Чтение 11–й страницы книги ~Букет на приеме~

спокойное, а для нас, следовательно, самое тревожное?

-- Поймать свободную машину, -- подсказывает Данилов.

-- Да, случайная посадка. Подозрительные ездки мы будем подстраховывать
патрульными машинами ГАИ. Ну и еще кое-чем. Повторим-ка наше воззвание.

Старшая включает переговорное устройство.

-- "Букет" вызывает все машины на линии...

* * *

Трое суток посменно отдежурили муровцы в "Букете". Кирпичов все
нерабочее время тоже проводил там, там и спал на диванчике, чтобы быть под
рукой для опознания грабителей. Все пока безрезультатно.

Невесело возвращается Томин домой. Навстречу ему по лестнице
спускается Борис Петухов, за спиной рюкзак. При виде Томина делает
испуганное движение назад, но прятаться поздно.

-- Та-ак. Карету мне, карету?

-- Да я... знакомая пригласила, немного проветриться...

-- Когда поезд?

-- Десять сорок пять, -- автоматически отвечает Борис.

-- Ту-ту -- и прощай неприятности. Блистательный ход!

-- Саш, ну слушай... ну можно с тобой как с человеком?

-- Я и есть человек. Незаметно?

-- Заметно, заметно! -- заводится Борис. -- Под милицейским мундиром
бьется благородное сердце! Не то что у некоторых, да?

Томин молча смотрит на него усталыми глазами. Сейчас бы поесть да
завалиться спать...

-- Я тут уже восемь дней! За каким чертом мне здесь сидеть?

-- А родители?

-- Может, так даже лучше, Саш. Скажут, вызвали срочной телеграммой, --
и меньше разговоров.

-- Отец с матерью на ладан дышат, впереди следственные процедуры, суд.
Пусть все тянут одни?.. Давай билет!

-- Нету билета. Рассчитывал на вокзале схватить.

-- А и есть -- пусть пропадает. Заворачивай обратно.

-- Не имеешь права! -- слабо артачится Борис.

-- Имею. Не юридическое, так моральное. -- Он берет Петухова за локоть.
-- Когда-нибудь сам спасибо скажешь.

Дождавшись, пока тот войдет в квартиру, Томин направился было дальше,
но засомневался...

А Борис стоит в передней, не снимая с плеч рюкзака. Прислушался,
тихонько приоткрыл дверь... и оказался лицом к лицу с Томиным.

-- Гражданин, вы задержаны при попытке к бегству! -- Томин старается
взять добродушный тон.

-- Может, я под домашним арестом?!

-- Не шуми.

Борис в сердцах скидывает рюкзак на пол и уходит в комнату. Томин,
улыбаясь, двигается следом.

-- Поймал и радуется! Тоже мне, великий сыщик! Ловил бы кого положено!

-- Гляди-ка, замок новый вставил, прибрал, даже пол подмел. А
цветочек-то не завял.

-- Зря ты меня не пускаешь, -- впадает Борис в страдающий тон. -- Я
ведь тут... ну прямо по уши в навозе! Старики чего-то наплели, пойдут теперь
насмешки...

-- Ты тоже сочинял. Отец у тебя не отставной бухгалтер, а большой
ученый, вместо домика на восьми сотках -- загородная вилла.

-- Откуда?! -- отшатывается Борис.

-- Пал Палыч у Хабарова выспросил.

-- Этот Пал Палыч меня возненавидел с первой минуты!

-- Он тебе просто не поверил с первой минуты.

-- Нет, не просто! Как он меня обхаживал! То лестью, то хитростью. Все
испытывал... Ты знаешь, я иск написал, -- говорит он упавшим голосом. -- Вот
до чего довел... Может, за мной есть грехи, но на чужое я не зарился. Да еще
на чье!..

-- Иск в дело не подшит.

-- Но ты ведь знаешь. И я знаю. Главное, что обидно -- не нужны мне те
деньги! Все вот тянутся, жилы рвут, чего-то там достигают. Кому должность,
кому магнитофон какой-нибудь сумасшедший нужен или еще что. А я что потопал
-- то и полопал... Лег -- свернулся, встал -- встряхнулся.

Томин садится верхом на стул и смотрит на Бориса внимательно.

-- Хочешь верь -- хочешь нет. Старики, между прочим, тоже на деньги
были не жадные. Пошлешь четвертак, мать накупит дребедени и обратно шлет. У
меня одних галстуков штук тридцать.

-- Значит, честолюбием не мучаешься? А зачем приукрашивал свой портрет?
Именитые родственники, невесты-красавицы?

-- Что я думаю и как себя внутри ценю, это личное дело. Но люди должны
меня уважать. Тут уж извини!

-- Боря, если сам себя не уважаешь, другие не будут.

-- Слушай, ну нельзя же признаться, что я весь тут, и больше ничего! --
Прижав обе руки к груди, он с обидой взирает на Томина: простых вещей
человек не хочет понимать!

-- А почему, собственно, нельзя? Давай разберемся. Ты не воруешь? Не
спекулируешь?

-- Иди ты!

-- По меркам Хабарова почти непьющий. От работы бегаешь?

-- Куда от нее убежишь?

-- Правильно. Получаешь во всяком случае, больше моего. Может, какой
талант в землю зарыл? -- отвлекает Томин от наболевшей темы.

-- Там зароешь, -- хмыкает Борис. -- Ты пробовал вечную мерзлоту
копать?

-- Так. Подведем итоги. Ты не академик. Не герой. Не мореплаватель.
Примерно, плотник.

-- Хм... -- кривится Борис. -- Припечатал, так припечатал. Дальше?

-- Дальше: плотник ты честный, трудишься в сложных условиях и
приносишь обществу посильную пользу.

-- Пионерским собранием запахло. Если будешь перевоспитывать, я
ушибить могу, имей в виду!

-- Нет, мы, что называется, беседуем за жизнь. Ты высказался
откровенно? Высказался. Дай мне... Раньше на базарах стояли смешные
фотографы. У них был ящик гармошкой на треноге, помнишь?

-- Ну!

-- И обычно была картина: например, джигит с саблей, но без лица,
вместо лица -- дырка. Клиент сунет в нее голову -- и готово дело, на коне.

-- Ну?

-- Сняться так, Боря, можно. Но каждый день эту бутафорию таскать --
шею свернешь. И зачем? Помогал тебе папаша профессор и вилла?

-- Ну...

-- Мешали, Боря! Кто-нибудь позавидует мельком и забудет. Зато ты
непрерывно помни... чтоб не споткнулся бутафорский конь. Прав? Нет?

Борис угрюмо отвернулся, даже "нукать" перестал.

-- А закадычные друзья у тебя есть? -- донимает Томин. -- Наверно, нет.
Сближаешься с людьми до определенной черты, пока можно в душу не пускать.
Откуда дружба? Или любовь? Допустим, женишься. На какую виллу повезешь в
отпуск жену?

-- Да иди ты, хватит уж...

-- Нет, ну почему тебе не быть самим собой?! В открытую, без
похвальбушек? Чего зазорного! Высот не достиг? Но ведь и не рвался. Прими ты
себя таким, как есть! И другие примут. Погляди в зеркало -- нормальный
мужик. Здоровый, видный. Чего надо?

Борис щурится и поводит широкими плечами, будто примеряет новую
одежду.

-- Саш, это в пользу бедных или начистоту?

Во весь рот, со стоном Томин зевает:

-- Для дипломатии слишком устал. Скажем так: ты моих восторгов не
вызываешь. А уважать -- я бы тебя уважал. Если б не вранье, я б тебя вот так
уважал!

* * *

Наскучив вести пустые допросы (десятистепенные знакомые Петуховых),
Знаменский под вечер тоже заявился в "Букет". Вживается в эфирный галдеж,
где кроме переговоров с диспетчерами слышны и посторонние реплики: "Как
дела?", "Когда кончаешь?", "План у меня дымится". Это водители между собой,
хотя и не полагается засорять волну.

Час минул. Полтора. Все чем-то заняты, а Пал Палыч слоняется без дела.
Присел возле Томина, который делает пометки в бланках-заказах. Из динамика:

-- Коль, слышишь?

-- Слышу. После смены -- как договорились?

-- Само собой. Как ты?

-- А загораю на куличках. Возил каких-то шизиков.

Томин наощупь прибавляет звук.

-- А чего они?

-- Сели -- будто в Щелково, больную мамашу проведать, и все "гони" да
"гони". Я говорю, машина завтра в капиталку идет, забарахлить может. Тогда,
говорят, нас не устраивает. Вылезли -- и в метро.

-- Володя, Данилова сюда быстро! -- окликает Томин Самойлова.

-- Загораю теперь на Щелковской... Ладно, значит, после смены?..

Подходят Данилов и Самойлов.

-- Други, у Щелковского метро стоит такси, которое два "шизонутых"
нанимали до Щелкова, но раздумали -- машина старая.

-- Да ну?