Чтение 11–й страницы книги ~Семеро праведных в раю Хозяина~

не доктор я. Я ангел Божий.

- Ты мой бред, - сказал Упрямец и обхватил голову руками. -
Кто-нибудь из вас, кто мне чудится, позовите врача! Пожалуйста, позовите!
Ведь кто-нибудь из вас настоящий, правда? Я и правда могу умереть, ведь
пырнул меня дурак битой бутылкой в живот, сядет теперь по глупости за
убийство... Позовите фершалицу тетю Машу, она в зеленом доме живет, в
пятом от разъезда...

- Тетю Машу ему! - рявкнул Хозяин и с размаху ударил Упрямца в
челюсть кулаком. Хрястнуло, и Упрямец осел на пол, схватившись руками за
живот.

- О... - простонал он. - Сука ты...

Хозяин пнул его ногой.

- На колени, паскуда! Ты мертв, я ангел Божий!

- Пидор ты, а не ангел, - тихо сказал Упрямец, лежа на полу.

- Молись, говно! Ты хоть молитвы знаешь?

- Заебись в жопу... - прошептал Упрямец.

- Повторяй: отче наш, иже еси на небесех...

- Сука... еба... в рот...

Пятеро праведных сидели кружком и смотрели, как Хозяин бьет шестого.
И никто не сказал ни слова.

- Ты умер! - говорил Хозяин. - Ты в раю!

И с каждым новым словом бил Упрямца ногами, и белый халат развевался
над армейскими ботинками.

- Молись, паскуда!

- Бляди...

А потом вошла Аглая и взяла Хозяина за руку.

- Что ты делаешь? - спросила девочка.

Хозяин остановился, тяжело дыша.

- Он не верит в Бога. Он не верит в смерть. Он не поверил мне.

- Какая разница, - сказала Аглая тихо.

- Но как же он очутился здесь, если не верит? - спросил Хозяин.

Упрямец открыл глаза. Над ним склонилось детское лицо, ясное, с
широко расставленными глазами. Серьезное, спокойное.

- Сестрица, - прошептал Упрямец, - я не буйный, пусть он не бьет
меня...

- Не бойся, Упрямец, - сказала Аглая. - Он больше не тронет тебя.

Хозяин дернул ртом и вышел, пробурчав напоследок:

- Если вы такие умные, то сами и вразумляйте этого атеиста...

И хлопнул дверью внизу, и дом содрогнулся.

Упрямец приподнялся на локтях, огляделся, и белые одежды праведных
показались ему смирительными рубашками.

Карусельщик глядел на него с пониманием.

- Выпей чаю, - предложил он, протягивая в ладонях буроватую жидкость.

Упрямец жадно глотнул, посмотрел на прыщавое истощенное лицо
алкоголика, успокоенно вздохнул.

- Так я и знал, что это вытрезвитель...

- Что ты делаешь, Аглая? - спросила Пиф свою дочь.

Девочка сидела на ступеньке в доме, где были выбиты все стекла.
Солнечный свет ломился в оконные проемы, которые были тесны для него. На
коленях Аглаи лежала сгоревшая книга, и черными были ее страницы.

- Я читаю, - сказал ребенок.

Пиф села рядом, заглянула в черноту сгоревших листков.

- И что здесь написано?

- О, - сказала Аглая, просияв улыбкой, - всякий раз - разное...

С пустым ведром прошел мимо них наверх Комедиант. Пиф заметила вдруг,
как красив он и каким усталым он выглядит.

Набрал полное ведро чаю из ванны и вниз пошел, тяжело ступая. Все
немило было ему в раю Хозяина.

А Голос визгливо бранился, сидя на плече Комедианта:

- И чай этот дрянь! - плюнул на пол. - И ванна грязная! - пнул ванну.
- И бабы на лестнице сидят, шагу не ступить! - нарочно задел.

Комедиант скрылся за холмом, сложенным старыми консервными банками, и
только Голос доносился еще:

- ...и рай этот ваш ебаный!..

Пиф покраснела от злости и открыла уже рот, чтобы обматерить вдогонку
своего давнего друга, как вдруг заметила, что Аглая плачет. Что смотрит
Аглая на Комедианта во все глаза и слезы текут по круглым детским щекам.

- Почему ты плачешь? - спросила у дочери Пиф, удивившись.

- О, я жалею его, - ответила Аглая. - Я жалею его, мама.

- Почему? Разве он не один из нас?

- Он скоро умрет, - сказала девочка.

- Какие глупости, - отрезала Пиф, глядя, как Комедиант показывается
из-за холма на тропинке, как спотыкается и щедро плещет чаем себе на ноги.
- Какие глупости, Аглая. Разве мы уже не мертвы?

- Разве мы мертвы, мама? - удивленно спросила Аглая, и Пиф вдруг
вспомнила: ее дочь не знала другой жизни, кроме посмертной. Как дети,
рожденные во время войны, не знают ничего о мире.

- Смерть - она там, - сказала Аглая и махнула рукой в сторону
солнечного света.

И ослепительный свет солнца показался вдруг ее матери страшным.

- Und das Licht scheint in der Finsternis, und die Finsternis hat es
nich ergriffen... - читал Пастырь нараспев.

Чумазый подросток терся у входа в храм, то и дело вытягивая тощую шею
и засовывая любопытную физиономию в распахнутые врата.

Подросток был худ и очень подвижен; на смуглом круглом лице
поблескивали узкие глаза; слегка выпяченные губы шевелились, как будто
повторяя слова, доносившиеся из храма. Растрепанные черные волосы
подростка кое-как заплетены в тоненькую косичку. Мальчик был бос, в рваной
рубашке с плеча рослого мужчины, которая доходила ему до колен.

В темноте вечной ночи смутно поблескивал храм. Это было шестиугольное
сооружение со стенами из рифленого стекла темно-синего цвета, с вечным
не-небом вместо крыши, с облачным покровом вместо пола, и облака в храме
были чернее китайской туши. В этой черноте почти целиком терялась
облаченная в темные одежды фигура Пастыря, над которым, в бессветном
воздухе, висела, раскинув руки, светящаяся фигура.

К ней и обращался Пастырь, вознося свои молитвы, и невидимый хор еле
слышно пел откуда-то из-под крыши.

Подросток мялся на пороге, не решаясь войти. Его разрывали на части
любопытство и страх. А хор продолжал петь, и Пастырь продолжал читать, а
светящаяся фигура парила над головами и неожиданно вспыхнула, как будто в
нее ударила молния.

При этой ослепительной вспышке вдруг высветился город-призрак -
огромный город, почти до основания разрушенный бомбежками. Он был виден
как бы с высоты птичьего полета. На месте стеклянного храма оказался
другой, вернее, руины другого - от него осталась только одна стена,
наполовину рухнувшая, похожая на сломанный зуб. На этой стене висело
распятие. Оно становилось все больше и больше по мере того, как яркий свет
угасал, и город исчезал в надвигающейся темноте. И наконец оно стало
большим, горящим; оно словно впитало в себя весь израсходованный на
вспышку молнии свет, и медленно слилось с повисшей в воздухе бесплотной
фигурой.

- Вот ты где, паршивец! - сказал кто-то в темноте и ощутимо схватил
подростка за ухо.

- Ай! - вскрикнул мальчик и попытался вывернуться.

- Что ты здесь делаешь?

- Ничего плохого, господин! - поспешно сказал мальчик.

Постепенно перед ним стала вырисовываться фигура рослого мужчины в
военной форме. Щуплый азиатский подросток казался рядом с ним совсем
ребенком.

- Пойдешь со мной, - распорядился мужчина.

- Нет, пожалуйста, - взмолился мальчик. - Здесь так красиво.

- Не рассуждать! - рявкнул мужчина и больно вывернул ухо. Мальчик
запыхтел. - Я сказал, что ты пойдешь со мной, и точка! Беспризорникам
здесь не место.

- Я не беспризорный, - сказал мальчик.

- Да? - Мужчина откровенно не поверил. - А чей же ты, в таком случае?

Долгая пауза.

- Забыл, - признался мальчик.

- А здесь как оказался? - хищно насторожившись, спросил мужчина.

- Пришел.

- Как пришел? - продолжал допытываться мужчина.

- По... облакам. Я...

- Ты сбежал?

Мальчик отвернулся.

Пастырь в храме замолчал, прислушался, потом пошел к выходу - и вот
он уже стоит в дверях.

- Что здесь происходит? - осведомился он. - Неужели нельзя было
отнести ваши служебные дела подальше от Божьего храма?