обследовала. Теперь они встречались каждый день: обходы, перевязки... И
неизбежно они заговорили о войне. Першин дал волю языку, особенно
досталось большим генералам, которым вздумалось поиграть в солдатики и
которые понятия не имели, во что ввергли людей.
Неймется им. Привыкли всюду со свиным рылом в калачный ряд. А ислам - это
что? Улей! Сунули головешку, вот и получили. Я бы этих генералов -
рядовыми, на передовую! Чтобы поняли, что затеяли!
заправил, большой генерал, высокий начальник.
дни она пришлась ему по нраву: мы все - соловьи и слабы на внимание, стоит
кому-то выслушать нашу трель, и готово, берите нас голыми руками.
приходится, что делать. "Нарвался", - думал Першин, испытывая горечь
утраты.
охотник до генеральских дочерей, не рвется к полезным знакомствам.
вверх подъемный мост, наглухо захлопнулись створки ворот, и дозорные на
сторожевых башнях пристально обозревали местность.
наговорил вам много обидного.
недоумением воззрилась она на него.
том они толкуют? Ах, как славно все началось: гусарский шик, кавалерийская
атака, гарнизонный флирт!.. Жаль, жаль. Как обманчива внешность: неужто
такие веселые дерзкие ножки уживаются с интересом к чужим горестям?
Полноте, барышня, поищите развлечения в другом месте.
ее голосе.
какая-то несовместимая с внешностью твердость, словно в характере у нее
было добиваться своего.
генеральские дачи, ешь свои генеральские пайки, флиртуй с генеральскими
сыновьями. И не смотри так, здесь не подают.
презрительной усмешкой. - Вам чего-нибудь попроще?
присутствует в ней живая мысль. Для генеральской дочери и при такой
внешности излишний груз. Да, кажется, обременили барышню извилины -
большой порок, большой...
злость так и светилась в ее глазах. Конечно, обращение задело ее за живое,
но понять можно: кому по нраву, когда тебя отвергают?
со злостью угадывалась решимость: что-то гимнастка надумала и не
собиралась отступать. В злости она была загляденье: собранная,
сосредоточенная, но и на взводе, словно идет чемпионат и ей вот-вот на
помост. Впрочем, мастер спорта как-никак. И мысль в глазах, даром что
генеральская дочь.
отношения с генералами - это ваше личное дело, меня это не касается. И не
впутывайте меня, я здесь ни при чем. А практику мне не срывайте, у нас
зачет на носу.
заре эпохи один большой знаток изрек: "Сын за отца не ответчик". Дочь,
надо думать, тоже.
трезвым умом. Першин потом не раз убеждался, как она умеет настоять на
своем: если ей надо было, она не отступала, добивалась настойчиво, пока не
достигала цели. Трудно было предположить в хрупкой грациозной девушке
такую волю и такую решимость.
любопытные взгляды; они стали посиживать в укромных углах. Она таскала ему
передачи, подкармливала с домашнего стола, и Першин не сопротивлялся,
съедал, потому что госпиталь - он госпиталь и есть: для десантника хватит
лишь не умереть от голода.
через весь город, отпрашивались с работы. Вскоре они поняли, что сын в
надежных руках, пропасть ему не дадут, и отступились, доверили ей, а сами
приезжали по выходным, после рынка.
Его аппетит завораживал ее, повергал в немое восхищение. Давно известно,
что ничто так не влюбляет женщину, как возможность накормить: предмет
заботы неизбежно становится любимым.
свою беспринципность - жирует на генеральских харчах, но Лиза опровергла
его в два счета:
прошантажировала слегка. - Если ты не пойдешь на поправку, я не получу
зачет.
из-за неприязни к генералам, тем более, что сами генералы ели не
задумываясь.
профессорского кабинета, вполголоса бубнил угрозы: если ей не поставят
зачет, он покажет в натуре, что такое действия штурмовой группы при
контакте с противником.
плане каждый тоннель напоминал дерево: коридоры уходили в разные стороны,
как ветки от ствола, и снова ветвились, проследить их до конца было
трудно. Вместе с проводником Першин прошел один из коридоров, увешанный
кабельными кронштейнами и пучками проводов, время от времени коридор менял
направление, потолок снижался, приходилось нагибаться, но они продолжали
движение, пока не уткнулись в решетку.
в новом коридоре; можно было жизнь потратить, чтобы пройти все ходы из
конца в конец.
Першин понял это, разведав многие тайные спуски, подземные ходы монастырей
и церквей, склады, амбары, винные погреба, катакомбы на месте древних
каменоломен, откуда первые жители брали камень на строительство города; он
по крохам собрал сведения о новострое - секретных сооружениях
госбезопасности, армии и прочих ведомств, каждое из которых имело под
землей центры управления и связи, бункеры для начальства, комфортабельные
убежища, не говоря уже о целой системе транспортных тоннелей, ведущих из
центра Москвы на окраины и дальше, за город.
какой-то свет. Толком никто ничего не знал, но со временем из слухов,
сплетен, разговоров и архивов стала складываться общая картина.
пустоты, металл, вибрацию, излучения, источники которых таились под
землей. Что-то существовало там, на большой глубине, какой-то скрытый мир,
не просто существовал, а жил - дышал, нуждался в воздухе, воде,
электричестве, непонятное движение происходило там, и какие-то люди
исчезали и появлялись тайком от чужих глаз.
размерах городскому метро. "Второе метро" - называли эту сеть собеседники,
название то и дело мелькало в разговорах, и выходило, что под известной
системой метрополитена находится другая, секретная. Поверить было трудно,
но старики, с которыми беседовал Першин, стояли на своем.
Там был Сталин! - запальчиво повысил голос старик, раздосадованный, что
ему не верят.
фронтон. Перед зданием сквер, решетка...
старик. - Есть еще ветка. Кремль - Внуково! И в Шереметьево!
высокопоставленные лица неожиданно и загадочно возникают в аэропорту перед
отлетом самолета, никто не видел прибывших машин, кортежа, свиты...
Однажды к Першину привели старика, который рассказал, что в молодости,
когда он был маркшейдером, строил тоннель из Кремля на дачу Сталина; по
рассказу выходило, что тоннель рассчитан на двустороннее автомобильное