продолжал: - Ты мне другое объясни. Мальмстр"м и Мурен - отпетые гангстеры.
Их сто раз задерживали, они каждый раз выкручивались, но все же под конец
угодили в Кумлу. И вдруг этих молодчиков отпускают домой на побывку.
Кумла, все было сделано, чтобы физически изолировать право нарушителей от
общества. Иностранные знатоки учреждений такого рода говорили, что камеры
Кумлы, пожалуй, угнетают и обезличивают человека как ни один другой застенок
в мире.
отсутствие человеческих контактов.
Наверно, даже не знала, что пистолет заряжен.
за эту ручку до того, как мы подоспели. Так что все смазано
скорее всего, "лама".
Мальмстр"м, Мурен и Рус. Они всегда пользуются крупным калибром, страх
нагоняют. Но...
стреляли. Если кто-нибудь артачится, пустят пулю в потолок, и сразу полный
порядок.
неопровержимое алиби - скажем, в пятницу он был в Иокогаме,- можно биться об
заклад, что план операции разработан им. Если же он находился в Стокгольме,
тогда дело сомнительное.
друзья, это верно, и ах, как жаль, что они пошли по кривой дорожке. В
прошлый раз даже спросил, не может ли он чем-нибудь помочь своим корешам.
Член коллегии Мальм был при этом. Как услышал эти слова, чуть не околел от
злости.
дело для Мальмстр"ма и Мурена. Видно, приятели надумали загрести такой куш,
чтобы потом можно было смотаться за границу и жить до самой смерти на ренту.
сказал Гюнвальд Ларссон.- Должно быть так ему велено.
наконец произнес:
костюм, голубой. Он купил его месяц, назад и надевал всего один раз.
Натягивая брюки, увидел на правой штанине шоколадное пятно и вспомнил, что в
компании с двумя детьми Колльберга тогда было съедено энное количество
сладостей.
полотенца и потер пятно, отчего оно еще больше расплылось. Но он не сдался
и, продолжая упорно сражаться с брюками, подумал, чего же стоил их брак с
Ингой, если ему только в таких вот случаях недостает ее... Уже половина
брючины мокрая, зато пятно - ага, почти исчезло. Он пригладил складку
большим и указательным пальцами и повесил брюки на спинку стула у открытого
окна, чтобы солнце подсушило.
неожиданно для себя заснул рано и спал на диво спокойно, без снов. Первый
после долгого перерыва рабочий день был не таким уж напряженным, а все-таки
утомил его.
одинокую бутылку пива: вечером по пути домой надо будет зайти в магазин.
Взять пива и йогурта. Или бросить пить йогурт по утрам, уж больно
невкусно... Но тогда нужно придумать на завтрак что-нибудь другое, врач
сказал, что необходимо восстановить хотя бы те килограммы, которые он
потерял после выписки из больницы, а лучше всего прихватить еще немного.
тридцать девять с лишним. Я решила вам об этом сообщить.
ней,- объяснила медсестра.- Так что вы сперва зайдите в канцелярию.
год находилась в клиническом отделении дома престарелых. Болезнь развивалась
медленно, сначала легкие приступы головокружения, потом припадки участились
и стали тяжелее. Кончилось это частичным параличом, ноги отнялись, пришлось
ей обзавестись инвалидным креслом, а с конца апреля она и вовсе не вставала
с постели.
мучительно было смотреть, как она медленно угасает, как годы и болезнь
омрачают ее рассудок. Последние несколько раз она принимала его за своего
мужа, отца Мартина, скончавшегося двадцать два года назад.
всего света. До начала приступов она часто приезжала в город, ходила по
магазинам, была на людях, навещала немногих оставшихся в живых друзей.
Ездила к Инге и Рольфу в Багармоссен, к внучке Ингрид в Стоксунд. Конечно, в
приюте ей и до болезни бывало порой тоскливо и одиноко, но тогда она еще не
была обречена видеть вокруг себя одних только немощных стариков. Читала
газеты, смотрела телевизор, слушала радио, иногда посещала концерты или
кино. Ее продолжало интересовать все, что происходило в мире.
происходящему вне стен палаты, а там и вовсе отключилась от реальности.
отрадного в настоящем, целиком замкнулось на прошлом.
его охватывал ужас при мысли о том, как протекают ее дни.
Потом она сидела в своей комнате одна, радио не слушала - слух уже не тот,
читать не было сил, и ослабевшие пальцы не справлялись ни с каким
рукоделием. В двенадцать - обед, а в три, когда кончался рабочий день
санитарок, они раздевали ее и укладывали в постель. Потом легкий ужин,
который мать из-за плохого аппетита далеко не всегда съедала. Рассказывая о
том, что ее журят за это, она не жаловалась: пусть бранят, только бы совсем
не забывали!
персонала, особенно трудно найти сестер и санитарок в клиническое отделение.
Знал он также, что люди там славные, заботливые, пекутся о стариках,
несмотря на мизерное жалованье и неудобные часы работы. Он долго ломал себе
голову, как скрасить матери существование,- может быть, перевезти в частную
клинику, где ей смогут уделять больше времени и внимания? Но потом понял,
что вряд ли в частной клинике будет намного лучше, главное - почаще навещать
ее. Изыскивая возможности улучшить ее положение, он убедился, что многим
старикам приходится куда хуже.
обречен на жалкое прозябание и полную утрату человеческого достоинства. И
если ты к тому же не в силах сам вести хозяйство, остается лишь дожидаться
кончины в приюте вместе с другими, такими же отверженными, несчастными
стариками.
престарелых",- теперь говорили "дом пенсионеров", даже "отель для
пенсионеров", маскируя тот факт, что на самом деле большинство стариков
попадало туда отнюдь не по своей воле, а по приговору так называемого
"процветающего общества", которое списало их в расход.
Шилова Юлия
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Белов Вольф