ему так и сказал тогда: ладно, не трусливей тебя, только неохота мне, мол,
потому что глупо это. Я и на легковых-то не слишком люблю ездить, а тут
грузовик какой-то грязный, подумаешь, много радости. А он сказал, что это
ерунда, покатаемся немножко, а потом поставим. Будут же у нас когда-нибудь
свои машины, нам, мол, практика необходима, а то разучимся водить. И снова
завел ту же песню - не бойся, не бойся, никто и не узнает. А я сказал, что
ладно, черт с тобой, поедем. Вот и получилось, что про угон все равно
узнали, и пришлось нам из Паневежиса удирать по-быстрому. С отцом страшно
говорить было, он ведь такие штуки вообще не понимает. Если бы сказал, он бы
заставил пойти в милицию. Поэтому и пришлось убежать потихоньку, да еще
денег у него спереть. Письмо я ему из Даугавпилса отправил, чтобы не
волновался. Мне его тогда почему-то очень жалко было, не везет ему как-то в
жизни все время. Но я боялся, что Альбинка будет смеяться надо мной за
слюнтяйство, поэтому, когда мы выпивали в ресторане на вокзале, я сказал,
что пойду в уборную, а сам выскочил в почтовое отделение, здесь же, на
вокзале, и купил открытку.
пришел попрощаться. Поезд уходил очень поздно, и я чуть не опоздал. Почему я
убежал, напишу в следующем письме. Володя".
Времени-то - неделя не прошла. А кажется, будто сто лет прожил. Тогда на
вокзале все было легко и просто - я первый раз был по-настоящему свободен.
Никто мной не мог командовать: ни отец, ни учителя, ни воспитатели. Можно
было делать что хочешь и жить как хочешь. Это было так здорово - знать, что
у тебя нет никаких обязанностей, а есть только права, И даже то, что Валда,
видимо, вычеркнула меня теперь навсегда, меня как-то не так огорчало. Вон
Альбинаса его Нееле тоже не любит, он же от этого не собирается топиться.
Он, наверное, прав, .что за так просто никто никого не любит. Женщины любят
настоящих мужчин - сильных и смелых, победителей. И богатых. А я, если в
общем-то по-честному разобраться, довольно трусоватый и совсем не сильный.
Победителем мне еще надо только стать, потому что до сих пор я проигрывал
все партии, в которых участвовал. И в этой партии, что мы сейчас заварили,
никакой победы не видно...
даже не знаю, что будет. Он тогда все распинался: есть такой фильм,
"Особняк" какой-то, мол, там все точно показано, что и как надо делать,
беспроигрышная партия. Там, мол, по собственной глупости эти налетчики
попались. Вот те, кто придумал всю эту басню про разбойничий особняк, сидят
себе дома спокойненько при своих деньгах, что они за эту придумку получили,
а мы как угорелые несемся черт его знает куда. Зря, конечно, я ввязался в
это дело. Вдруг отыщут нас? Вот тогда нам уж точно особняк обеспечат. Хотя
найти нас, если рассуждать не от страха, а по-умному, не должны. Нас там
никто не знает. Баулин знает только имена, да и вообще кому-то надо еще
сообразить, что это наша работа. Ах, как было бы хорошо, если бы этой
истории не было совсем! Ну, просто не было бы, и все. Не знать бы о ней
ничего, не вспоминать, не помнить. Не помнить, не помнить, будто ничего не
было.
сразу же выписала крутой зигзаг на шоссе.
домой возвращаться - мы ведь и там за собой хвосты оставили. Но домой надо
возвращаться, иначе мы с тобой попадемся.
истории, как будто ее не было вовсе.
придумали, поболтали, пофантазировали, и конец. Теперь надо это забыть.
Тогда, может быть, это все присохнет как-нибудь...
поезд до Ленинграда. Там разыщем кого-нибудь из моих товарищей по училищу,
скажем, что отправились путешествовать и остались без денег. Помогут
наверняка, они хорошие, добрые парни. Может быть, как-то пристроимся пока в
Ленинграде. Хорошо бы там с полгодика пооколачиваться. А потом надо назад
возвращаться в Паневежис. Больше нам деваться некуда.
но я твердо решил дураком больше не быть и у него на поводу не идти. Ясное
дело, неохота ему возвращаться в Паневежис, боится он, что все угоны эти
всплывут и его посадят. Только я решил, что мне плевать. Если я его не
заставлю сейчас согласиться, то тогда конец всему. Загремим вместе за
убийство. Я-то хоть и не убивал таксиста, да ведь понятно, что и меня по
головке за это не погладят. А так вернемся потихоньку, время прошло, все уже
забыли про нас, устроюсь куда-нибудь, так это и растворится помаленьку.
видна впереди, - "Илевники". На обочине стояла бабка с девочкой и
мальчишкой. Она вышла на дорогу и махала нам рукой.
этих людей. Потом повернулся ко мне и сказал сквозь зубы:
снова ехали, ехали. Потом сошла бабка с ребятами, я даже не взглянул на них,
когда они растворились в придорожной пыли позади машины, и только много
времени спустя я узнал, что бабку зовут Евдокия Ивановна Фенина, что ей
семьдесят один год, а внучке Тамаре - четырнадцать лет, а внуку Сереже -
пять. Они-то меня рассмотрели лучше. Все-таки когда везешь за плечами
убийство, дорога в четыреста километров даже по пустынному рассветному шоссе
- это слишком долгий путь...
Радиограмма No 3
Горького со скоростью 100 км/час проследовало такси - "Волга" бежевого
цвета. Багажник машины разбит, номер смят, и установить его не удалось. В
машине двое парней, на мой приказ остановиться не реагировали. Начинаю
преследование такси, организуйте его задержание на въезде в город.
Альбинас Юронис
Горького машину и двинуть в Ленинград. Только побираться у Володькиных
товарищей я не намерен. Авось, пока нож в кармане и руки не отсохли,- не
пропадем. Потом вернемся в Паневежис, и снова потечет эта мутная жизнь. Пока
не представится случай начать все сначала. Володька, трепач, испугался. А то
и сейчас еще можно было бы чего-нибудь придумать. Только одному оставаться
страшновато. А его уговорить явно не удастся. Да и предложить мне нечего.
Ладно, как-нибудь все само устроится.
какого-нибудь дома и пойдем. Бросать в лесу опаснее - как только найдут,
это сразу вызовет ; подозрение: откуда в лесу под Горьким московское такси?
хотел сказать на всякий случай. : Ну, если там случится чего и нас задержат.
Мало ли что бывает. Так ты запомни: мол, стояло на улице такси , пустое, мы
сели и поехали кататься. Понял?
завалилась за ноль. Все, кончился бензин. Мотор фыркнул еще раз и заглох. Я
переключил скорость на нейтраль. Мы катились по инерции, наверно, еще с
полкилометра, пока колеса не замерли на обочине.
какого-нибудь грузовика. Дорога была совсем пустынной. Господи, какая стояла
в это утро необыкновенная тишина! Сколько времени прошло с той минуты, но
больше я ни разу не слышал такой тишины. Потому что с тех пор я всегда
нахожусь на людях. Со мной всегда много людей. Я никогда, совсем никогда -не
бываю один. А тогда даже кузнечики не гомонили, и жаркая ласковая тишина
расплывалась волнами над задремавшими от зноя полями. Так и стоял я на
пустой дороге. Не спеша покуривал, будто набирался тишины надолго впрок.
Потом показался грузовик, который быстро приближался со стороны Москвы. Но и
он щадил эту необыкновенную тишину - еще долго не было слышно гула мотора.
Я вышел на середину шоссе и поднял руку. На правом крыле у него заморгал
подфарник. Я понял, что он останавливается. Грузовик притормозил. Из кабины
высунулся веснушчатый рыжий парень.
здесь.