приглядываясь к Эне без отвращения, презрения, я только говорю ей: "Что же
это с тобой делают, малышка Элиана, что с тобой делают?" Без злости,
просто так, механически говорю, желая ей только одного поскорее достичь
вершины, чтобы потом больше ни о чем не думать.
ЖЕРТВА (5)
Дышу ртом. Сарай пахнет старыми высохшими досками. Пинг-Понг спит на
другом конце кровати, повернув ко мне лицо. Тихо похрапывает. Грудь у него
волосатая, рот красивый, как и у остальных братьев. Мы оба голые. У меня
болит затылок. Моя мать, я уверена, не спала всю ночь. А о том кретине и
говорить нечего. Мне охота по нужде, и я чувствую себя грязной.
Стараясь не разбудить Пинг-Понга, встаю. Свет сюда проникает из
слухового окна. Лампа погашена. Бесшумно спускаюсь по лестнице. Теперь
хорошо видно прогнившее механическое пианино. Не исключено, когда-то оно
было, как говорит моя мать, зеленым. Но об этом сейчас можно только
догадываться, все облупилось. После долгого пребывания на свежем воздухе
оно совершенно почернело и потрескалось. Большая заводная ручка, когда-то
золоченая, теперь тоже черная. И на крышке можно разглядеть букву "М" в
завитушках с каждой стороны. Прикасаюсь к ней рукой.
На улице раннее утро Мадам Монтечари неподвижно стоит на пороге кухни в
черном переднике. И наблюдает за мной. Я совсем голая. Мы долго смотрим
друг на друга. Затем я осторожно иду по камням, мне немного холодно, но
приятно. Присев у стены, вижу: госпожа Монтечари резко отворачивается и
исчезает в доме.
Спустя несколько минут снова лежу возле Пинг-Понга. Услыхав, как чихает
на улице мотор грузовика, он просыпается и говорит: "Это Микки. Весь
аккумулятор угробит, прежде чем увидит, что не включил зажигание. Каждое
утро одно и то же". Спустя целую вечность грузовик отъезжает. Пинг-Понг
ищет часы, сунутые куда-то при баталии, и говорит: "Микки отвозит Бу-Бу в
коллеж. Значит, сейчас восемь или восемь пятнадцать, - и целует меня в
плечо. - Обычно я сам открываю гараж в полвосьмого". Затем натягивает
брюки и идет за кофе. Когда он уходит, я надеваю свое розовое платье.
Теперь мне стыдно выходить в нем. Скатав в комок трусики, засовываю их в
сумочку Не люблю по второму разу надевать вещи, если они уже были на мне
хоть пять минут.
Пинг-Понг возвращается с кофейником и только одной чашкой. Сам,
говорит, попил на кухне Спрашиваю: "О чем ты думал, пока нес кофе?" Он
смеется, грудь у него голая, и говорит: "О тебе". Я продолжаю: "И что же
ты думал?" Сидя на постели, он пожимает плечами и смотрит, как я наполняю
чашку, стоящую на стуле, где прежде была лампа. Наконец странным, едва
слышным голосом спрашивает: "Скажи, ты еще придешь?" Надо бы ответить не
знаю, подумаю. Но к чему? Говорю: "Если хочешь". И подхожу к нему. Он
снова забирается под юбку, как ночью, и не скрывает удивления, не
обнаружив там трусиков. Он снова хочет меня, вижу по глазам, но говорю -
нет. Тогда он надевает рубашку и отвозит на "ДС" домой. Я стою у ворот,
пока он разворачивается у кладбища, и молчу, руки даже не поднимаю, когда
он проезжает мимо и пялится на меня.
Моя мать застыла у кухонной двери, и едва я вхожу, как получаю
затрещину, от которой лечу на кастрюли, висящие на стене. Вот уже по
крайней мере три года она не лупила меня. Правда, я впервые не ночевала
дома. Не успев очухаться, получаю еще и еще. Она колотит меня молча, а я
защищаюсь как могу, слушая ее тяжелое дыхание. Только когда я падаю на
колени, она останавливается. Не знаю, кому хуже - ей или мне? У меня болит
затылок и кровь из носа течет. Говорю ей: "Шлюха". Она бьет снова, и я
оказываюсь на каменном полу кухни. Повторяю: "Шлюха". Она падает на стул,
грудь ходуном. Уставилась на меня, поглаживая кулак, наверно, самой
больно. Я смотрю через упавшие на лицо волосы, не двигаясь, положив голову
на пол. И снова говорю: "Шлюха".
ЖЕРТВА (6)
Три ночи подряд с Пинг-Понгом в сарае. Он раздевает ее, раздвигает ей
ноги на постели тетки и толчками входит в нее, зажимая рот рукой, чтобы не
кричала. Три дня он словно парит над землей в своем гараже, верит, что она
никогда не имела такого удовольствия, так ей хорошо - впору умереть.
Каждое утро, до того как он просыпается, я иду вниз и притрагиваюсь к
пианино. Как водится, госпожа Монтечари уже на своем посту, будь то шесть
или семь утра. Торчит на пороге и следит за мной, пока иду за сарай, и
только когда я присаживаюсь, дергается и уходит на кухню.
Теперь, когда я возвращаюсь домой, мать больше не колотит меня. Сидит
себе за столом и чинит разорванное платье. Она хорошо меня знает, потому
что любит. Она боится за меня, ведь я страшно упрямая. Если на меня
давить, могу взять в сторону или пуститься в обход. Но добьюсь своего. И
сейчас я ей это доказываю. Надо найти тех двух мерзавцев. Буду терпелива.
Они получат по заслугам. Их семьи будут страдать.
Говорю матери: "Посмотри на меня". Но она не хочет, думает, что давно
пора забыть. Я обнимаю ее сзади, прижимаюсь щекой к ее спине и говорю:
"Знаешь, мне хорошо с Пинг-Понгом. Я с ним только поэтому". Знать бы,
верит ли она мне. Кретин наверху слышал, как я вернулась. Уже минут
пятнадцать орет. Хочет есть. Хочет, чтобы его перевернули. Хочет
поговорить. Или еще чего. Да, я их накажу, и их семьи будут страдать.
Так шло до пятницы. Рано утром в пятницу мы слышим, как Микки возится
внизу и молотит кулаком в дверь сарая. Говорит: "Слушай, ты, из-за нее
ходуном ходит вся деревня". Судя по смеху и голосам, он там не один. А
Пинг-Понг как раз лежит на Эне, упершись ногами в спинку кровати. И
кричит: "К черту! Обожди, я вот сойду вниз, тогда схлопочешь!" Снова
слышен смех. Микки уходит. Тишина. Пинг-Понг откидывается на подушку. Я
говорю, что Микки просто хотел подурачиться. Пинг-Понг не отвечает и,
охватив голову, ворчит на братьев.
Чуть позже, когда я просыпаюсь, он говорит: "Идем. В конце концов, это
глупо". Я ничего не спрашиваю, натягиваю юбку, водолазку, босоножки,
зажимаю в кулак трусики, и мы идем. Пересекаем двор. Начало восьмого. На
кухне все в сборе-Микки, Бу-Бу, мать и тетка-глухарка. Пинг-Понг с вызовом
бросает: "Привет!" Никто не отвечает. Он говорит мне: "А ты садись тут". И
я сажусь рядом с Бу-Бу, который, не глядя на меня, размачивает булочку в
кофе. Мамаша Монтечари около плиты. Молчание длится целую вечность.
Пинг-Понг ставит передо мной чашку кофе, открывает буфет и вынимает оттуда
масло, мед и варенье. Потом обращается к Микки: "Если ты хочешь что-нибудь
сказать, валяй!" Микки ни на кого не смотрит и рта не открывает. Пинг-Понг
оборачивается к матери: "Может, ты хочешь что-нибудь сказать?" Уставясь на
мою руку, та отвечает: "Она что-то взяла в сарае". Я гордо заявляю:
"Ничего. Это мои трусики". И протягиваю руку, пусть убедится. Она
поджимает губы и отворачивается. "Всыпать бы ей", - слышится от плиты.
Пинг-Понг берет свою чашку, садится рядом со мной и говорит матери:
"Слушай, не задевай ее". Та спрашивает: "Она останется здесь?" Он
отвечает: "Она останется здесь". Бу-Бу на секунду поднимает глаза, не
прекращая жевать. Микки предупреждает: "Через пять минут надо ехать".
Тетка улыбается мне, словно я в гостях. Пинг-Понг намазывает мне хлеб
вареньем и произносит: "Пойду говорить с ее родителями".
Спустя четверть часа, стоя перед моей уже одетой и умытой матерью и
переминаясь с ноги на ногу, он говорит: "Мадам Девинь, не знаю, как вам
все объяснить". Словно этой недотепе надо что-то объяснять. Я отвечаю за
нее и за себя: "Я буду жить у Монтечари и пришла за вещами. Идем, Робер".
Все трое мы поднимаемся наверх. Он помогает мне снять со стены мое фото и
рамку с Мэрилин. Комната у меня совершенно белая и обставлена матерью. Он
замечает: "У нас все иначе". Я запихиваю платья и белье в два чемодана. У
матери кровь слегка прилила к лицу, но она не произносит ни слова.
Только выйдя из дома, я вспоминаю, что забыла лохань. Иду за ней в
чулан. Потом говорю Пинг-Понгу: "Ты все сразу не унесешь". А он в ответ:
"Не твоя забота". И мы уходим. Он умостил лохань на голове, поставив в нее
оба чемодана. Я говорю матери: "Я люблю тебя больше всех на свете". И
слышу в ответ: "О нет. Наверняка нет. Вот я действительно люблю тебя
больше всех на свете. И прощаю причинивших нам зло. Потому что ты есть, и
я благодарна Богу за то, что люблю тебя больше всех на свете". В сердцах
протягиваю ей руку: "Я буду там, на другом краю деревни. Ты знаешь, где
меня найти". Она покачивает головой и говорит "нет".
Когда мы с Пинг-Понгом спускаемся по улице, то оказываемся героями
праздника. Перепачканные мукой люди - вся деревня - выползли якобы
подышать воздухом. Пинг-Понг идет впереди с лоханью и чемоданами на
голове. Я следую за ним с мишкой, фотографиями, книгой и рамкой с Мэрилин.
Проходя мимо дома Пако, я говорю достаточно громко, чтобы все расслышали:
"Представляешь, каких трудов им стоило встать так рано!" Хозяин
Пинг-Понга, оказавшийся около бензоколонки, предлагает взять малолитражку,
чтобы добраться поскорее. Но Пинг-Понг отвечает: "Ничего, ничего. Четверть
часа, и я буду на месте". Жюльетта, конечно, стоит у окна и застегивает
халат, прикрывая свои полные груди, и мрачно смотрит мне вслед. Возможно,
она когда-то и переспала с Пинг-Понгом разок или подозревает, что у ее
мужа было что-то со мной - поди ее разбери. Меня так и подмывает
остановиться и сказать этой злюке, что я еле устояла нынешней зимой. Но
Анри Четвертый хороший человек, ему и без того туго с ней приходится.
Самым большим идиотом выглядит Брошар, а еще глупее его жена Брошариха.
Он спрашивает у Пинг-Понга: "Значит, переезжаем?" А Пинг-Понг ему: "Как
видишь". И тут она как раз выползает: "Значит, переезжаем?" Пинг-Понг
отвечает: "Спросите у мужа". Тогда эта задрыга поворачивается к своему,
сердито так говорит: "Это еще что? Ты тут при чем?" Клянусь, когда в этой