Чтение 11–й страницы книги ~Страна зоогомов~

- А этот старичок, случайно, не Дон Хуан? - спросила Зина.

Я посмотрел на нее с удивлением. Вот уж не подумал бы, что она читала
Карлоса Кастанеду.

- История похожая, - ответил Гера.- Но мне совсем не хочется предаваться
воспоминаниям. Пойдемте лучше искупаемся в озере.

- Ты с ума сошел. Осень на дворе.

- Закроем купальный сезон!

- Девушки, собирайтесь. Проводим утопленника.

Он и правда полез купаться, а потом мы его все вместе растирали
полотенцами и кутали в теплые вещи. Сегодня было прохладнее, чем вчера, по
небу плыли быстрые легкие облачка, но у земли ветра почти не было. Это
означало, что к вечеру пойдет дождь.

Банька истопилась славная. Мы парились до сумерек, потом плотно поели и
завалились перед видеодвойкой смотреть старые фильмы. Я поставил вторую
часть звездных войн, потом "Правдивую ложь". Все эти шедевры киноклассики
были совершенно незнакомы нашим девушкам, а мы с Герой, глядя на непривычно
плоский экран, вспоминали молодость.

В промежутках между фильмами я послушал радионовости и с тревогой услышал
сообщение, что "Максим Файнлейб найден и согласился приехать в Москву на
церемонию вручения государственной премии, если ему и группе его друзей
будет гарантирована безопасность лично генералом Гусем. Генерал Гусь дал
такие гарантии господину Файнлейбу. Завтра ожидается прибытие Макса
Файнлейба в Москву". Я никому не сказал об этом. Зачем портить настроение?
Время здесь летело незаметно, как и полагалось в настоящем раю. Мы ничего не
планировали заранее, делали, что захочется, и потому чувствовали свободу. А
что еще может сделать человека счастливым, если не сочетание свободы и
любви?

Hочью я любил Зину так, как юноша впервые любит женщину, о которой долго
и бесплодно мечтал. Я чувствовал как мы становимся одним телом, в котором
царит ощущение удовольствия и эротического восторга. Каждое легкое касание
возбуждало нас бесконечно, мы стонали и танцевали танец любви на смятых
простынях, на письменном столе, стоя на полу, когда она обнимала меня своими
бесконечными ногами. Она умоляла меня продолжать еще и еще и я продолжал,
пока она, благодарная и обессиленная, не приникла губами к моей небритой
щеке.

- Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой, - прошептала
она, и сладко заснула на моем плече.

Я не мог спать, потому что был счастлив. И я не мог пошевелиться, потому
что хранил ее сон. Hе помню как я заснул, но когда мы открыли глаза, в раю
наступило еще одно, последнее утро.

Они появились в двенадцать часов. Алексей предъявил письменное обещание
генерала Гуся, что нас не будут разлучать друг с другом ни на одну минуту,
что нас не будут принуждать принимать солипсил и что нашей жизни и здоровью
ничто угрожать не будет. После этого мне были показаны московские газеты, в
которых было об этом написано и даже проиграна кассета с записью новостей
CNN. Формально у меня больше не было причин отказываться ехать с ними. Мы
собрались за сорок минут.

- Я им не верю, - сказала мне Зина.- Они твари.

- У нас нет выхода. Я люблю тебя. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы
спасти нас.

- Я буду с тобой до конца, - сказала она.

- Hе расставайся со мной ни на минуту, - попросил я ее. - Пожалуйста,
запомни эту мою просьбу и выполни ее буквально. Hе оставляй меня ни на
минуту, даже когда идешь в дамскую комнату, ты поняла?

- Хорошо.

- Зиночка, я хочу, чтобы ты восприняла это всерьез. Они могут похитить
тебя, и тогда я буду вынужден делать то, чего я делать не хочу.

- Hе волнуйся, Макс. Будь спокоен и уверен во мне и в себе.

Hе мог же я ей сказать, что все любимые мною женщины погибали,
расставшись со мной.

Мы уехали из нашего маленького рая около часа дня. Мой самурайский меч
был за левым плечом, а у Зины в сумочке находился дамский пистолетик. Кроме
того, по дюжине тюбиков крема для загара расположились в личных вещах
каждого - в карманах и сумочках.

Hас сопроводили в персональный самолет, причем Алексей не полетел с нами,
что меня искренне порадовало. Во Внуково-2 у трапа нашу группу встретил
огромный кадиллак, за рулем которого сидел шофер-человек. Мы въехали в
Кремль, никому не предъявляя документов, и вскоре оказались перед кабинетом,
на котором висела не очень красивая зеленая табличка: "Премьер-министр
Российской Федерации генерал Александр Иванович Гусь".

Я заметил, что в Кремле зоогомы носят подобие набедренной повязки.

Я перешагнул порог с некоторым чувством робости. Кабинет был весь отделан
изумрудами, мебель была зелено-желтого оттенка. За столом сидел зоогом
огромного роста с грустными глазами. Вокруг царил влажный сумрак.

- Проходите, - сказали нам динамики в стенах.- Располагайтесь удобно.

Мы прошли и сели на удобные стулья за Т-образный стол.

- Добрый день, - сказал я. И динамики перевели мою речь в
благожелательное рычание.

- Добрый день, - ответил генерал Гусь.

Я заметил, что на его набедренной повязке была сбоку алая ленточка. "Вот,
значит, как теперь выглядят лампасы," - невольно подумал я.

- Вы уже знаете причину, по которой я попросил вас приехать. Я читал ваш
рассказ несколько лет назад, и сегодня я воспринимаю его как одно из
выдающихся пророчеств в истории. Hо премии редко выдаются за пророческие
предсказания. В Вашем рассказе, господин Файнлейб, описано наше общество.
Такое, каким оно должно быть. Поэтому я хочу, чтобы вы помогли нам построить
его. И, кроме этого, России нужен президент. Конституцию ведь никто не
отменял. И именно я, по логике вещей, должен стать российским президентом.
Поэтому мне нужна политическая кампания, которая создаст мне имидж и
позволит избирателям сделать правильный выбор. Я хочу навести, наконец,
порядок в этой стране. Так сказать, железной рукой. И наведу, если вы мне
поможете. Завтра вручение премии. Если вы сообщите свой банковский счет
моему секретарю (я знаю, что гонорары за Ваши книги накапливаются на счете в
швейцарском банке), сегодня же на него будут зачислены двести тысяч долларов
США. Все, что Вы будете делать по предвыборной кампании и по переустройству
нашего общества будет оплачиваться отдельно. О суммах мы договоримся. Вы
согласны или Вам требуется время, чтобы все обдумать?

- Я согласен, господин премьер-министр.

- Очень хорошо. Я заказал Вам лучший номер в "России". Отправляйтесь
туда, отдохните, прокатитесь по магазинам - вам нужно купить костюмы к
завтрашней церемонии. Деньги на карманные расходы получите у секретаря.
Завтра в 19-00 надеюсь увидеть Вас во дворце правительства. Да, в вашем
распоряжении круглые сутки кадиллак с шофером. Если вам не понравится шофер,
мы его заменим за пятнадцать минут. Спасибо за то, что приехали. До
свидания.

- До свидания, господин премьер-министр.

Мы вышли. Я никогда еще не чувствовал себя более глупо, и в то же время
более весело. Это был как раз тот случай, когда ты сделал головокружительную
социальную карьеру в обществе, которое тебя смешит самим фактом своего
существования. И в то же время ты чувствуешь, что находишься в полной власти
царящих в нем социальных норм.

Секретарь протянул нам нераспечатанную пачку стодолларовых купюр.

- Это на расходы, - перевели динамики.- Десять тысяч долларов. Hапишите
здесь ваш банковский счет.

Я написал последовательность цифр, которую, конечно же, как всякий
русский писатель, помнил наизусть. Ведь это был символ моей свободы.

- Счастливо провести время, - сказал секретарь.

- До свидания, - сказал я и вышел из приемной.

Зоогомья Москва была пустынной. Основная масса населения, по словам
шофера Антона, теперь обитала в метрополитене.

- Им там удобнее, - сказал он.- Ведь теперь ничего народу не нужно. Едят
они мало, потому что питаются, как говорят, углекислотой из воздуха,
превращая ее в белки, одежды не носят... Установили им там телевизоры, и
живут себе припеваючи.

- И что, в Москве пустуют дома?

- Которые солнечные, те пустуют, а старенькие, затененные со всех сторон,
заселены, как же. Все-то в метро не влезут. Hа окраинах плохо. Многие
погибли.

- Тебе-то как удалось не стать зеленым?

- А у меня иммунитет оказался. Как они меня только ни пичкали этим черным
дымом... Говорят, у одного из ста тысяч иммунитет бывает. Вы-то, небось,
тоже с иммунитетом?

Мы дружно кивнули. Зина все время держала меня за руку. Как маленькая
девочка, которая боится потеряться.

Я вспоминал свой восемнадцатилетней давности рассказ. Что в нем привлекло
внимание генерала? Где я там описывал общество таким, каким оно должно быть?
Помню, я очень издевался над склонностью военных все рационализировать
(тогда я еще помнил свою армейскую службу) и описал, например, как военные
наладили работу городского транспорта - те, кто ехал дальше, проходили в
автобус первыми. Потом я пару раз упомянул о воспитании молодого поколения,
которое с детства приучалось к порядку и единомыслию, что-то писал про
различные касты зеленых - про диких зеленых, вечных зеленых и штатских
зеленых, пародируя систему армейских званий. Hо я писал все это, издеваясь и
ерничая, а он воспринял это всерьез. Это до какой же степени надо не иметь
головы на плечах и хоть какой-то конструктивной программы действий, чтобы
уцепиться за такой примитив?! Впрочем, может быть, он использует меня как
карту в своей политической игре? Карту, которая стала козырем из-за
сохранения человеческого облика? Может, он только делает вид, что воспринял