двинулись по вязкой тропинке между двумя рисовыми полями. Метрах в
двадцати от усадьбы мы нашли в узкой канаве то, что искали: женщину и
маленького мальчика. Оба были безусловно мертвы: на лбу женщины был
маленький опрятный сгусток крови, а ребенок казался спящим. Ему было лет
шесть, и он лежал, подтянув костлявые коленки к подбородку, как зародыш в
чреве матери.
перевернул ребенка.
трупом ребенка валялся недоеденный ломоть хлеба. "Ненавижу войну", -
подумал я.
людей; видно, для солдата всякий штатский - это тот, кто нанимает его,
чтобы он убивал, засчитывает в его жалованье плату за убийство, а сам
увиливает от ответственности. Мы снова тронулись в усадьбу и молча присели
на солому, укрывшись от ветра, который, как зверь, словно чуял приближение
ночи. Тот солдат, что забавлялся с прутиком, пошел облегчиться, а тот, что
облегчился, теперь забавлялся с прутиком. Я подумал: те двое в канаве,
по-видимому, решились выйти из своего убежища в минуту затишья, после того
как были выставлены часовые. А может, они лежат там давно - ведь хлеб
совсем уже зачерствел. В этом доме они, видно, жили.
груду трупов, снова проходя гуськом мимо церкви. Мы зашли не очень далеко,
а путешествие показалось нам длинным, и убийство тех двоих было его
единственным результатом. Самолеты поднялись в воздух, и позади нас
началась бомбежка.
уже спустились сумерки. Температура упала до одного градуса выше нуля, и
тепло было только на догоравшем рынке. Одна из стен дома была разрушена
противотанковым ружьем, двери были разбиты, и брезент не защищал от
сквозняков. Движок, дававший свет, не действовал, и нам пришлось построить
целые баррикады из ящиков и книг, чтобы свечи не задувало. Я играл в
"восемьдесят одно" на вьетминские деньги с неким капитаном Сорелем: нельзя
было играть на выпивку, поскольку я был гостем здешних офицеров. Счастье
переходило из рук в руки. Я раскупорил свою бутылку виски, чтобы
согреться, и все уселись в кружок.
пор, как покинул Париж.
есть оружие? - спросил он меня.
любезно добавил: - Боюсь, что ложе покажется вам жестким. А в три тридцать
начнется минометный обстрел. Мы стараемся помешать всякому скоплению
противника.
просто отвлекающий маневр. Если мы сумеем продержаться без подкреплений,
не считая тех, которые мы получили два дня назад, это, пожалуй, даже можно
будет назвать победой.
вспомнился заколотый за гобеленом Полоний), и пламя свечи заколебалось.
Тени плясали, как в балагане. Нас можно было принять за труппу
странствующих актеров.
это ведь ерунда, безделица по сравнению с тем, что происходит в ста
километрах отсюда, в Хоа-Бине. Вот там настоящий бой.
немного на ночь, оно может пригодиться. А теперь извините меня: я,
пожалуй, посплю. Когда начнут бить минометы, спать уже не придется.
Капитан Сорель, позаботьтесь о том, чтобы у мсье Фулэра было все, что
нужно: свеча, спички, револьвер.
положили матрац на пол в маленькой кладовой, и я очутился в окружении
деревянных ящиков. Ложе было жесткое, но сулило отдых. "Дома ли сейчас
Фуонг?" - подумал я, как ни странно, без всякой ревности. Сегодня ночью
обладание ее телом казалось совсем несущественным, - может быть, потому,
что в этот день я видел слишком много тел, которые не принадлежали никому,
даже самим себе. Всех нас ждал один конец. Я быстро заснул и увидел во сне
Пайла. Он танцевал один на эстраде, чопорно протянув руки к невидимой
партнерше; сидя на чем-то вроде вертящегося табурета от рояля, я смотрел
на него, а в руке держал револьвер, чтобы никто не помешал ему танцевать.
Возле эстрады на доске, вроде тех, на которых объявляются номера в
английских мюзик-холлах, было написано: "Танец любви. Высший класс".
Кто-то зашевелился в глубине театра, и я крепче сжал револьвер. Тут я
проснулся.
На нем была стальная каска, затенявшая глаза, и только когда он заговорил,
я узнал Пайла. Он произнес смущенно:
здесь переночевать.
походный рюкзак и извлек оттуда спальный мешок на шерстяной подкладке.
сюда попали.
дали в Ханое. - Он вынул термос, маленькую спиртовку, головную щетку,
бритвенный прибор и жестянку с продуктами. Я поглядел на часы. Было около
трех часов утра.
подставку для зеркала и бритвенных принадлежностей. Я сказал:
борьбе с трахомой, а потом я нанял лодку.
правде сказать, пришлось ее купить. Но стоила она недорого.
самолет. Вас могли прикончить вьетминцы.
своей тарелке.
раз, когда мы были с Гренджером... и с Фуонг.
немножко совестно за Гренджера.
последовала долгая пауза. - Я вам сказал не всю правду, - проговорил он
наконец.
просто неправдоподобно.
в Сайгон на будущей неделе.
бесчестным. А потом я не знаю, смогу ли так долго воздерживаться от встреч
с Фуонг.