за далеким терминалом сидит вовсе не Даша, а какая-нибудь некрасивая, может
быть, даже немолодая женщина, лет двадцати восьми, или, может быть, совсем
старая, лет тридцати, и выходит в чат под видом Даши. Но думать об этом не
хотелось, да и какая разница! Все равно он никогда не встретится с ней в
реальном, не виртуальном, мире. Потому что виртуальный мир другой, там нет
помойных ведер, которые надо выносить, там нет мелких назойливых проблем,
которые заполонили и отравили жизнь в этом мире. И там он вовсе не Петруша,
как его зовут мама с бабушкой, и не Журав, как его звали одноклассники, не
Петька, как к нему обращается гнусный короед, его младший брат, он Петр, он
звучит гордо.
главное, лопоухий, превращался в студента университета Петра, прекрасно
разбирающегося не только в компьютерах, но и в современной музыке, в
литературе, пишущего стихи, поклонника БГ, и вообще в высшей степени
достойного человека. В такого "Петра", каким реальный Петя хотел бы стать
или пока хотя бы казаться.
который кто-то туда бросил и просил написать контекст:
самый кто-то жил на Ладожской, на самых берегах этой реки, и хотел узнать,
верно ли, что она воспета в произведениях дедушки русского рока.
апокрифическом "Искушении святого Аквариума" значилась вещь под названием
"Река Оккервиль", но текст ее восстановить не представляется возможным,
потому как из седой древности от "Искушения" не дошло ничего, кроме списка
вещей. А многим и само существование этого альбома представлялось мифом
чистой воды. Но Петр лично своими глазами видел старинную коробку от древней
магнитофонной бобины, где был дан список вещей из "Искушения". Сама бобина
давно канула в Лету (не путать с Егором Летовым), а коробка от нее попала в
коллекцию знаменитого Коли Рыбина, где ее и видел Петр.
археологических раскопок, проводимых соседями у себя в квартире, рассыпанные
листочки с ранними текстами "Аквариума" и других, как там было сказано,
"ленинградских" групп, и нашелся там в том числе полный текст "Реки
Оккервиль", который, как оказалось, состоял практически из одного лишь
повторения этих слов:
напечатанные на очень плохой пишущей машинке. Стихи были такие:
Борисович писал значительно хуже, чем впоследствии.
определению, не может быть ни хорошей, ни плохой, а автор ее скорее всего не
сам Гребенщиков, а Джордж Гуницкий, который и теперь пишет точно так же.
Абсурдистская же поэзия может либо нравиться, либо нет, это уж дело вкуса.
литературы: с абсурдистов переключились на Пелевина, с того почему-то на
Хармса, а затем на "Вредные советы". Даша, как выяснилось, не знала о
существовании Олега Григорьева, и Петр просветил ее в этом вопросе. Даша в
свою очередь выдала подборку лимериков, как переведенных с английского, так
и сочиненных ею лично.
реального времени. Это было здорово - создавать полное впечатление, что сама
Даша сидит прямо перед ним, вернее, в соседней комнате. Или что они болтают
по телефону. Голоса, правда, не было слышно, но она писала так интересно,
такие у нее были неожиданные сравнения, и она так ловко пользовалась
специальными знаками вроде :) для улыбки, что создавалось почти полное
впечатление того, что он слышит ее голос. Петр был совершенно уверен, что
голос у нее не писклявый, как у некоторых его знакомых (он такие голоса
терпеть не мог), но и не женский бас, а такой вот звонкий и в то же время
иронический.
уже не могли прожить ни дня без того, чтобы не поделиться новыми мыслями.
При этом оба совершенно избегали всякой конкретной информации: Петя понятия
не имел, где живет Даша, с кем, где учится (или работает), даже не знал,
сколько ей лет. Тут он, правда, был почти уверен, что она примерно его
ровесница.
несущественно, - говорил он себе и окружающим. - Главное, что человек
говорит, а там будь он хоть негром преклонных годов!"
болтать было бы совсем не так интересно, даже если бы он высказывал
решительно те же самые мысли, что и Даша. Было все-таки что-то в том, что
его собеседница - симпатичная (в этом Петя не сомневался), молодая (в этом
он сомневался еще меньше) и к тому же женского пола.
Познание власти денег
ночевал в офисе на Цветном бульваре, точнее, в той микроквартире, которая
служила продолжением офиса. Уже много лет на неумный вопрос "как жизнь?" он
отвечал, слегка иронизируя над собой:
Москве погода. А тут - солнышко.
Беневоленский был с Борисом Бельды всегда суров.
первое представление о власти денег. Им обоим было тогда по восемь лет. И он
купил себе дружбу. Это случилось вскоре после того, как с легкой подачи
учителя физкультуры к нему прицепилось прозвище Паук. Однажды на уроке
физкультуры учитель, раздраженный его суетливыми движениями, выкрикнул:
Пауком, его и не называли. Но особенно дразнил, отпихивал из очереди в
школьный буфет, толкал в коридоре собственный сосед по парте, Борис Бельды.
Одет он был в застиранную форму, наверняка уже ношенную не одним
первоклассником, а по утрам от него исходил довольно противный запах
перловки.
двадцатого века, не знал бедности, которая окружала тогда многих.
еще и хлеб с маслом, даже с красной икрой, - учил его отец, знаменитый
профессор-уролог. - Хотя иногда чрезмерные знания умножают печали.
страшную болезнь жены. А когда она года через два отмучилась и к ним стала
приходить ее сестра, сначала днем - только чтобы помогать по хозяйству, - а
потом осталась и на ночь, чтобы в супружеской постели помочь себе и вдовцу
пережить одиночество, профессор, возможно, даже не заметил подмены. Тогда-то
юного Беневоленского и стали отправлять в летние лагеря. И отец, который
проводил выходные в БАНе, что расшифровывалось отнюдь не как банное место, а
как Библиотека Академии наук, естественно, не мог его навещать, зато
откупался огромной суммой, близкой к доцентскому заработку. Кроме
профессорского оклада отец постоянно получал гонорары за приватную практику,
а также за статьи, книги, и семья жила безбедно. Георгий Беневоленский едва
догадывался о том, что другие живут иначе. Поэтому однажды, когда вредный
сосед заболел и учительница велела навестить его, это посещение произвело на
девятилетнего профессорского сына ощущение шока.
***
кирпичном здании. Шел он туда без большого желания: уж очень сильно
"доставал" его этот самый Борис Бельды. И как знать, вдруг он и у себя дома,
несмотря на болезнь, придумал бы какую-нибудь пакость. Беневоленский
Лукьяненко Сергей
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир