Чтение 11–й страницы книги ~Дойти до горизонта~

Но очень хотелось хоть ненадолго выйти на землю, поваляться на песочке,
ощутить под собой что-то твердое, по-настоящему устойчивое.

Остров располагался почти по курсу, крюк составит не более
пятнадцати-двадцати километров. Почему не зайти?

- Ну что, рискнем? - озорно подмигнул Салифанов. Четыре пары глаз
вопросительно воззрились на меня.

- Давай! - махнул я рукой.

- Есть такое дело! - гаркнул Валера, крутнул румпель.

Остров сдвинулся влево и встал точно по курсу. Теперь миновать его мы не
могли. Пока суд да дело, решили провести медицинские обследования. Это
входило в каждодневные наши обязанности. Плавание плаванием, а научную
программу, будь любезен, выдай. Еще дома, в стенах одного почтенного
медицинского учреждения, нам популярно объяснили, что климатогеографические
условия, в которые нам предстоит попасть, во многом уникальны. А влияние на
организм человека жаркого климата еще до конца не изучено и упустить такие
возможности было бы форменным преступлением...

- Готовьтесь! - предупредила нас Монахова, раскладывая на расправленном
спальнике инструменты. - Я жду!

Ровно разложенные градусник, фонендоскоп, тонометр внушали невольную
тревогу. В памяти всплывали названия безнадежных недугов и жуткие истории
болезней. Хотелось сломя голову бежать в районную поликлинику
просвечиваться, прослушиваться, простукиваться, спасая свою драгоценную
жизнь.

- Не промок инструментик-то? - в надежде оттянуть обследование еще хотя бы
на полчаса спросил Сергей.

- Все цело! - сухо успокоила его Монахова, вдела в уши трубки фонендоскопа.

Лицо ее стало вдруг многозначительным, отрешенным. Эскулап, честное слово!
Даже на "ты" как-то стало неудобно называть. Какая она теперь Наташка!

- Кто идет первым? - сурово спросила Монахова и вперилась вопросительным
взглядом в меня.

- Чуть что, сразу Ильичев! - возмутился я. Наташа тяжело, словно
поворачивалась башня танка, перевела глаза на Салифанова. Под ее давящим
взглядом тот засуетился, заулыбался заискивающе.

- Я пока в регистратуру за карточкой сбегаю! - попробовал отшутиться он.

- Салифанов, ко мне! - резко скомандовала Монахова, вспомнив, видно, что
чем проще и короче приказ, тем лучше он воспринимается исполнителем.

Конечно, можно было попытаться составить фразу по-другому, не так обидно, а
то получилась какая-то собачья команда. Салифанов это немедленно заметил.

- Я тебе не доберман-пинчер! - возмутился он и надел на лицо выражение
крайней обиды. Теперь у него появилась формальная причина увильнуть от
обследований.

- Мне что, больше всех надо? - поставила вопрос ребром Монахова.

- Наверное, больше, иначе б ты этим не занималась, - предположил Валера.

- Это ему надо, - ткнула в меня пальцем Наташа. - Я сюда ехала только
плыть! - Она громко захлопнула папку с бланками тестов.

- Значит, с него надо начинать, - рассудил Салифанов.

Пришлось идти на уступки. Обследования вновь начались с меня.

Деревянными ногами я подошел к Монаховой. Если бы у меня был хвост, я,
наверное, усиленно завилял бы им из стороны в сторону, выказывая свою
преданность и любовь. Но хвоста у меня, к сожалению, не было, и я
ограничился комплиментом:

- Ты сегодня прекрасно выглядишь! Как академик Пирогов!

- Сядь! - не дала себя расслабить Наташа. Я безвольно опустился на настил.

- Начнем с забора крови! - зловеще известила Монахова, приподнялась и
вытянула из-под себя стерилизатор.

В его металлическом нутре что-то страшно звякнуло. Я отшатнулся, но было
поздно. На запястье моей правой руки мертвой хваткой
профессионала-дзюдоиста сжались ее пальцы.

- Не надо дергаться! - предупредила она. - Не так уж и больно. Она вытащила
ватку, смочила ее спиртом и тщательно обтерла мой безымянный палец.

- Руки надо чаще мыть, - между делом заметила она.

- Это пигментация кожи, - запротестовал я.

- Я вижу, - поморщилась Монахова и отбросила в море заметно почерневшую
ватку.

Салифанов, стараясь чтобы никто не заметил, тут же, как бы случайно, макнул
руку в воду и стал шаркать ею о штаны. Татьяна пристально взглянула на
него.

- Пятно на штанах, вот здесь, - попытался объяснить он свои действия. -
Откуда взялось, ума не приложу. - И стал тереть уже с явно показным
усердием. Монахова в это время сильно сжала с боков мой палец и вытащила
остро заточенную лабораторную бритвочку. Я заметно побледнел. Палец, в свою
очередь, наоборот, приобрел здоровую розовую окраску. Вся кровь, схлынувшая
с лица, наверное, собралась в нем. Сейчас Монахова проколет кожу и...

- Давай быстрее, - поторопил я.

Терпеть уже не было сил. Лучше уж сама боль, чем ее ожидание. В моем
воображении бритвочка уже столько раз вонзалась в палец, что он стал похож
на подушечку для иголок.

- Я лучше знаю, когда, кому и что делать, - нравоучительно пояснила она и
еще сильнее стиснула мой бедный палец.

- Ты аккуратнее! - охнул я.

Монахова с размаха воткнула свой инструмент, кожа хрустнула и поддалась.
Она для верности нажала еще раз. Наверное, с таким же садистским
удовольствием свирепые янычары вонзали свои кривые ятаганы во впалые животы
ненавистных противников.

- "Но в горло он успел воткнуть и там два раза повернуть свое оружие... Он
завыл..." - процитировал Салифанов.

Наташа неотрывно смотрела на мой палец. Казалось, она взглядом хотела
высосать из меня всю кровь.

- Ну! - с угрозой произнесла она.

- Стараюсь, - попытался оправдаться я. И действительно, старался, даже
кряхтел от натуги. Крови не было! Куда она подевалась, проклятая? Я честно
пытался отыскать ее в лабиринтах аорт, сосудов, вен и капилляров и
направить к злосчастному пальцу. Но не мог наскрести даже жалкую каплю.
Организм из чувства самосохранения не хотел расставаться со скудными
запасами лейкоцитов, красных кровяных телец и т. п. Они ему сейчас были
нужны внутри гораздо больше, чем на лабораторном стекле. Монахова стала
недвусмысленно коситься на мой средний палец.

- Ты что задумала? - испугался я.

Наташа отщипнула еще кусочек ватки, опустила его в спирт. Я попытался
выдернуть руку, но Наташа была начеку. Она еще крепче сжала палец и, то ли
из-за этого, то ли из-за испуга, на желтую кожу выдавилась темно-красная
капелька крови.

Наташа с сожалением взглянула на облюбованный палец и отложила ватку.

- Вот видишь, все нормально, - облегченно вздохнул я.

Монахова взяла длинную стеклянную трубочку и попыталась втянуть каплю крови
внутрь. Красный столбец поднялся до середины.

- Еще надо, - строго сказала она.

- Разве я против, Наташенька, хоть всю забери. Если сможешь! - щедро
разрешил я.

- Тогда не утягивай руку! - потребовала Монахова и, удобнее перехватив,
стала выдавливать из пальца кровь, как из пустого тюбика зубную пасту.

- Может, его за ноги потрясти? - предложил свои услуги Салифанов.

Понемногу, трудно расставаясь с каждым миллиграммом, отдавал я свою кровь.
Была она густая, вязкая и темная на вид. Никогда раньше такой не видел.
Ограничение воды и жара уже начали сказываться.

- Отдыхай пока, - милостиво разрешила Наташа, выдавив из меня положенную
норму. - Следующий!

- Сереженька, пожертвуй своей голубой, - широким жестом пригласил я на свое
место Салифанова.

Теперь я был в лучшем, чем остальные, положении.

То, что я уже пережил, им еще только предстояло. Сергей с явной неохотой
приблизился к "лаборатории".

- Слава советским ветеринарам! - приветствовал он Монахову.

Та не реагировала, мыла в спирте бритвочку. Сергей, применив испытанный
лыжный способ, придуманный для согревания конечностей, стал махать рукой,
вгоняя центробежной силой кровь в пальцы. Когда бритвочка проколола ему
кожу, кровь прямо-таки брызнула.

- Учись, доходяга! - продемонстрировал он мне свой кровоточащий палец. -
Против законов физики не попрешь!

- Ильичев, измерять температуру! Салифанов, заполнять тесты! -
распорядилась Монахова.

- Васеньев, в разделочную! - в тон ей продолжил Сергей

Я послушно вытянул из медицинского чемоданчика градусник. Ртуть замерла
против цифры 39.

- Опять чемодан на солнцепеке оставили! - начал ворчать я. - Сколько можно
говорить Хотите, чтобы последний градусник лопнул от перегрева.

- Ильичев, займись делом, - остановила мое словоизвержение Монахова.

Я затих и сунул градусник под мышку. Во время обследований перечить
Монаховой было опасно. За семь минут я остудил градусник до 37 и двух.
Монахова придирчиво изучила шкалу, записала в журнале показания

- Теперь в ротовой полости! - приказала она. Я снова взял градусник,
который уже нагрелся до тридцати девяти градусов, согнал ртуть вниз шкалы,
обтер и, стараясь не задеть стекло зубами, сунул его в рот. Щеку подпер
ладонью и приготовился ждать. Валера в это время боролся с динамометром.
Зажав его в правой руке, он несколько раз шумно выдохнул воздух, будто
собирался выжимать стокилограммовую штангу, и сильно сжал пальцы. Стрелка
лениво скользнула вправо.

- Ну-у! - дико заорал Салифанов. - Давай, Валерка, тужься! Ломай ей
пружину! - Васеньев покраснел, глаза его широко раскрылись. - Ну-у-у, -