Понимаешь, в детстве я в зоопарк не ходил, не было у нас зоопарка. Думаю,
надо же когда-нибудь побывать. Вот и решил совместить приятное с полезным.
нужна.
куда-нибудь, чтобы все вокруг пропало в бездну, в тартарары, чтобы все
стало неважным, кроме нас двоих. - Шалопут замолчал.
меня с работы как злостную прогульщицу, и муж бросит. Ладно, когда?
положение. Сергей Петрович, изощренный аналитик, то, что называется сухой
ум, или светлая голова, вдруг резко нажал пальцами на рычажок и услышал
"чик-чирик". Муж нанимает частного агента следить за проделками жены,
подытожил любовник-конспиратор. Он поймал себя на том, что совершенно
равнодушно произносит, хотя бы и в мыслях, слово "любовник". Мысль делить
женщину с кем-то другим, пусть он даже законный супруг, глубоко
противоречила его природе, а если взглянуть в недалекое прошлое, то вообще
само появление ее казалось невероятным. Он попытался вспомнить себя в
более молодом и наивном возрасте. Неужели это было с ним, неужели он был
так непримирим, так прямолинеен?! Перед ним возникла еще одна щемящая
картина - двое сидят на последней ступеньке лестницы, уходящей в воду, и
болтают ногами в теплой, как парное молоко, воде. В сиреневом небе,
залитом огнями многомиллионного города, висит полная луна и с высоты
наблюдает, как круги от их ног ломают перевернутое изображение старой
крепостной стены. Сергей Петрович отогнал юношеское воспоминание, но оно
опять явится к нему ночью, когда он, утомленный картежной игрой, уснет в
купейном вагоне пассажирского поезда.
порядок и отправился покупать билет, который позволит осуществить
намеченное им мероприятие. Выходя из темного подъезда, он подвергся
внезапному нападению яркого солнечного света вкупе с теплым свежим
воздухом и не заметил, как вслед за ним появился сосредоточенный молодой
человек. Не заметил он его и позже, когда стоял на перроне наземной
станции метро и наслаждался живописными кручами левого береге и
трехступенчатой белоснежной колокольней бывшего мужского монастыря, где он
прогуливался вчера по аллее, усыпанной багровыми листьями и блестящими
орехами. Он думал о том, что лет пятьдесят назад по этой аллее гулял
писатель Бездомный, который всю юность прожил в Южном городе, а желал жить
в столице. Он часто вспоминал судьбу ее основателя, который лет восемьсот
назад свою жизнь положил на то, чтобы жить в Южном городе, бывшем тогда
столицей, истратил силы и здоровье, основал по пути не один город, в том
числе нынешнюю столицу, и наконец достиг своей цели, умер-таки в Южном
городе его главным правителем.
Основоположника, он не обратил внимания на то, как ненавязчиво
разглядывает его гражданин, занявший за ним очередь. Да и потом, на
городском рынке, напротив кафедры, покупая роскошные осенние георгины, он
мог бы легко рассмотреть открытое волевое лицо преследователя, на котором
еще не было и следа морщин - этих шрамов борьбы человека с самим собой,
впрочем, не было пока и шрамов иного рода.
вкусных вещей. На пороге его встретила Марта и они обнялись, будто не
виделись тысячу лет. В этот день она была внимательнее обычного, не
шутила, не смеялась, не называла его Шалопутиком, а только Шалопутом, не
приставала к нему с вопросами, где он работает и почему у него, бобыля,
целая трехкомнатная квартира, а у них с мужем, ответственным работником,
всего две комнаты. Она осторожно заглядывала ему в глаза, пытаясь выведать
в них что-либо существенное или определить, правда ли он едет в
командировку, а не так просто сбегает от нее подальше. Но в маленьких
Шалопутовых глазках кроме нежности никакой особой информации не
содержалось. Впрочем, для нее и это было не так мало. Она любила его,
потому что он никогда по большому счету не врал, потому что был ласков с
ней, потому что она чувствовала, что нужна ему, и наконец еще потому, что
Шалопут был человек необыкновенный. Зашивая ему надорванный рукав
вельветового костюма, Марта спросила:
упоминал о нем и ей не позволял насмехаться. Но сегодня, быть может,
впервые заговорил о Караулове. Да и то сказать, повод был из рядя вон
выходящий. Они обсуждали вопрос и с той, и с этой стороны, но к единому
мнению не пришли. Шалопут всячески успокаивал ее, говорил, что все
выяснится самым что ни на есть обычным образом. При этом он старательно
обходил вопрос о том, кто же Караулова запер в клетке. Видно, не знал
ответа.
человек с тараканьими усами. - Ваша жена?
намерен завязывать разговор.
оконном пятне таяли провожающие, носильщики, буфеты, напичканные крутыми
холодными яйцами в целлулоидных пакетах, лампы дневного света и круглые
вокзальные часы марки МЧЗ. Необщительный гражданин облегченно вздохнул,
впереди у него - двенадцать часов беззаботной жизни, когда не нужно
принимать никаких решений, можно расслабиться, просто глядеть в окно. Он
полностью передоверил себя машинисту - добровольному узнику стального пути
и железнодорожного расписания. Он редко ездил и потому любил это делать.
Предпочитал поезд самолету, потому что так дольше, купе - плацкарту,
молчание - разговору. Но ему сегодня явно не повезло. Стоило ему поверить,
что его оставили в покое, как над ухом послышалось:
нагло перевравшего смысл происходящего за окном. На него глядели веселые
добродушные глаза.
попытался пройти мимо протянутой руки.
веселых, от них скорость прямолинейного движения возрастает.
необычным знакомством. До этого они успели уже развернуть на купейном
столике бумажные свертки с провизией, и теперь из газет и журналов
выглядывали коричневые куриные ноги, головки репчатого лука и чеснока,
аппетитные колбасные кольца, бутылочка кефира и еще многое другое. Все это
поедал бледный щуплый парнишка, а его пухленькая розовощекая женушка с
какой-то обреченной покорностью намазывала, обмакивала, солила и
подсовывала новые и новые куски. Когда один гражданин послал другого к
черту, кормежка прекратилась и супруги стали напряженно глядеть в коридор.
Константин приветливо улыбнулся попутчикам и, показывая на стол, спросил:
это делают женщины на картинах Рубенса.
ресторан, - предложил он тут же Иерониму.
усами, и он согласился.
портвейн. - Я - герой нашего текущего времени, великий комбинатор в своем
роде. - Он полез в карман и достал нераспечатанную колоду карт. - Вот
новенькая колода, еще не залапанная, не крапленая, в ней тридцать семь
карт, тридцать шесть обычных шестерок, семерок, валетов, в общем,
организованное население, я бы даже сказал, некая тайная организация с
одним жестоким законом, законом всеобщего битья, а именно: тузы бьют
королей, короли, извиняюсь, дам, дамы управляют валетами, валеты шпыняют
десяток, а больше всех достается шестеркам, они даже не пешки, те хоть
могут пробиться в ферзи, а шестерки - единственное, чего могут, так это
подставить свои голые зады под розги любой вышестоящей инстанции. Имеются,
конечно, различные масти, имеются и козыри, везунчики, те, которых
вытащили перед игрой и раздали по рукам. Счастье козырей не постоянно. Но
есть одна карта в этой колоде волшебная, - Константин цыкнул зубом и
Нортон Андрэ
Буджолд Лоис
Херберт Фрэнк
Мороз Александра
Херберт Фрэнк
Березин Федор