рано утром? Да потому что мы всю ночь заснуть не могли! Ты даже, наверное, и
не представляешь, какой нас восторг тогда охватил... Мы все вспоминали о
тебе, как ты летал - как свободно, как красиво - поверишь ли - каждому из
нас стихи хотелось писать! Знаешь, хмеля уже совсем не осталось. Да - я
вполне отдаю отчет, что не выпитым, но только чувствами своими мы были
пьяные - и это было прекрасное, творческое опьянение. Понимаешь ли, Ваня, мы
пребывали в таком состоянии, в таком творческом братстве, в единении, в
каком нынешнее общество еще не может пребывать - не доросло оно еще до
такого возвышенного состояния. А вот ты, Ваня, ничего не говоря, только
показав, как паришь свободно, ввел нас в такое состояние. Мы потом за руки
взялись, да все так быстро по улицам, по парку ходили, о тебе, о полетах, о
будущем человечества говорили. И все вверх, на звезды смотрели! Ведь именно
там, среди звезд, там в парении, в познании, в любви, будущее человечества!
мы все этим зажжены! Ваня, и ведь так же будут зажжены и иные люди - так же
вспомнят об истинном пути, все объединятся, все братьями и сестрами станут.
И это же не просто слова, не детские мечты - ты бы только видел со стороны,
как ты прекрасен, когда паришь! В этом что-то божественное есть... Как и две
тысячи лет назад за Христом шли ученики, там и мы пойдем. Но что этот
Христос в нашем мире?! Эта вера... она уже столькой грязью обросла, она уже
пошлой стала... Деньги, взносы, молебны, разговоры, надежды нищих, кающиеся
грешники остающиеся грешниками... Все это уже отошло, все это уже не
зажигает сердец. А тут истинная, сильная вера - вот она, красота бытия - вот
он, зов к новым свершениям! Та вера уйдет, но будет новая, настоящая вера -
ты сможешь - да, если бы ты видел со стороны, как летаешь, то говорил бы с
такой же уверенностью, как и я - ты сможешь объединить всех людей в
братство, и там, и там, стремлением к полету, к вечности, будет наполнен
каждый миг их настоящей жизни. Ваня, теперь остановись, теперь взгляни по
сторонам - мы все твои ученики, мы все преданны тебе, мы все тебя любим. Мы
все просим тебя - пожалуйста, будь с нами....
множество лиц. В первое мгновенье, ему даже показалось, что их многие и
многие сотни, а то и тысячи, но пронзительно в них вглядываясь, он понимал,
что стоят перед ним его сокурсники, а также и студенты с иных курсов, еще
какие-то совсем незнакомые лица - по-видимому, их друзья. Было здесь и
несколько взрослых, и все и они смотрели на Ваню с таким неожиданно
вдохновенным, сильным чувством, которое пылало на лице Димы, и которое можно
увидеть на лице поэта творящего лучшую в своей жизни поэму, едва не
рыдающего, и не смеющегося от своих сильных чувств. Такие лики редко можно
увидеть, тем более, почти немыслимо их увидеть в людской толпе. А здесь все
так пылали! И чувствовалось, что каждый может сказать такую же вдохновенную
речь как и Дима, и что все это вызвано, конечно же, полетом Вани.
выступили слезы, что для его сдержанной натуры вообще было явлением
удивительным, говорящем о сильнейшем потрясении.
Ваня.
девушка, которая присутствовала вчера на дне рождении Димы. - ...Вчера то
перепугались, больше за тебя боялись. Говорили то, но сами не знал, что
говорим - ведь все-то на тебя любовались!...
которое ослепительно сверкало, и продолжало исходить нестерпимым жаром,
где-то там двигался беспрерывный и страшный поток. - ...Ведь нельзя же.
Бабушка предостерегала меня, говорила, что в величайшей тайне надо это
держать. Я тогда поклялся ей, и сдерживал эту клятву, все годы, но вот вчера
нарушил, и скоро настанет развязка.
утверждающее, что теперь вот все будет прекрасно, но первые его слова
потонули в могучем раскате грома. Никому из присутствующих никогда не
доводилось слышать таких раскатов. Казалось, будто целый горный хребет
беспрерывно падал и падал на землю, и только удивительным было, что земля
эта до сих пор не начала сотрясаться - это был такой могучий и долгий
раскат, что, казалось даже удивительным, что небо это до сих пор еще
осталось прежним, что не пошло трещинами, и не рухнуло тьмою. Тогда же, в
этом грохоте, стал нарастать и тяжелый, беспрерывный гул, и вот окружающие
поляну деревья задрожали, потом стали выгибаться в одну сторону, и все
выгибались и выгибались с оглушительным треском, словно все это были
бесчисленные тетивы у луков, а незримый, многорукий великан натягивал их. И
вот нахлынул ветер неожиданно тяжелый, показавшийся в первое мгновенье
ледяным. Тень появилась тогда на многих лицах, а какая-то девушка
проговорила громким, и по детски испуганным голосом, едва от страха не
плача:
мира!
который Ваня никогда прежде не слышал, но который узнал сразу же, потому что
никто не мог говорить так, кроме той полной женщины.
стремительный полет, и к которой вернулся потом, напугал до такой степени,
что едва не вырвал из нее крик. А теперь она распинал перед кем-то нервным
голосом:
внимательно, хорошо следа! А-а, теперь видите сколько их здесь набралось?
Видите, видите?! - в голосе был нервический восторг. - ...Секта целая!
прекратился, та что, пусть и не на долгое время, вновь наступила
совершенная, на этот раз тревожная, болью приправленная тишь. И в этой
тишине раздался сильные, едва в крик не переходящие голоса:
окружают Ваню, вот в одном месте они разошлись, и в двух шагах перед собою
он увидел домохозяйку, которая вся взмокла и раскраснелась, а также двух
служителей закона, которых весь народ, то с пренебреженьем, то с презреньем
называл "ментами", и лишь в исключительных случаях - "милиционерами". Эти,
как и большая часть сей породы, были самодовольны, так как знали, что на их
стороне всегда закон, власть, и что, по большей части, они всегда правы. Они
привыкли смотреть на обычных людей, либо как на потенциальных преступников,
либо как на что-то такое слабое, тупое и безвольное, на чем можно вымещать
свои комплексы, и прочее... Как только хозяйка кивнула на Ваню и взвизгнула:
"Он!" - они сразу же насторожились, и готовы были к любой с его стороны
подлости, готовы были, ежели понадобиться, вывернуть ему руки, повалить.
стороне, положив руку на кобуру. - Попрошу предъявить документы...
почувствовал себя очень усталым, разбитым.
были восторженны прошел и теперь чувствовал он боль, раскаянье, и все
растущий ужас перед чем-то не совсем явственно перед ним представшим. И тут
громкий голос одного из сокурсников:
поймут!
стоял ближе к Ване, вот шагнул к нему, перехватил за руку, дернул свободной
рукой вверх, и как же невыносимо тяжело оказалось поднимать "мента" - вместо
того, чтобы взмыть от такого рывка на несколько десятков метров, он поднялся
только метра на три, да и то - тут же стал под этой тяжестью опадать к
земле.
домохозяйка.
"мент", но тут же нашелся, выхватил из кобуры пистолет; неверной, дрожащей
рукой навел. - Эй, спускайся!.. Или стреляю! Слышишь ты - или стреляю!
землю; задергались там, забились, словно псы сцепившиеся... Ваня продолжал
делать отчаянные рывки - стремительные, беспрерывные, и медленно, но верно,
выбиваясь из сил, начиная кашлять, поднимался все выше и выше. Таким
образом, он достиг вершин крон самых высоких из окружавших поляну деревьев,
тогда, откуда-то снизу заголосили наперебой (кто-то один начал, ну а дальше
уж как круги по воде пошли):
пусть сам увидит...
раскрасневшиеся, выпустили "мента" - они так и не смогли выхватить у него
пистолет, и теперь он поднялся с этим оружием. Из носа у него шла кровь,
вообще, он поднялся с таким злым выражением, что, казалось, ничто не могло
привести его в состояние умиления, которое от него ожидали. Он взглянул
вверх, увидел своего собрата, который барахтался метрах в пятнадцати над его
головою, разразился матерными проклятьями и выстрелил. Ваня услышал
пронзительный, короткий свист, и вместе с тем, почувствовал, что стало очень
легко - он из всех сил рванулся вверх, еще, еще... Подумалось, что пуля
попала ему прямо в сердце, и закончен его земной путь - и это очень легко,
как должное принял Ваня, - даже и не узнал, что пуля просвистела и мимо его,
и мимо "мента", канула где-то в этом бесконечном небе, но что тот "мент",
немало перепуганный, вырвался от него, и упал на эту поляну, сломал себе
ногу....
стремительно, как только мог, и помчался навстречу подымающейся над миром,
выгибающейся через весь горизонт стены бури. Теперь ветер завывал, из всех
Акунин Борис
Никитин Юрий
Лондон Джек
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия