живительные струи омывали накопленные за год шлаки, пока в потоке воды
бесследно исчезали слезы, именно в эти неописуемые минуты и вызрело
единственно возможное решение. Холеный закончил мыться, вытерся
полотенцем, забрался обратно в свое нестиранное, источающее запахи Кельи
тряпье. После чего принялся неторопливо рыться в стенном шкафу. Насколько
он помнил призрачные хлопоты сумасшедших лет, здесь должно было пылиться
средство, требуемое для реализации найденного решения - две тщательно
закупоренные бутылки из-под водки, наполненные бензином. Зачем этот
изумительный продукт хранился здесь, он уже не помнил, возможно, для...
покинул ванную, стискивая бутылки в руках, наслаждаясь их убийственной
тяжестью. Он был бесконечно спокоен.
Ничего не забыть бы: пол, обои на стенах, антресоли, двери. Затем настала
очередь прихожей. Здесь: тумбочка, вешалка, коврики, обувь, книжный
шкаф... Никто не вмешивался в его действия - в коридоре почему-то было
пусто. Очевидно, массовка утомилась, отдыхала в комнате. Впрочем, если бы
кто-нибудь и заметил столь странное поведение, скорее всего, беспечно
прошел бы мимо, шлепая босыми конечностями по линолеуму. Привычная
этикетка "Народной" на бутылках, привычная внешность занятого делом
мальчика погасили бы секундный вопрос - все в порядке, пьяный псих
развлекается. Что касается запаха, то насыщенная мертвечиной атмосфера
мгновенно растворила его в себе. Так что работа была выполнена очень
быстро. Потребовалась одна бутылка.
много там скопилось живого мяса. Но ничего! Холеный нашел рюкзачок,
вытащил оттуда зажигалку, улыбнулся. Затем вывернул пробки.
Преодолев брезгливость, Холеный вошел в комнату. Стараясь поменьше
соприкасаться с липкой шевелящейся массой, пополз. Ступая по чему-то
мягкому, шарахающемуся из-под брюха, слушая отвратительные ругательства,
он добрался до окна, встал, плеснул на занавески остаток драгоценной
жидкости и поднес руку с зажигалкой. Был ясно виден его сгорбленный
силуэт.
наступила тишина. - Если не верите, проверьте. Только что облил занавеску.
В руке у меня зажигалка, и сейчас я подожгу вас, ребята.
впрочем, возможно, чуть больше. Массовка удирала шикарно, побросав одежду,
забыв про партнеров, разыграла перед узкой дверью безобразную сцену и
разбежалась, даже не поблагодарив хозяина - первыми, разумеется, мужчины,
за ними остальные. Какое-то время лестница содрогалась от беспорядочного
топанья. И все стихло.
находиться? В квартире? На лестнице? Остаться в квартире - значит умереть.
Выйти на лестницу - продлить страдания. "Я должен страдать", - понял
Холеный, испытав облегчение. Он побрел к выходу, прощаясь с грудой мебели
в комнате, с загаженными обоями, разбросанными кассетами, журналами,
фотографиями. И почти уже совершил задуманное, но тревожная мысль
остановила его. "Не так, - подумал он, поморщившись. - Неправильно я
делаю."
бережно держа ее, вышел на лестничную площадку. Люмпа не было, словно и не
лежал он здесь вовсе, словно не покидал эту квартиру. Очевидно, две
девочки-подружки сжалились над ним, убегая, взяли с собой. Холеный бросил
в коридор оставшуюся бутылку с бензином - она лопнула, коротко вскрикнув.
Зажег сухой фитилек. А затем, дрожа от возбуждения, воспользовался
маленьким уютным пламенем, чтобы превратить свой дом в пылающий факел.
телефонную кабину:
и назвал точный адрес.
крошечного замкнутого мирка! Он вошел в чужую парадную, располагавшуюся с
противоположной стороны от скверика, и поднялся на последний этаж, избегая
смотреть на устрашающие багровые всполохи, отблески которых проникали сюда
сквозь окна лестничной клетки.
Здесь было точно так же холодно и тоскливо, отличались только номера
квартир. Человек сел на ступеньку, и лишь тогда позволил себе целиком
отдаться безнадежности, преданно ходившей вместе с ним весь день,
полюбившей его в тот самый миг, когда исчезла дверь Кельи. Он заплакал.
Его лестница навсегда осталась по ту сторону дворика. Навечно.
стал наблюдать и за работой пожарной команды. Он спрятал лицо в ладонях и
заставил себя думать о том, что же теперь делать, но ничего
возвышенно-светлого в голову не приходило, сохранились только вялые,
мелкие, суетные мысли, и он тихо завыл - не удержал в груди черного,
глухого отчаяния. Ему было невыносимо страшно. Он осознал, что готов на
все. На что?.. На все! "Елки-палки, зачем я психую? - произнес он, жестоко
кусая губы. - Чего я добиваюсь, в самом деле! Что мне надо?"
возвращаться.
равнодушные стены. Впрочем, стены всюду одинаковы. Совершенно безумная
надежда спасла погибающий рассудок. Человек подумал: "Какую из стен
выбрать?", и после недолгих колебаний решил - ту, что выходит на улицу. Он
поднялся. Надо просто хорошо попросить, - подумал человек, и, ощущая
глупую неловкость, опустился на колени - медленно, неумело. В его
исполнении это выглядело очень забавно... На лестнице было пусто - почти
как ТАМ, над головой помаргивала тусклая лампочка - похоже на ТОТ свет.
Как просить? - он растерялся. Как?.. Как умеешь, по другому не получится.
И он начал говорить, сбиваясь, лихорадочно подыскивая слова, не думая о
том, что его может услышать посторонний, боясь лишь одного - что не
услышит Она. Человек говорил вслух, его негромкий голос тыкался в углы,
полз по ступеням, иногда неуверенно замирая, иногда оживляясь на длинных
фразах, а когда связность речи ускользала, человек наклонялся вперед и
прикасался сухими губами к штукатурке. Вероятно, так молился бы верующий в
храме. Но во что верил он - сжегший имя, сжегший дом?
терялся, не знал, что сказать и как сказать. Внутри его переполняли нужные
чувства, он готов поклясться в этом! Кроме того, не встретил он заблудших
- только мерзавцев, только отвратительных червяков он встретил: да, не
повезло ему.
чтобы вытащить того, не правда ли? Видевший это не посмеет осудить!
как он соскучился по пламени свечи, и как жаждет вновь прикоснуться к
Книге.
коленях, но все это не имеет ни малейшего значения, потому что никто ему
так и не ответил.
почти не спал, хотя ни о чем особенном больше не думал, и даже не плакал -
слезы иссякли. Покончить с собой так и не решился. Под утро сознание его
прояснилось, и он стал прикидывать, как организовать дальнейшее
существование в этом ненужном ему мире, а когда встающее солнце начало
робко заглядывать в чердачное окошко, он злобно сказал себе: "Чего тут
рассуждать? Надо сначала найти пожрать что-нибудь!" Единственным чувством,
смущавшим теперь его утомленную душу, был животный голод.
обычного бродягу, да и кем иным мог бы стать этот выползший из Кельи
слизняк?
не поверил глазам. Не может быть! - засмеялся. - Не может быть! Продолжая
безудержно смеяться, человек подбежал, обнял упругую поверхность,
согнувшись в поясе, припал губами к железной ручке - обезумевший от
радости, бормочущий невесть какие глупости.
сломал бы замок. И он вошел, и вновь попал в привычный полумрак, долго
стоял на пороге, блаженствуя, вдыхая чудесный воздух, здороваясь с
жилищем, так опрометчиво покинутым им день назад, и опять плакал.
Шилова Юлия
Круз Андрей
Ларссон Стиг
Корнев Павел
Бажанов Олег
Афанасьев Роман