Когда наиболее громоздкая часть оборудования была уже вывезена, самые экстремистски настроенные представители новой власти добились-таки права участвовать в ликвидации русской лаборатории. К счастью, за несколько часов до начала ликвидации об этом стало известно офицеру по фамилии Павлов, отвечавшему за безопасность лаборатории с советской стороны. Понимая, что ему со своим малочисленным отрядом вряд ли удастся выстоять против многочисленных экстремистов, на этот раз вооруженных не хуже его боевиков, Павлов решил не испытывать судьбу и, не мешкая ни секунды, собрал самих ученых и тех, кому доверял, быстро перенес из лаборатории все, что успел, в заранее подготовленный тайник и залил его бетоном.
Ворвавшейся группе экстремистов, среди которых находился и Тим Рот, оставалось довольствоваться лишь тем, что не успели спрятать советские специалисты.
Тем временем Павлов, великолепно говоривший по-испански, очень вежливый, но довольно угрюмый и немногословный, дождавшись, когда закончится, как он сказал, «проправительственная вакханалия», выбрал момент, остался наедине с Раулем и неожиданно проговорил по-русски: «А я ведь у вашего деда учился!» Эта фраза была для Рауля паролем, после чего Павлов показал Раулю, где спрятана та часть оборудования, которую не удалось вывезти, и попросил, не приказал, а попросил ее сберечь. Этого для исполнительного Рауля было вполне достаточно.
Все русские и кубинцы были выгнаны с острова. И только для Рауля сделали исключение: скорее всего потому, что он смог убедительно доказать, что для новой власти он не только не представляет никакой опасности, но и даже может принести пользу. Так Рауль остался один. С теми местными, кто работал у русских, он поддерживал добрые, но официальные отношения. Он шел на любые уловки, чтобы сберечь то, что ему было поручено охранять.
Из никарагуанских газет Рауль узнавал все новости в мире: и о перестройке, потом и о развале Советского Союза — эти вести не только глубоко взволновали, но и взбесили его. Все, ради чего жил и подвергал себя смертельному риску его дед и погиб его отец, было в одночасье поругано и уничтожено какими-то жалкими карьеристами и властолюбцами — именно так он в своем глухом одиночестве воспринимал Горбачева и Ельцина.
Несмотря на то что деньги, оставленные Павловым, давно закончились, Рауль продолжал оставаться на вверенном ему посту, сберегая тайну, достойно исполняя до конца свой долг и ожидая посланцев партии, которая, он был твердо уверен в этом, не могла забыть о нем, своем верном солдате. Задавая Савелию вопрос: «Вы из Москвы?», Рауль страстно желал услышать согласованный с Павловым пароль: «Да. И хорошо помню сеньора Хосе!». Но Савелий не знал этих слов. И хотя этот русский парень ему чем-то понравился, Рауль отогнал возникшее чувство симпатии. Русский из современной Москвы, да еще прилетевший из Нью-Йорка, из главного логова врага, никак не мог быть ему соратником и другом.
И Рауль опять замкнулся в своем гордом одиночестве, снова набираясь терпения для бесконечного ожидания связного.
Наткнувшись на непреодолимое препятствие в виде многометровой бетонной подушки и не добившись ничего путного от Рауля, Савелий понял, что дальнейшее его пребывание на острове в данных обстоятельствах лишено всякого смысла. Щедро заплатив старому Киламбе и тепло попрощавшись с Око- таль, Савелий решил вернуться в Нью-Йорк.
…Когда Савелий появился перед домом Розочки, он еще не успел позвонить у ворот, а она уже спешила ему навстречу и радостно бросилась на шею, словно они не виделись долгие месяцы.
— Почему ты не сообщил о своем приезде? — недовольно шептала Розочка ему на ухо. — Я тут вся извелась и совершенно замучила звонками Майкла. Он, конечно же, успокаивал меня, говорил, что все время поддерживает с тобой связь и что у тебя все хорошо, но я-то чувствовала, что он меня обманывает, ведь так?
— И так и не так, — виновато ответил Савелий, — постоянной связи у нас действительно не было, но если бы мне понадобилась помощь, то ему тут же сообщили бы, и помощь не заставила бы себя ждать, — решился соврать он.
— Не хитри, Савушка! — оборвала Розочка, строго глядя в его глаза. — Никарагуа не ближний свет, чтобы в любой момент могла прийти помощь…
— Но ты же видишь, я в полном порядке, даже царапины нигде нет, — сказал он и тут же пожалел об этом.
— Нет? Значит, могли быть не только царапины, но и что-то посерьезнее? — мгновенно подхватила она.
— Ну, что ты, Розочка, это говорится просто так, как бы для красного словца, — смутился вконец Савелий.
— Савушка, никогда не смей мне врать! Никогда не щади меня и мои нервы! Мне гораздо спокойнее перенести правду, любую, даже самую страшную, чем, не зная правды, придумывать всякие ужасы. — Она печально посмотрела на него, как бы ожидая ответа.
— Хорошо, милая, твердо обещаю: никаких недомолвок! — Савелий поднял перед ней правую руку и, как в американских фильмах клянутся актеры перед судьей, торжественно произнес: — Только правду и ничего, кроме правды! Клянусь! Во всяком случае, в тот момент, когда мы с тобой с глазу на глаз!
— Снова хитришь?
— Ни в коем случае! — возразил Савелий. — Иногда бывают ситуации, когда сообщить правду через посторонних людей или говорить ее по телефону означает подставить себя самого, а может быть, и ценных людей, — пояснил Савелий.
— Ладно, будем считать, что отговорился, — со вздохом согласилась Розочка, но глаза ее продолжали оставаться печальными и странно грустными. — Когда свадьбу будем справлять? Ты же обещал: после твоего возвращения.
— Я всегда выполняю свои обещания: ты же знаешь!
— Знаю, потому и спрашиваю: когда?
— Можно я отвечу после того, как переговорю с Майклом?
— Извини, ты прав: сначала нужно отчитаться о выполнении задания, — рассудительно согласилась она. — Хочешь, я отвезу тебя к генералу сама?
— Не стоит, милая: за мной уже послана машина. Родная, ничего не случилось такого, о чем бы я должен был знать?
— Надолго ты к нему? — не отвечая на его вопрос, спросила Розочка.
— Как получится… — сказал он и как бы про себя проговорил: — Такое впечатление, что ты, девочка моя, о чем-то недоговариваешь…
И вновь Розочка уклонилась от ответа, словно и не слыша вопроса:
— Ладно, будешь выезжать от него, позвони: хочу, чтобы мы с тобой где-нибудь посидели вдвоем.
— Замечательная мысль! — постарался улыбнуться Савелий, затем пристально посмотрел ей в глаза, которые Розочка не отвела в сторону, чмокнул ее в губы и добавил: — Картина — мой подарок тебе: сама реши, куда ее повесить! А клетку с драконом пока припрячь и не показывай Савушке: сам хочу ему вручить…
— С драконом? — удивилась Розочка.
— Нет, конечно, — улыбнулся он, — но очень похоже. Ладно, милая, пока! — Савелий еще раз чмокнул Розочку и быстро пошел к выходу.
— Думаешь, машина приехала? — спросила она.
— Не думаю, знаю!
— Шутишь! — Розочка бросилась к окну, из которого можно было увидеть останавливающийся у дома транспорт. — Надо же, действительно стоит машина Майкла! — удивилась она. — И как ты ее только услышал?
— Не услышал — почувствовал! — многозначительно проговорил Савелий, подняв кверху указательный палец, потом не выдержал и рассмеялся: — Господи, да я ее в окно увидел!
— Ух ты какой! — Она игриво погрозила ему пальчиком.
А Савелий помахал ей на прощанье рукой и через полчаса уже входил в просторный кабинет генерала Джеймса.
— Привет, дорогой Савелий! — обрадованно воскликнул тот, поднимаясь ему навстречу.
Они обнялись, похлопывая друг друга по спине и не скрывая радости от встречи.
— Ну, какие новости? — спросил Савелий, усаживаясь в кресло.
— Новости? — В глазах генерала промелькнула некая тревога. — Ты имеешь в виду Америку или Россию?
— Что-то случилось? — нахмурился Савелий, предчувствуя неприятные известия.
— Хоть не отпускай тебя никуда! — поморщился генерал. — Стоило тебе уехать, как в Москве прогремел взрыв в подземном переходе на Пушкинской!
— Много жертв?
— Тринадцать человек погибло и около ста в больницах, среди них много детей… — Генерал тяжко вздохнул.
— Что-то еще? — насторожился Савелий.
— К сожалению…
— Давай уж, добивай до кучи! — Он тяжело опустился в кресло.
— Российская атомная подлодка потерпела аварию во время учений…
— Кто-то спасся? — машинально спросил Савелий, уже зная ответ. — Господи! Да когда же в моей стране наведут порядок? — с горечью воскликнул он, ударив с досадой кулаком по столу и вскакивая с кресла, но тут же, виновато взглянув на хозяина кабинета, тихо проговорил: — Извини, Майкл, не сдержался!
— Ничего, я на твоем месте не так саданул бы, — вздохнул генерал и успокаивающе похлопал его по спине, — сто восемнадцать человек!..
— Неужели нельзя было никого спасти? Как это произошло?
— Темная история, — покачал головой Майкл, — чего только не плетут российские военные…
— А ты-то что думаешь… или знаешь?
— Если ты о самой аварии, то уверен, что это чья-то обычная безалаберность…
— АО спасении?
— На мой взгляд… — генерал сделал паузу, — если и возможно было кого-то спасти, то чисто теоретически: уверен, что более девяноста процентов экипажа погибли в первые же минуты…
— Диверсию исключаешь?
— С нашей стороны? На все сто! — уверенно заявил Майкл.
— Ас нашей?
— Да и с вашей тоже! — твердо ответил он.
— Что ж, давай помянем ушедших, — предложил Савелий, и генерал встал, открыл холодильник, достал из него бутылку виски, плеснул по стаканам. — Пусть земля… — начал Савелий, но Майкл перебил его:
— Пускай воды Баренцева моря будут им материнскими, — сказал он, и они выпили, не чокаясь.
Немного постояли молча, думая каждый о чем-то своем. Савелий думал сейчас о том, что только теперь понял, почему Розочка была так удручена.
Когда они сели, Джеймс спросил:
— Неужели в Никарагуа ничего об этом не было слышно?
— Наверняка было, но не на острове, — вздохнул Савелий, — там у них своя жизнь…
— Если хочешь, то мы можем перенести разговор на другой день, — предложил Майкл.
— Этим мертвым не поможешь, — с грустью заметил Савелий. — Все в порядке! Я готов доложить о проделанной работе! Тем более есть о чем!
— А я готов слушать! Не возражаешь, если я включу запись?
— Без проблем! — кивнул Савелий и, когда Майкл включил небольшой диктофон, начал рассказывать о своих никарагуанских похождениях.
Говорил он ровным голосом, стараясь не отвлекаться на посторонние дела. Генерал слушал внимательно и ни разу ни о чем не спросил. После того как Савелий подробно доложил Майклу Джеймсу о своих похождениях на острове Маис, генерал несколько минут молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Савелий рассказал все с такими деталями, что никаких вопросов действительно не возникало.
— Конечно, тебя стоило бы пожурить за столь рискованное поведение на чужой территории, но… — Майкл с улыбкой вздохнул, — победителей не судят. И отдельное тебе спасибо от имени Интерпола за то, что ты выполнил за них работу.
Савелий вопросительно взглянул на Майкла.
Орлов Алекс
Свержин Владимир
Витковский Евгений
Лондон Джек
Перумов Ник