У него было прекрасное сияющее лицо. Я полюбила этот большой рот и острый
нос. Может быть, я заманила в свою постель Бальтазара Фихтеле только
потому, что он немного похож на Агеларре. Но я не хочу сейчас говорить о
Бальтазаре Фихтеле. Я хочу говорить об Агеларре.
стояла обнаженная перед мужчиной. Я вообще впервые сняла с себя все одежды
и не спешила надеть их снова. И мне не было ни страшно, ни стыдно.
пальцы. Он коснулся моих локтевых впадин, и ключиц, и подмышек, он накрыл
ладонью мой пах. Больше ничего не делал, только прикасался. Но от этих
прикосновений все мое тело загорелось, и меня пронзило наслаждение, какого
я никогда не знала. Ни в те дни, когда Николаус Миллер был еще в силе. Ни
потом, когда легла в объятия Бальтазара Фихтеле. Бальтазар - мальчишка по
сравнению с Агеларре. Одно прикосновение руки моего господина значит для
меня больше, чем вся любовь Бальтазара.
испуг, засмеялся и сказал, что я глупышка. Ночь едва началась. Просто я
стала видеть в темноте. И я поняла, что он прав. Он никогда не ошибается.
Кто угодно может ошибиться, только не Агеларре.
нас не видел, хотя мы встретили несколько человек на улицах - ночную
стражу и кривого Крамера-Мусорщика. Мне показалось, что он-то как раз нас
и заметил, но потом я сообразила, что он немой и все равно никому не
расскажет, и засмеялась.
будто земле было весело нести на себе такой легкий груз, как мое тело. И я
поняла, что могу взлететь, если захочу. Но я не хотела, потому что
Агеларре шел по земле.
нами, черный крест над Обжорой вырисовывается на фоне неба, где еще не до
конца угасла заря.
просто передернуло, когда я его увидела, и я поскорее отвернулась. Кроме
того, я знала, что там, под крестом, схоронен новый мертвец. И лучше бы
ему оставаться мертвым, подумала я, потому что он, вероятно, мог
воскреснуть и отомстить мне.
не бояться. И снова меня разобрал смех.
засветилась и засияла, как будто там, внутри, горела свеча. Он взял меня
рукой за бедро и заставил расставить ноги пошире, а потом вложил мне между
ног эту ветку, как будто я ее оседлала. И от этой ветки шло такое
нестерпимое наслаждение, что мне захотелось плакать. А он отпустил меня и
крикнул:
ясный день. Только гораздо более ярким, чем бывает даже в самый солнечный
день. Вот наш город и наша улица, а вот луга, куда пастухи выгоняют
пастись городское стадо; дальше поля, возделанные под рожь; видела я и
рудник, и реку, и Разрушенные горы, откуда много столетий назад спустились
три старателя.
внизу.
преобразил все вокруг, озарил дивным светом давно знакомые места. Какой
желанной была эта красота! Сперва мне захотелось перенести ее на гобелен,
показать другим, создать работу, которой восхитился бы весь мир. А потом я
поняла, что совсем не этого мне страстно хочется. Я жаждала обладать этой
красотой одна. Я мечтала властвовать над нею.
объятия, хохоча и рыдая, и он прижал меня к своей груди.
знала, что он говорит правду.
сотворенного. Весь мир лежит у твоих ног.
увечных душах. О жадных, о бесчестных. И после увиденного люди показались
мне ничтожнее вшей.
насекомых?
которая расползалась от ее лохмотьев, о ее убогой стряпне, тяжелой руке, и
ее сердце представилось мне подобным заплесневелой корке хлеба.
когда я подумала о тетке Маргарите, он крикнул:
сквозь городские стены, сквозь стены домов, они добрались до горла тетки
Маргариты и стиснули на нем пальцы. Я видела, как она корчится и бьет
ногами по кровати, а потом обмякает и обвисает, и мне было весело, мне
было очень весело, и Агеларре стоял рядом, и я думала о том, что теперь мы
двое властвуем над этим великолепным миром.
кровь. Губы шевелились, выталкивая все новые и новые слова.
эту содрогающуюся окровавленную плоть. Когда она замолчала, он сделал знак
палачу, жилистому малому в кожаном фартуке, и тот окатил женщину ведром
холодной воды, в который уже раз вырывая ее из небытия. Иоганн Штаппер,
писарь, усердно строчил, скорчившись за маленьким столиком.
созналась в том, что вступила в преступные сношения с дьяволом, который
обучил ее множеству мерзостей. По наущению дьявола и с божьего
попустительства означенная Рехильда Миллер творила свои черные дела,
как-то убийство своей родственницы, Маргариты Дорн, убийство нищего,
известного в городе как Тенебриус, убийство своей прислуги, Анны Занг,
известной также под прозвищем Вейде ("Лужайка")...
Миллер..."
мира и научил радости властвовать.
пальцами по ее страдающему телу, и оно перестало воспринимать боль.
взглядом. И светлый господин отшатнулся, тонкие черты его исказились, и
женщина с ужасом заметила в них тот же страх, что терзал ее.
сквозь зубы:
как мерцает искорка - в дальнем углу, там, куда упирался желобок для стока
крови. А потом искорка погасла.
кипя от гнева, переполненная горем.
и с порога сказала:
проговорил старик. - Цена ей была в базарный день два гроша. Благодаря
тебе она лишних два года на этом свете проторчала. Без тебя подохла бы
куда раньше. Об этом думай, а не о глупостях, которые по бабьему делу
натворила.
девочку, и отдала в руки соседей.
Роллинс Джеймс
Володихин Дмитрий
Флинт Эрик
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Куликов Роман