек озера и снова попадаю в лес, где
лыжня идет по гребню оврага с журчащим где-то под льдом и снегом ручьем.
Деревья стоят неподвижно и величественно в своей седой и грозной красоте. На
чистом голубом снегу, сверкающем мирриадами острых огоньков, их тени кажутся
черными. Коричневые мощные стволы плывут мне навстречу, за ними вежливо
раскланиваются белыми шапками поваленные стволы, с задетых веток невесомо
обваливаются огромные белые хлопья и чистая лесная пыль с коры. Здесь
преобладают стволы-стебли - по нескольку огромных деревьев из одного корня,
что придает этому лесу фантастический вид. В тишине уютно прихлопывают мои
лыжи и повизгивают палки, где-то за сценой возникает и нарастает музыка
Грига...
пропасти по черной на фоне снегов трассе мчится игрушечный желтый автобус,
издавая всамделишный шум и выпуская облачка настоящего дыма на своем
невидимом отсюда подъеме. За трассой снова белеет снег парков, а за ним,
посвистывая, извивается зеленой змеей электричка почти по самому берегу
невероятно просторного и блестящего Амурского залива.
воздуха, тонко вскрикнула, приподнялась на палках и понеслась вниз с
невероятной скоростью. Слезы от ветра высохли, все мысли испарились на фоне
малого шанса уцелеть в этом смертельном трюке. Трасса просто вспухала мне
навстречу, пока я не свернула, почти ложась на бок и поднимая веером снег, у
самого кювета. Потная рубашка примерзла к телу под насквозь продутым
свитером.
на коленях на переднем сидении и сунув голову в его кабину. Трое помятых
парней тихо пели под гитару. Один из них, покачиваясь и хватаясь руками за
спинки сидений, пошел ко мне. "Это ты сейчас по телефонке спускалась?" "Ну."
Каргалов Вадим
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Лондон Джек
Никитин Юрий
Куликов Роман