спортсмены могли реализовать все, на что они способны, - сказал я, решив
несколько пригасить пыл толстяка. Мне просто не улыбалась перспектива
свалиться с какого-нибудь небольшого обрывчика, коих немало попадалось на
нашем пути - справа и слева от дороги.
Макнамара поднял вверх большой палец правой руки, и машину повело влево,
навстречу мчавшемуся тяжелому туристическому автобусу "Грей хаунд". Однако
толстяк знал свое дело: он не только успел увернуться под мощнейший
трубный глас автобусной сирены, но и нисколько не умерил пыл. - "Овал" -
лед как зеркало! Напрасно, что ли, мы выписали из Европы того парня, что
делает лед... Ледовый дворец - тоже не чета хеннинскому, в старом, где
были Игры тридцать второго, будут тренироваться да еще играть
второстепенные матчи. Уайтфейс - гора, какую еще нужно поискать! Там
победят лишь парни с крепкими нервами. Снега, скажете, маловато на лыжных
трассах? Поверьте моему опыту, я ведь в Адирондакских горах родился, здесь
все мне знакомо с детства, - снег будет, и сколько нужно. Я говорил нашим,
чтоб не пороли горячку, не выбрасывали деньги коту под хвост, дак нет -
стали насыпать искусственный снег. Плакали денежки...
был малопонятен, к тому же он умудрялся глотать гласные, и я постоянно
должен был напрягаться, чтобы понять, о чем он тарахтит. Наконец мы
подкатили к олимпийской деревне.
пресс-центре, меня тут же разыщут. Ты мне понравился, свой в доску! -
кричал он, уже наполовину просунувшись в автомобиль и выуживая оттуда
фотоаппараты, отчего его круглый зад и короткие ножки смешно дергались
взад-вперед.
пропуск и открыл турникет, ведущий в деревню.
ни одна не производила столь гнетущего впечатления. Приземистые,
темносерые корпуса, почти лишенные окон, безлюдные дорожки, высокий
металлический забор. Картину дополняла сама местность - темный суровый лес
вдали словно присматривался к тем, кто решился ступить на его землю.
праздничным снегом, лежало на крышах зданий.
полушубке и в широкой ковбойской шляпе, где расположились советские
спортсмены. Он молча ткнул в направлении одного из тюремных зданий.
Семененко, - быстро представился я дежурному по штабу делегации.
над сердцем приветливо улыбнулся и сказал, обращаясь к товарищу, что сидел
в углу:
многозначительно улыбнулся. - Это горнолыжник, тренер. Скажи, чтоб сошел
вниз. Я говорю, что есть он, они еще никуда не уезжали, а с завтрака уже
возвратились!
спустя минуту оттуда с воплем: "Ого-го, старина! Кого я вижу!", - свалился
на меня Валерка. Он был черный от загара, словно коптился на июльском
пляже в Ялте, весь подтянутый, крепкий, какой-то до зависти спортивный.
Последний раз мы виделись с ним в Славском год назад, где проводился
динамовский сбор, и с тех пор он мало изменился.
обострены и каждый даже мало-мальски знакомый советский человек кажется
тебе близким родственником. А что говорить о нас с Валеркой, если мы знаем
друг друга сто лет, и именно он был моим крестным отцом в горных лыжах.
Когда я распрощался с плаванием, то долго "маялся дурью", как выразился
один некогда близкий мне человек: все искал, чем бы заменить спорт,
который еще сидел в каждой клеточке тела и заставлял просыпаться по ночам
в холодном поту, когда во сне я вновь и вновь выходил на старт и никак не
мог прыгнуть с тумбочки... Пытался играть в теннис, и что-то получалось,
во всяком случае мой бывший одноклассник и великий знаток тенниса Йосиф
Айзенштадт всякий раз качал головой и говорил, слегка заикаясь: "Т-такой
т-талант за-загубило плавание!" Потом увлекся подводной охотой, да какая у
нас охота, когда даже на Черном море, помимо зеленух, разве что "собак"
стрелять. Одно лето провел начальником подводной экспедиции - искали на
дне погибшие во время войны корабли...
всего и давало бы возможность тренироваться, стремиться к чему-то. Когда я
впервые встал на лыжи, а случилось это в том прекрасном и славном поселке,
что зовется так ласково - Ясиня, на мягкой горке Косторивке, то понял:
нет, жизнь еще не кончается!
Семененко.
он.
крохотным продолговатым окошком где-то под самым потолком было жарко, как
в парилке. Я поспешил раздеться.
извини, организаторы не предусмотрели. Впрочем, и правильно - куда
поставишь? Разве что на голову. Ну, рассказывай, как там в Киеве, ведь я,
считай, полгода не был в родных пенатах. Жена пишет: если такое будет
продолжаться - разведусь. Ну а что я могу поделать? В июле - на Эльбрус,
потом - под Алма-Ату. Не успели возвратиться в Москву, нужно выезжать в
Австрию. И пошло-поехало! Я ей, родненькой, пишу, что олимпийский сезон
бывает раз в четыре года, а она мне свое - у тебя каждый месяц
олимпийский. Что за люди эти женщины? Представляю, как она меня встретит,
когда возвращусь...
народ отходчивый, к тому же любят подарки. Ты что-нибудь подбери ей по
вкусу, да так, чтоб к лицу...
как всерьез занимаемся лыжами. А люди здесь по десятку-полтора катаются -
на кубках да чемпионах мира, на Играх и прочих "критериумах". Но ребята в
порядке, особенно мне по душе Цыган - Цыганков. Нет у парня страха ну ни
на йоту. Стенмарк и тот как-то подходит и спрашивает: откуда этот парень?
Во до чего мы дожили!
самостоятельно.
права не качай, икорка у меня для парней, чтобы кровь играла у них на
старте. А кофе сейчас будет!
ведьма! Ну скажи на милость, что я такое выдал, чтоб набрасываться на
меня, словно нанес ей самое тяжкое оскорбление? - Семененко был расстроен,
и я понимал его, но ничего объяснять не стал, потому что и сам ничего
толком не понимал.
номере. До того злополучного вечера между нами не то что черная кошка -
серый котенок не пробегал: я по ее просьбе сходил за вещами, заодно привел
подругу, с ней она долго и таинственно шепталась, хотя я и вышел в другую
комнату. По утрам заглядывал лекарь и менял ей повязки на ноге. Утром
третьего дня Наташка поднялась самостоятельно, без костылей. Была весела,
в меру язвительна, и ее колкости в мой адрес не переходили границ
допустимого. Мы обращались друг к другу на "вы", и я относил на почту
письма с нью-йоркским адресом - маме. По вечерам чинно сидели у
телевизора, который я просто-таки вымолил у директора детской горнолыжной
школы Вили Школьникова. Говорили о чем угодно, но не касались наших личных
дел. Правда, Наташка попросила меня не пускать на порог того высокого
красавца, что я и выполнил с превеликим удовольствием, когда он ткнулся
было в номер. Как раз в гостях у меня сидел Виля, я ему подмигнул, он все
понял, вывел аккуратненько парня в коридор, что-то ему вежливо, потому что
никаких подозрительных шумов не донеслось, сказал, и тот позабыл к нам
дорогу.
заканчивала институт, профессия у нее - художник-модельер, что-то она там
сделала стоящее, потому что ее уже пригласили во Всесоюзный Дом моделей.
Меня же меньше всего интересовало, кем и чем она будет. Она была рядом, и
я просто не мог себе представить, что наступит момент, когда мы разъедемся
в разные стороны. Но и будущего у нас не было, не могло быть, я это знал
твердо...
выпивке относился с предубеждением и признавал лишь шампанское, да и то
разве что по торжественному поводу. В тот вечер повод был: его команда
выиграла первенство Центрального совета "Динамо", и в "Верховине", на