Чтение 11–й страницы книги ~Игра в Грааль~

Гарольд фыркнул и тревожно замотал головой, вырывая повод. Он первый
почуял ее. Смех прилетел ниоткуда, и так прост он был, как птичьи разговоры
поутру, когда внезапно слух наполняется ими, но знаешь, что их голоса так и
звучали все утро напролет, да ты-то этого привычного фона не замечал. Ренато
обернулся - еще и еще - и я вместе с ним охватил взглядом полный круг. Или
то Гарольд обрел речь и смех? Тоже мне, Вильямова ослица!

- Чужак, - повеяло вдруг холодом, когда смех оборвался. - Что делаешь
ты на моем холме?

Будто невидимые стены окружили нас, а в них рождалось эхо каждого
слова, произнесенного ею.

- Лещей ловлю, госпожа моя фея! - бойко крикнул Ренато в пустоту. И
потрепал коня по гриве. - Вот, на живца ловлю!

Фея прыснула, и ледяные стены исчезли. Теперь она чудилась совсем
близко, на расстоянии дыхания.

- Не ты ли тот рыцарь, что разогнал разбойников на Бузинном ручье?
Коростель, глупая птица, сказала, что это было десятирукое чудище верхом на
медведе...

- Видно, она и близко у того ручья не пролетала, - усмехнулся Ренато, -
Твоя коростель. Две руки у меня, вот, потрогай.

- Я же сказала - глупая птица. Да пусть ее. Скажи, что с Кумом, как он
после всего этого? Я знаю, мудрого Кума могли захватить только обманом или
врасплох. Что же ты молчишь? Он жив, я знаю. Ночью он опять играл с
молниями, я же зарево видела.

- Он умер, - жестко сказал Ренато. - Нынче же ночью. И дом сгорел. Я
еле вырвался из огня.

- А он не сумел...

- Он был мертв еще до пожара. Сердце не выдержало.

Фея молчала долго.

- Скажи, а ты... ничего... не успел...

- Я видел его сокровища, фея, но у меня в мыслях ничего дурного не
было, так... любопытно было, а потом... стало не до того.

- И Книга Судеб сгорела, - горестно протянула она, - Все пропало.

Ренато смутился.

- Только вот это.

Он развернул тряпицу и показал прозрачный камушек.

- Он попал мне в сапог, я думал - камушек закатился - а это брильянт
Кума. Возьми себе, хочешь?

- Глупый, глупый чужак... Это не камушек, это юкк. Из тех, что "льются
струей" - так?

- Ну... да. они явились из порошка. На, я его дарю тебе.

Ее голос постарел, в нем послышалась безмерная усталость.

- Он мне ни к чему. Он приносит удачу только смертным. Предохраняет вас
от поступков... опрометчивых...

Она удалялась невидимо, неслышно, как бы отплывая по воздуху.

- Постой, - позвал Ренато. - Не уходи. Не сейчас. Как добраться до
деревни?

- Это тебе юкк подскажет, - донеслось с другой стороны.

Он повернулся на ее слова.

- Покажись мне на прощанье!

Молчание.

- Эй... Где живет Макитон?

Бац! Порыв ветра толкнул его в грудь!

- Кто? - громко спросила фея совсем рядом.

- Макитон, колодезных дел мастер.

- Откуда ты знаешь про Макитона?

- От Кума Гараканского!

- И что же ты знаешь про него?

Ренато открыл и закрыл рот.

- Достаточно, - нагло соврал я, - чтобы понять, что с ним мне надо
встретиться. Это нужно для нас обоих - для него, для меня, недостойного, и
для всего подлунного мира.

Ренато важно покивал головой и надул щеки. Фея молчала. Я продолжил,
чуть более суетливо, чем следовало бы.

- Ну да, мудрый Кум поведал мне о Макитоне, когда узнал, что я Белый
чужак. Только не успел рассказать, где же его найти. Вот так оно и было.

Ренато несколько запоздало вынул на свет свой амулет, и тот слегка
шелохнулся в его протянутой руке.

- Удивительно, - вздохнула фея, - Мне трудно поверить тебе. Ведь ты
встретил Кума только вчера, и прежде... он не знал тебя?

Я замешкался, и инициативу перехватил Ренато.

- Испытай меня! - выпалил он. Я воззрился на его простодушную
физиономию. Все! Сорвалось. - Кум показал мне нечто, принадлежавшее
Макитону.

Я зажмурился. Но уши-то не заткнул, и в наушники по-прежнему проникал
птичий щебет, и хриплое дыхание Гарольда. И листья на ветру.

- И что же это? - как бы нехотя, но с затаенным напряжением
поинтересовалась фея.

Торжествующая улыбка Ренато.

- Это палка, маленькая такая рогатинка из ореха.

- Сию же минуту мы отправимся к мастеру! Эй...

Она прощелкала по-сорочьи, и большая пестрая птица закружилась над моей
головой. Они обменялись еще парой подобных фраз. Сорока полетела на
взошедшее солнце. Потом Ренато окликнул фею, и та отозвалась со склона
холма, и Ренато поднялся на его вершину пешком, а потом, покачавшись на ноге
в стремени, запрыгнул в седло. Я полуследил за экраном. Он опередил меня
своей догадкой. А ведь все так просто. Ореховая рогулька, та палка о трех
концах. Лозоходец. Колодезных дел мастер... Я пустил коня неспешной рысцой.

Мы пробирались по перелескам, по светлым лужайкам, холмам. Солнышко
начинало припекать, и от тяжелого плаща пошел пар.

- За мной! - звенело впереди.

- Подожди! - крикнул я, - Я в жизни никогда не видел фей, а ты все
убегаешь!

Опять теплая волна ветра прихлынула.

- А ты и не увидишь меня! - лукаво откликнулась она. - Разве что в
лунном свете. И о чем нам говорить, чужак?

- Расскажи мне о бедном пастушке!

- О ком?

- Об этом жалком горбуне со свирелью и длинной бородищей. Я готов
поверить, что он и свихнулся-то, посмотрев на тебя в лунном свете...

- Вы как дети, смертные, чужаки. Ведь я могу принять любой образ. И ты
поверишь, что я - только та, кем я выгляжу. А все то, что делает меня мною
самой, ты додумаешь, подгонишь под внешний облик...

Гарольд споткнулся и захромал, угодив в кротовую норку. Я чуть не
вылетел из седла и, сильно дернувшись, напорол щеку на острый сучок.

- Следи за дорогой, чудак-чужак, не то к Макитону я только коня
приведу!

- Я не чужак! - огрызнулся я, размазывая кровь ладонью, - Зови меня
Ренато. И расскажи про горбуна.

- А что я говорила? Как ты подгоняешь мою душу под мое тело? С этим
мальчиком все случилось наоборот. Да, он был горбун и чисто играл на
свирели, и я приручила его забавы ради. Двадцать лет назад... Как-то раз,
когда он снова плакался мне на судьбу, я решила созорничать. И изменила его
тело. Это ведь не труднее, чем вырастить пятую лапу у курицы!

Я аж рванул узду, раня губы Гарольда.

- Какой курицы?

- Да хоть крылья у зайца! И тогда новое тело подчинило его робкую душу.
Или разбудило, не знаю... Сироте-калеке жить страшно. Пол-деревни ходило в
его обидчиках. Пастушок в новом своем обличье сжег всю деревню и побил кого
до смерти, а кого - до увечий...

- В одиночку? - усомнился я.

- Дар феи - великая сила, - отвечала она грустно и задумчиво. Потом он
набрал шайку из отпетых бездельников. Три года ловили в лесах удачу.
Перепортили всех девушек в округе. Только когда капитан Игдлерант собирал
наемников под знамена герцога Доринга, они завербовались под его начало. Мой
дар хранил его в битвах и переходах. Чем больше власти он забирал, тем
больше лил крови. Тому пять лет, как он стал маршалом и полноправным
наместником Альмирских Ландов. Что он там творил, представить нельзя. Дважды
бунтовали его же солдаты. В последний раз задавили всех его отборных
головорезов, он один спасся. Выжил, но обезумел. Он вернулся в родные края,
пробирался почти полгода по черным дорогам, побирался и воровал. Он позабыл
все и помнит только свое детство. Здесь его никто не знает, все люди новые,
подкармливают юродивого. Тем и живет... Ну, да полно об этом, Ренато.
Хочешь, я спою для тебя? Хочешь? - повторила она повелительно.

- Да, да! - встрепенулись мы оба. Она запела. Тот же напев, который
строил бывший пастушок на своей дудочке, нес теперь слова на неизвестном мне
языке. Колдовская их зримость поражала. Бессмысленные наборы звуков
представали осязаемыми образами. Вот страшное слово, злое, сладкое,
пушисто-доверчивое... Вот слово-любовь. Она замолчала неожиданно, нежеланно
для меня.

- Спой еще, - шепнул Ренато.

- Две песни подряд уведут тебя в страну грез навсегда, а третья -
убьет. Так петь? - насмешливый нежный голос. Я буду тосковать по нему...
Ренато сник.

- А как это - "подряд"? - не унимался я.

- Хотя бы раз в день, мой Ренато! - "Мой Ренато"?

- Ах вот как?

- Да-да-да!

Мы обогнули густой орешник. По левую руку оставались холмы. Миновали
поваленный огромный кол, черный от времени, весь во мху и трещинах.

- Вот и приехали. Вот его хижина.