Чтение 11–й страницы книги ~Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой~

утром вы произнесли его имя. Наверно, он еще жив. Я, конечно, узнал бы из
газет, если бы он умер. В Швейцарии каждый миллионер удостаивается
некролога. Вы должны его знать, раз женились на его дочери.

- Я видел его всего два раза, но и этого достаточно.

- Вы ему не друг?

- Нет.

- Он жестокий человек. Он никогда и в глаза меня не видел, но погубил
меня. И все равно что убил ее, хотя она ни в чем не была виновата. Я ее
любил, но она меня не любила. Ему нечего было бояться. Это никогда бы не
повторилось. - Он бросил взгляд на старика, но тут же успокоился. - Она
любила музыку, - сказал он. - Особенно Моцарта. Дома у меня есть пластинка
с "Юпитером". Я хотел бы ее подарить вашей жене. Вы можете ей сказать, что
я нашел ее на складе.

- У нас нет проигрывателя - только магнитофон.

- Пластинка была записана еще в докассетные дни, - сказал он таким
тоном, каким говорят о доавтомобильной эре.

Я его спросил:

- Что вы имели в виду, когда сказали: это никогда бы не повторилось?

- В этом я виноват... и Моцарт... и ее одиночество. Она не повинна в
своем одиночестве. - Он произнес это даже с гневом (возможно, подумал я,
если бы дать ему время, он научился бы и бороться). - Может, он и сам
знает теперь, что такое одиночество.

- Значит, вы _были_ ее любовником, - сказал я. - Я думал, судя по
словам Анны-Луизы, что до этого так и не дошло.

- Мы не были любовниками, - сказал он, - вы не должны так говорить...
не во множественном числе. Она позвонила мне на другой же день, пока муж
был в конторе. Мы оба согласились, что это для нее неправильно... я хочу
сказать - неприлично, запутаться во лжи. Тут для нее нет будущего. Как
оказалось, для нее и так не было будущего.

- Жена сказала, что ее мать просто заставила себя умереть.

- Да. _Моя_ воля была недостаточно сильна. Странно, не права ли? Она
меня не любила, а все же нашла в себе силы умереть. Я ее любил, а у меня
не хватило сил умереть. Я смог пойти на похороны: ведь он не знал меня в
лицо.

- Значит, там был еще кто-то, кто ее оплакивал... помимо Анны-Луизы и
слуг.

- Что вы этим хотите сказать? Он плакал. Я видел, как он плакал.

- Анна-Луиза говорит, что он не плакал.

- Ошибается. Она была еще ребенком. Наверно, не заметила. Да и какая
разница.

Кто был прав? Я вспомнил доктора Фишера за ужином, как он подхлестывал
свою свору. Уж я-то не мог представить себе его плачущим - а, впрочем,
какое это имеет значение?

- Знаете, - сказал я, - мы всегда будем вам рады. Я хочу сказать, что
жена будет рада вас видеть. Выпьем как-нибудь вечерком рюмочку?

- Нет, - сказал он. - Лучше не надо. Пожалуй, мне этого не вынести.
Понимаете, они так похожи.

После этого говорить было больше не о чем. Я не рассчитывал, что
когда-нибудь еще его увижу. Я был уверен, что на этот раз он поправится;
впрочем, ни одна газета не сообщила бы о его смерти. Он не был
миллионером.

Я передал Анне-Луизе то, что он рассказал.

- Бедная мама, - произнесла она. - Но это была всего лишь маленькая
ложь. Если это случилось только раз.

- Удивительно, как _он_ узнал. - Странно, как редко мы называли их по
именам. Обычно мы говорили "он" или "она", но никогда не происходило
путаницы. Вероятно, это тоже телепатия, которая существует у любящих.

- Она говорила, что, когда он начал подозревать - хотя на самом-то деле
подозревать было нечего, - он установил какую-то штуку на телефон, чтобы
записывать разговоры. Он сам ей это сказал, так что, когда произошел _тот_
разговор, он все и узнал. И все же меня бы не удивило, если бы она все
рассказала ему сама и пообещала, что этого больше не будет. Может быть,
она солгала мне потому, что я была слишком маленькой, чтобы понять.
Слушать вдвоем Моцарта, держась за руки, было для меня тогда почти то же,
что и любовные объятия, - как, впрочем, и для него... я имею в виду отца.

- Интересно, действительно ли он плакал на похоронах.

- Я в это не верю - если только он не плакал оттого, что жертва
ускользнула. Может, это была сенная лихорадка. Она умерла в сезон, когда
страдают сенной лихорадкой.

12

Наступило рождество, и снег покрыл землю до края озера; это было самое
холодное рождество за многие годы - на радость собакам, детям и лыжникам,
но я не принадлежал ни к тем, ни к другим, ни к третьим. В конторе очень
хорошо топили; сад снаружи казался синим сквозь цветные стекла, но меня
все равно пробирал озноб. Я ощущал себя чересчур старым для моей работы:
постоянно иметь дело с шоколадом - молочным, простым, с миндалем и
каштанами - больше пристало человеку помоложе или девушке.

Я удивился, когда один из моих начальников отворил дверь моего кабинета
и впустил мистера Кипса. Мне показалось, что ожила карикатура: согнувшись
чуть не вдвое, мистер Кипс шел ко мне с протянутой рукой - словно не
здоровался, а отыскивал потерянный доллар. Сослуживец сказал почтительно,
к чему я не привык:

- По-моему, вы знакомы с мистером Кипсом.

- Да, - сказал я, - познакомились у доктора Фишера.

- Я не знал, что вы знакомы с доктором Фишером.

- Мистер Джонс женат на его дочери, - сказал мистер Кипс.

Мне показалось, что на лице моего начальника отразился страх. До сих
пор я ничем не привлекал его внимания и вдруг стал представлять опасность
- ведь зять доктора Фишера, имея такую поддержку, может занять место и в
правлении!

Я неосторожно позволил себе над ним чуть-чуть подтрунить.

- "Букет Зуболюба", - сказал я, - пытается смягчить вред, который мы
тут причиняем зубам. - Это было весьма опрометчивое замечание: оно могло
быть сочтено нелояльным. Крупные предприятия, как и разведка, требуют от
своих подчиненных не столько порядочности, сколько лояльности.

- Мистер Кипс - друг нашего управляющего, - сказал мой начальник. - У
него небольшое затруднение с переводом, и управляющий хочет, чтобы вы ему
помогли.

- Мне надо послать письмо в Анкару, - сказал мистер Кипс. - Я хочу
приложить к нему перевод на турецкий, чтобы не было недоразумений.

- Я вас оставлю, - сказал начальник, и, когда дверь за ним закрылась,
мистер Кипс предупредил: - Это, конечно, не подлежит разглашению.

- Понимаю.

Я действительно понял это с первого взгляда. Там упоминались Прага и
"Шкода", а "Шкода" для всего мира означает оружие. Швейцария - страна
причудливо переплетающихся деловых афер: множество не только политических,
но и финансовых махинаций совершается в этом маленьком, безобидном,
нейтральном государстве. Все технические термины, которые надо было
перевести, как я увидел, относились к вооружению. (На какое-то время я
попал в сферу, далекую от шоколада.) Вроде бы существовало американское
акционерное общество "И.К.Ф.К.", которое вроде бы покупало оружие для
Турции у Чехословакии. Конечный адресат этого оружия - только стрелкового
- был неясен. Там упоминалось имя, которое могло быть палестинским или
иранским.

Турецкий язык я забыл в значительно большей мере, чем испанский, - у
меня было мало практики (мы редко имели дело со страной рахат-лукума), и я
долго провозился с переводом.

- Я попрошу это перепечатать начисто, - сказал я мистеру Кипсу.

- Предпочел бы, чтобы вы сделали это сами, - сказал он.

- Секретарша не понимает по-турецки.

- Все равно.

Когда я кончил печатать, мистер Кипс сказал:

- Я понимаю, что вы делали это в служебное время, и тем не менее
небольшой подарок?..

- Совершенно необязательно.

- Могу я хотя бы послать коробку шоколада вашей жене? Может, конфет с
ликером?

- Ах, знаете, мистер Кипс, в нашем доме недостатка в шоколаде не
бывает.

Мистер Кипс, по-прежнему сгибаясь чуть не вдвое, так что нос его почти
касался стола, словно вынюхивая все тот же увертливый доллар, сложил
письмо, черновик и спрятал их в бумажник. Он сказал: - Когда мы увидимся у
доктора Фишера, вы, конечно, не станете упоминать... Это дело в высшей
степени секретное.

- Не думаю, что мы когда-нибудь с вами там увидимся.

- Почему? В это время года, если погода хорошая, он несмотря на снег,
устраивает самый пышный прием в году. Думаю, что скоро мы получим
приглашения.

- Я был на одном приеме, и с меня хватит.

- Должен признать, что последний прием был недостаточно продуман. И тем
не менее он останется в памяти его друзей как Овсяный ужин. Крабовый ужин
был гораздо занятнее. Но никогда не знаешь, чего можно ждать от доктора
Фишера. Был Перепелиный ужин, который так расстроил мадам Фэверджон... -
Он вздохнул. - Она обожала птиц. На всех ведь не угодишь.

- Но подарками, думаю, он угождает всем.

- Да, он очень, очень щедрый.