Чтение 11–й страницы книги ~Как вы мне все надоели!..~

"его светлость"! Тут и лекарю достанется - за то, что неизвестно каких
мерзавцев тайно в Коронный замок провел. Два хороших человека ни за что ни
про что пострадают - выручать надо. Думает Жилло про все эти неприятности,
а пальцы все глубже в сверточек проникают - мягко в нем, бархатно и тепло.
Должно быть, рукоделие какое-то красавица-соколица от обыска спасала. Но
какое бы?

Разворачивать в потемках Жилло не стал, а сам на себя прикрикнул -
ишь, расселся, всю жизнь без штанов под кустом не просидишь. Кое-как
оделся Жилло и побрел туда, где померещился ему за деревьями огонек.

То, что он увидел с холмика, сперва показалось страшным. Словно
чудище, вылезая из глубин земных, разверзло пасть с огромными и острыми
зубами. Причем эти черные зубы - в добрых два человеческих роста и в два
полукружья выставлены, как и положено вокруг жуткой глотки. Если кто
пугливый ночью увидит - заикой, пожалуй, станет. Но Жилло, перебравшись
через водопад, уже на прочие страхи чихать хотел. Спустился, подошел
поближе - и понял. Это несколько старых рыбачьих баркасов мудрый хозяин
моряцкого кабачка распилил поперек и поставил на дыбы, на манер высоких,
наполовину открытых шатров. И получились вроде как отдельные апартаменты
для каждой компании гостей. Стол, от морского ветра и дождя прикрытый,
скамейка полукольцом вдоль бортов и дна - чего еще? В такой штуковине и
парочка удобно устроится - скамья-то широкая, поскольку старые баркасы
были весьма пузатые! Потушит фонарь, свисающий над столом с носа или с
кормы, - и вперед, господа любезные... Хозяин если и заметит - возражать
не станет.

Такие амурные мысли Жилло в голову пришли и моментально ушли по
простой причине - он, скидывая кафтан, не подумал, что кошелек с деньгами
нужно из кармана взять. Была еще какая-то мелочь в кожаном подвесном
кармане, которыми, уже на студенческий лад, заранее обзавелись и граф, и
слуга. То, что Жилло там нашарил, к радости не располагало. Тем более -
неизвестно, когда другие деньги будут, на графское жалование рассчитывать
как-то не приходилось... Вот Жилло и соображал, может ли деньги тратить на
выпивку, вполне им заслуженную и совершенно необходимую, или придется
обойтись.

А тем временем с моря-таки потянуло прохладцей и... пивом. От
крайнего баркаса, что был во всей баркасьей компании самым мощным. Жилло
повел носом - в неярком свете кованой лампы увидел вокруг стола четыре
рожи. Бороды - одна другой краше, торчат во все стороны, усы -
нечеловеческого размера, из ноздрей вылазят и в уши концами упираются. Как
при этих усах еще и дышать - вовсе уму непостижимо. Носы, значит...
Обыкновенные для морского народа носы, то есть, цвета обыкновенного,
красновато-лилового. У самого молодого морячка нос пока что вполне
человеческий, но, видать, недолго осталось... Насчет волос сказать трудно
- головы плотно пестрыми платками повязаны. Словом, местное береговое
братство, законно промышляющее каботажным плаванием, но главный доход
имеющее, очевидно, совсем от других проделок.

Подняли четыре моряка кружки с пивом, стукнулись ими, сдунули пену и
молча вытянули все пиво до дна. А кружки - под стать баркасам.
Обыкновенный человек от такой кружки, пожалуй, вдоль по пузу треснет, а
моряку даже на пользу - задумчивый делается. Размышлять начинает.

Вот и эти красавцы сидели себе задумчивые, сидели, тот, что на вид -
старший, вздыхал шумно, прочие вторили, а потом хозяину крикнули - мол,
расплатиться желаем!

Хозяин девку прислал - сам он что-то этакое на открытом огне жарил и
отвлекаться не мог. Пришла эта девка - ну, всего у нее хватало, и спереди,
и сзади, встала руки в боки и раскомандовалась.

- Вы, - говорит, - каждый за себя платите, тоже еще выдумали, чтобы
один за всех платил! Теперь у народа равные права и равные обязанности! Не
слыхали, что ли?

А дальше, когда моряки поодиночке платить отказались, а расплатился
все-таки старший, девка такое загнула - Жилло показалось, что у него уши
повредились, от прыготни над шумным водопадом это вполне могло случиться.

- Теперь у нас еще не полное равноправие, - объявила, - а вот когда
мужья и жены у всех будут общие, тогда и будет равноправие! Равноправная
Дума, сто лет ей жизни, в будущем году это ввести обещала!

Оказалось, не только Жилло ошалел - морякам тоже затея Думы не
понравилась. Старший степенно вышел из-за стола, встал против девки и тоже
руки в боки упер.

Здоровый был он дядька, нарядный - по бежевому кафтану заместо пояса
полосатый шарф повязан, коричневый с золотом, и хотя шарф довольно широк,
но для почтенного капитанского пуза даже несколько маловат. И кружева на
груди. И перевязь шита золотом.

- Интересно! - прогудел. - Значит, всякая старая рухлядь будет под
меня клинья подбивать, а я и послать ее к чертовой бабушке не могу? А я и
штаны расстегивай, потому что общий?! А ну, геть отсюда! Это я им буду
общий! Всем оголодавшим бабам! А вот мы четверо сейчас тебя до кустиков
доведем - а ты и не пикнешь, потому что общая! Понравится? Нет? Ишь,
проповедница сыскалась...

Девка так и отскочила.

Жилло, собственно, почему на моряков посматривал? Они пребольшую
копченую треску ели да не доели. Он и рассудил, что стянуть ее будет
несложно, пока девка деньги хозяину сдает. Мелочь, которая в кармане,
все-таки поберечь придется. А треска с горбушкой - это уже завтрак.

Встали моряки, расплатившись, факел небольшой от фонаря зажгли и,
думаете, к гавани гуськом пошли? Какое там - совсем в другую сторону. И у
самого главного - сундучок под мышкой оказался. Жилло насторожился - не
иначе, клад закапывать понесли! Так что бы вы думали - у замыкающего,
самого молодого, лопата под кафтаном. Он ее к перевязи для сабли
приспособил, но все равно болтается и сбоку хорошо видна.

Тут Жилло присвистнул. Клад - это было куда как кстати. Граф-то, если
жив, то в темнице, и лекарь с ним вместе. Вызволять надо. А здравый смысл
подсказывал слуге, что и при повальном равенстве вытащить узника из тюрьмы
можно только за деньги. Не то чтоб стражу подкупить - это бы проще всего!
А хоть адвоката нанять... Хотя леший их тут ведает, не отменили ли они по
случаю равенства и адвокатов?

В общем, моряки вразвалочку чьим-то огородом топают, Жилло,
пригнувшись, следом крадется. Моряки луг перешли - и он за ними. Моряки в
рощицу углубились - Жилло почуял, тут и остановятся. Действительно,
остановились, один яму выкопал, другой в нее сундучок поставил. Закопали,
постояли, тихо назад побрели. Жилло, конечно, остался. Стоило морякам
отойти подальше - он руками откопал сундучок.

И что же за клад вынул он оттуда?

Хотите - верьте, а хотите - нет, а вынул он завернутого в шелковый
платок дохлого попугая...

Почесал Жилло в затылке. Клад, однако!.. Подумал, что хитрые моряки
могли нафаршировать пташку-покойницу драгоценностями - скажем,
бриллиантами. Но копаться в дохлых птичьих потрохах у него охоты не было.
Да и поди сбудь драгоценности в чужом городе. Как раз на неприятности
нарвешься. Потому взял Жилло платок, а попугая сунул обратно в сундук и
закопал.

Платок же ему понадобился для колена. Как он треснулся, перебираясь
через водопад, так до сих пор и болело. Жилло знал, что лучше всего в
таком случае - туго перебинтовать ногу. Вот и воспользовался пестрым
шелковым платком. Вроде полегчало. Подумал Жилло, что нужно будет потом
повязку и штаны местами поменять - чтобы повязка все-таки снизу, а штаны
все-таки сверху. Когда "потом", он и сам не знал. А просто пошел прочь от
попугаевой могилы.

Поскольку местности он не знал, то и вернулся к кабачку с баркасами.
Там уже последние посетители разбредались. И посуду прибрала бойкая девка,
которой вынь да положь общих мужей, и недоеденную треску - соответственно.

От кабачка рукой подать было до гавани. Собственно, от города к этой
гавани вела дорога, а кабачок стоял в сотне шагов от той дороги, но от
него тянулась туда и своя, особая тропинка. И на той тропинке хорошо было
в засаде сидеть, потому что окружали ее высоченные валуны. Жилло подумал -
надо же куда-то двигаться, почему бы и не в гавань? В конце концов, в его
дурацком положении матросом наняться - еще не самый скверный выход.
Травознаем он был, браконьером был, сторожем на рынке был, слугой графским
тоже был - матросом не был!

Похромал Жилло к гавани, соображая, когда же наконец рассветет. Ночи
летом короткие. Моряки на судах поднимаются рано. Поужинал он на лекарской
кухне плотно. Голод до утра не проснется. Часика полтора-два можно
подремать на берегу - а потом...

Тут тропа сделала поворот, и Жилло - с ней вместе. Прямо в глаза ему
з-за валуна - факел! Что еще за полуночные гуляки к кабачку бредут? А это
нос к носу с Жилло столкнулись двое из той четверки, что попугая хоронила.
Старший и тот, что лопату нес!

- Эге! - говорит басом старший, ткнув пальцем в колено графского
слуги. - А платочек-то знакомый!

- Вот так всегда, - добавляет его спутник, вытягивая из-за раструба
грязнейшего ботфорта ножичек с пол-сабли, не меньше. - Идешь за позабытым
поясом, а находишь платочек...

- Напрасно ты меня тогда убеждал, Мак, что не для чего за пивом пояс
расстегивать, - и тут старший тоже достает из-за своего раструба что-то
похожее. - Видишь, кабы я тебя послушался, мы бы за поясом не вернулись и
платочек свой не повстречали!

- Вы, капитан, правы в том рассуждении, что в стянутое брюхо много
пива не вольешь, - философски отвечает юный владелец лопаты, - но
распущенное брюхо отнюдь не способствует бдительности. А мы ее, видать,
утратили, раз этот равноправный собрат за нами смог бесшумно пойти и
платочком нашим разжиться...

Жилло давно бы деру дал, несмотря на колено, да только держат его два