Сашка рассказал эту историю Сухоручко, тот смеялся долго и искренне.
Бриллианты!.. И смех и грех...
проверил: была ли такая кража?
покачали седыми головами. Пенсионерка Фрумкина покрутила на пальце колечко
с дешевым раух-топазом.- Нет, не проверял. А зачем Левке все это было
нужно? А, Михалыч?
кого-нибудь за день не обманет, ночью не уснет. А во-вторых, он на халявку
хорошо поужинал, да еще и бабки с бармена снял. Думаю, не меньше
полтинника.
жопа... А он, Лева, дескать, тебя хорошо знает и может все вопросы утрясти.
Просек, опер? Левушка тебя просто использовал... как презерватив.
нарисовал на лугу большой коровий шлепок.
народной артистки Фрумкиной... тьфу!.. в квартиру одного скрипача, набил
вещичками рюкзак и чемодан. Тут, как на грех, скрипач внезапно приходит.
Лева - раз! - и вещички в окно. Но сам не прыгает - высоко, третий этаж
дома дореволюционной постройки, потолки пять метров! Сам не прыгает, а
является перед ошеломленным скрипачом и говорит: так, мол, и так, здрасьте
- я вор. Хозяин - натурально - в столбняке. Вор я, говорит Лева, ножкой
смущенно по паркету старинному елозит. Взор потупил... Сирота, родители
алкоголики... голодаю. Но я же ничего не украл! Вот - руки-то пустые...
отпустите, дяденька, Христом Богом прошу!
отпустил Леву. А тот подобрал во дворе вещички - и ноги в руки. Потом-то
хозяин прочухался, увидел, что обнесли его не слабо, и побежал в милицию.
Левку быстро установили по приметам и взяли. Так вот и подсел талантливый
еврейский мальчик Левушка Караган.
Леву Карагана.
него он составляет все. Чем не блестит эта улица - красавица нашей
столицы!"... Того Невского проспекта, о котором писал Николай Васильевич
Гоголь, уже разумеется, нет. Мы можем вздохнуть печально, сказать "увы и
ах!", но ничего с этим не поделаешь.
возможность спуститься под землю где-нибудь на Гражданке, или в Автово, или
в Купчино, и через пятнадцать-двадцать минут подняться на поверхность на
Невском. Блочно-панельный кошмар остался далеко-далеко. Ты стоишь на
Невском проспекте! Что-то в этом есть... согласись?
года с того момента, когда Сашка получил удостоверение. Два года... много
это или мало? Как считать? С чем сравнить? Два года оперской работы... нет,
не поддается измерению. Тут ведь как? Или ты станешь ментом, или...
Сашка шел по Невскому проспекту, привычно посматривал по сторонам. Иногда с
кем-то здоровался. Круг знакомых у Зверева был весьма своеобразный: жулики,
мошенники, проститутки... эх, ребята, что это был за круг знакомых!
Какие странные характеры встречаются на Невском проспекте!" Те "характеры и
явления", которые встречаются на Невском одна тысяча девятьсот восемьдесят
восьмого года вам, Николай Васильевич, трудно было бы себе вообразить!
интересовало ничего. Фарцовщики, спекулянты, мелкие мошенники. Они шли на
контакт, чтобы спасти от изъятия свой товарец: матрешек с лицом Горбачева
или советскую армейскую атрибутику: погоны, шапки-ушанки, значки. Они
истово, круче, чем настоящие рецидивисты, ненавидели ментов и сходу сдавали
напарника за пачку сигарет, за возможность заработать доллар или марку...
Общение с этой жадной, глупой и корыстной шушерой ничего, кроме
брезгливости, не вызывало. Вся эта публика кишмя кишела возле гостиниц,
магазинов, музеев и автобусов с любопытными и доверчивыми фирмачами. В
двадцать седьмое любителей "сделать бизнес" ежедневно доставляли пачками.
Случалось, что новички, пережив испуг, бросали свое ремесло. Но это
редко... Как правило, ребятишек засасывало. Иногда Звереву казалось, что
весь мир представляется этим шустрым ребятишкам одной огромной толкучкой...
жалко их не было нисколько. Даже воры и грабители вызывали больше уважения
- они, по крайней мере, рисковали. И среди них встречались интересные люди.
И характеры.
Сенатор. Сенатор был, как всегда, в безупречном костюме, хорошем галстуке и
длинном, до пят, белом плаще. Холеное аристократическое лицо, холеные руки.
О, руки Сенатора! О них ходили легенды. "Возможно, Саша,- сказал Звереву
Сухоручко,- один из лучших стирал в Союзе. И человек весьма неглупый и
порядочный". Вот так - порядочный шулер... интересно.
повар появился в "Европе". Такие котлетки по-киевски строит - просто
прелесть.
поговорим. Кстати, Мушка подойдет.
чтобы зашел ко мне. Не он ли грузинских барыг в "Ленинграде" кинул? -
ответил, посмеиваясь, Зверев.
вопросы не отвечаю,- сказал Сенатор. От него пахло хорошим одеколоном и -
слегка - коньяком.
обиделись. Возможны эксцессы. Всего доброго, Игорь Станиславович.
уважении. Пожилой катала был частью Невского проспекта. Бесспорно,
криминальной частью, но не вызывающей отвращения. Более того,
интеллигентный Сенатор, не пропускавший ни одной театральной премьеры,
очень к себе располагал. И был известен тем, что никогда никого не сдавал.
Несколько раз его грабили - он никому не жаловался и уж тем более не
обращался в милицию. Такие вот встречались "характеры и явления" на Невском
проспекте... Прихватил однажды Зверев одного из ветеранов-ударников
криминального труда, дважды уже судимого, уверенного в себе и опытного.
Александр Андреич, уже двадцать лет... это моя жизнь. Если бы не подсел по
дурости в семнадцать - может, было бы по другому. А теперь - извини. Я
кидаю, ты ловишь. Но я никогда у женщины сумочку из рук не вырву или
последнее у работяги не отберу... Вон - салаги тетку деревенскую
обрабатывают - иди, Зверев, лови. А меня не надо, я уже не твой клиент.
Хочешь, мы с тобой посидим, выпьем, как мужики поговорим. Так-то лучше
будет...
"коровьим шлепком", такой разговор был бы невозможен. И он не сумел бы
понять преступника, и преступник не стал бы с ним разговаривать
по-человечески. За два года Зверев многое понял... Не каждый представитель
криминальной среды обязательно негодяй. Тот же Леха-Нос однажды отдал свои
деньги многодетной матери, которую обули два молодых подонка. А потом сам
вычислил их и основательно отметелил. Больше они на Невском не
появлялись... Тот же Леха-Нос ухаживал за своей парализованной матерью и
больше всего на свете боялся сесть. В этом случае мать оставалась одна.
Даже хуже - с сестрой-алкоголичкой, которая тащила из дому все подряд.
Опера двадцать седьмого Леху знали, никогда не прихватывали. Случалось даже
выпивали вместе... Так что отношения "полицейские и воры" не укладывались в
какие-то стандартные рамки.
разнообразие, но все-таки и Леха-Нос, и Сенатор, и еще пяток-десяток
похожих жуликов были исключением, а не правилом. Благородные разбойники
потягивали эль в Шервудском лесу, а в кабаках и притонах Ленинграда гуляли
ребятишки другой закалки, вернее - закваски. Какие-либо представления о
морали, нравственности, совести у них отсутствовали напрочь. Это был
изначально грязный, омерзительный мир, и даже представления о так
называемой блатной романтике здесь отсутствовали. Их ценности были
примитивны. Убоги. Пещерны. Здесь думали только о деньгах. Деньги, в свою
очередь, мгновенно превращались в водку, анашу и животный, грубый секс.
Многие из них, в сущности, и не отличались от животных: мозг, постоянно
отравленный алкоголем и наркотиками, отказывался нормально работать.
Оперативникам, ежедневно сталкивающимся с этими отбросами, порой самим
становилось тошно. Тупость, жестокость и бессмысленность существования
человекоподобных ублюдков способна поразить воображение... Рано или поздно