возить чемодан... Я сплю как убитый.
старые знакомые.
здоровяком. Его волосы с золотистой искоркой не имели ни единой сединки,
кончики усов торчали горизонтально, будто закаленная проволока. Из-под
выпирающих надбровий пытливо смотрели небольшие, глубоко сидящие темно-карие
глаза.
говорил, то кратко и негромко, как человек, уверенный, что его и так
услышат. В его речи, жестах, во всем облике, включая и внушительную,
прямо-таки разбойничью бороду, совершенно не чувствовался возраст. Я все
время смотрел на него, ломал голову и думал: сколько же ему? Можно было
согласиться на сорок, можно было дать и пятьдесят. А десять лет для человека
- разница существенная. Потом я перестал гадать, решил, что для точного
определения возраста нашего нового знакомого надо непременно заглянуть в его
паспорт.
равнодушным голосом Доложила о возможностях буфета. Все меню состояло из
отбивных свиных, жареной курицы и клюквенного киселя.
умолк и поочередно посмотрел на меня и Дим-Димыча.
киселя.
выполнять заказ. - Совсем не гармонирует с оживлением, что за соседним
столиком... Давайте переберемся в уголок к окошку.
откровенно сказал:
еды, вызывает во мне холодное бешенство. Я способен смазать его по
физиономии.
Действительно, парень в заячьем треухе обрабатывал пищу с таким усердием,
что звуки, вызывавшие бешенство у доктора, разносились по всему залу.
несвойственный им запах. Я решил, что мой желудок не настолько натренирован,
чтобы освоить без последствий это блюдо, великодушно отказался от него и,
следуя примеру попутчиков, попросил заменить отбивные курицей.
съедобные места.
достались сплетения из костей и сухожилий, напоминающих скрипичные струны.
жидкость, заполняющая стакан не более как на две трети. Мы проглотили ее
залпом, точно яд, и доктор на полном серьезе спросил:
наконец шофер райотделения, пожилой человек, которого я знал как Василия
Матвеевича.
машина. Заело переключение, включились все скорости - и хоть плачь!
презрением оглядел зал.
покинули вокзал.
атаковал заднее сиденье. К нему присоединился Дим-Димыч.
же умолкло. Потом снова вздохнуло и нехотя глухо и сердито заурчало. Машина
порывисто прыгнула, точно лягушка, и ходко двинулась с места.
оказались на большаке, сдавленном с обеих сторон высоким лесом. Упругий
ветер ударял машине в лоб и пузырил брезентовый верх В свете фар на нас
надвигались и мгновенно исчезали телеграфные столбы и редкие дорожные знаки.
долгого кашляния, чихания, тоскливых вздохов и судорожных прыжков он все же
мог развивать приличную, по нашему времени, скорость. Маши на мчалась,
подминая под себя ветер и снег. На самом переломе ночи показались выбеленные
морозом крыши домов районного центра. Город спал. Машина пронесла нас по
безлюдным улицам и остановилась возле дома Каменщикова. Сам он,
обеспокоенный задержкой, не спал и, услышав условный сигнал машины, выбежал
нам навстречу.
Дим-Димыч после приветствий.
замело дорогу. Звонил участковый уполномоченный. К утру доберется.
к его дому, стоявшему в глубине усадьбы.
Над нами висело черное небо, и в нем плескались холодные звезды. На юге
смутно проступала грива леса. Из высокой трубы дома Каменщикова тоненькой
струйкой завивался дымок.
веселенькими обоями, распивали чай из урчащего самовара и слушали младшего
лейтенанта Каменщикова. Предварительное расследование, произведенное
органами милиции, показало, что в ночь с двенадцатого на тринадцатое февраля
гражданка Кулькова дала приют в своей квартире приехавшим в город мужчине и
женщине. Со станции их доставил на своей машине шофер артели "Заря"
Мигалкин. Он якобы не впервые устраивал таким образом квартирантов в доме
Кульковой, которая приходилась ему дальней родственницей.
сфотографировали покойницу, обработали и зафиксировали следы пальцев,
оставленные на бутылках с вином, на куске шоколада, на спинке дивана,
покрытой слоем пыли.
документов, - сказал Каменщиков. - Затем выяснить, с чем мы имеем дело: с
естественной смертью, несчастным случаем, убийством или самоубийством.
что покойница не опознана, плохо то, что не обнаружено ничего, проливающего
свет на происшествие, исключая следы пальцев, плохо, наконец, в то, что
осмотр комнаты произведен до нашего приезда, И вообще все плохо".
раздумье и катал на столе хлебные шарики. Судя по его упорно сдвинутым
бровям, я решил, что он думает о чем-то своем, не имеющем отношения к делу,
но я ошибся.
кончил.
мне посоветовали ребята из угрозыска.
излучало свой негреющий свет чахлое февральское солнце, а мы только сели за
завтрак. Геннадия не было... И никто не звонил. Я предложил приступить к
делу, и все согласились.
месту происшествия.
сена, заставленный пустыми телегами с поднятыми к небу оглоблями, набухал от
разномастного люда.
человека, происходят в городе не каждый день и, конечно, не могут не вызвать
любопытства.