Чтение 11–й страницы книги ~Из жизни фруктов~

бутылкой. Так называемый общественник лыка не вяжет... Да-да! Прошу прислать
представителей для второй проверки. И пусть наш товарищ из народного
контроля подойдет тоже... Сейчас направлюсь в бухгалтерию, затем к вам. Все.

Васькин язвительно усмехается следователю в спину: валяй, мол, суетись,
меня не ухватишь, не проглотишь.

* * *

Той же позиции он держится, представ перед разгневанной Чугунниковой:

-- Да ничего он не сделает. Пускай хоть с ружьями оцепляет! Хоть сто
раз перевешивает! Сколько по акту не хватает, столько и не хватит.

-- Увез уже?

-- Конечно, скинул. Что я -- маленький?

-- Опять в рабочее время прикладываешься! От тебя за три метра... --
машет Чугунникова ладонью перед лицом.

Васькин немного отодвигается.

-- Ну, поддатый. А если я вторую смену подряд? Не железный. Могу
принять для бодрости?

-- Да не при следователе же!

-- Да кто его знал, что он заявится! Никак не должен был прийти. Он
уже, Антонина Михайловна, предмет с того света. Викулов тут...

Чугунникова протестующе поднимает руку.

-- Не желаю ничего знать! Оставь при себе. Уж нас с тобой черт
веревочкой повязал, а остальные меня не касаются.

-- Ничего тебя не касается, живешь за мной без забот. А ругаешься.

-- Без забот?! Думаешь, легко распланировать загруженность цехов, чтобы
тебе дефицит шел, а другим -- свекла с морковью?! И все вроде бы случайно,
естественно. Думаешь, со мной не пытались поговорить: дескать, Антонина
Михайловна, трудно на одной естественной убыли. И с уголка стола уже,
подлец, конвертик двигает.

Васькин проявляет живейший интерес:

-- А ты?

-- Возмущаюсь! -- с ноткой горечи отвечает Чугунникова. -- Даже грожусь
в обэхаэсэс позвонить. Потом, конечно, прощаю. Он забирает конверт и уходит.
Рад, хоть естественку не отняла.

-- Умная ты баба, Антонина Михайловна! -- восхищается Васькин. -- Так
и надо. Нечего распускать, все разопрут, -- он подмигивает. -- Нам не
останется. Если б ты на меня еще ласково глядела...

-- Васькин!! Ты совсем пьян?! Разговорился! -- Чугунникова оскорблена
даже больше, чем показывает. -- Пока народный контроль не ушел, замри!
Считай, это приказ.

-- Легко сказать! Они, может, полгода торчать будут, ты мне оброк
скостишь? Не скостишь.

-- И так перебьешься. Это Петр Иванович покойный все в железку
просаживал, а у тебя небось кубышка битком.

Васькин даже забывает свою мужскую обиду:

-- У меня -- кубышка?!

-- А куда ж ты деньги деваешь? Второй семьи нет, все домой тащишь.

-- Да ты посчитай, во что мне этот дом обходится! Кооператив построил.
Полсотни метров. Пятьдесят на четыреста -- сколько? Двадцать тысяч. Дальше.
Ездить надо? Тачка, гараж, то крыло, то резина. Жена с дочками. Чтобы зимой
попки не мерзли, тулупчики надо? Три по куску. Себе надо -- еще кусок.
Шапочки добавь, сапоги, шарфы из "Березки". Это тебе минимум пять без
демисезона и всяких там сережек, только тело прикрыть. Они одних джинсов по
сто пятьдесят сколько истаскали. За ними все посчитать -- уже под сорок
потянет. А это мы с тобой еще квартиру не обставляли.

-- Была я у тебя. Ничего особенного, не красное дерево.

-- Ну и сколько?

-- Тысяч шесть.

-- Семь с полтиной. Без ковров и люстры. А я еще садовый участок взял.
Избушку леплю. Чтобы воздухом дышать, без всяких излишеств. Знаешь, почем
за все дерут? Да я еле концы с концами свожу! Недавно приличную музыку в
комиссионке нашел, девки одолели. Так, честное слово, бегал по людям,
четыре тысячи занимал до получки!

-- Как же ты жил, когда в школе работал? -- насмешливо спрашивает
Чугунникова.

Васькин отвечает не сразу, с каким-то тягостным удивлением и грустью.

-- Знаешь, лучше... Сам не пойму... Вроде ничего и не нужно было...

Его прерывает переговорник:

-- Антонина Михайловна, вы распорядились, чтобы я не давала вам
пропускать бассейн.

-- Спасибо, Зоенька. Где-то в бухгалтерии Знаменский. Предупредите,
что через тридцать минут уеду... Вот что, Володя! -- обращается она
решительно к Васькину. -- Зарвался ты! Всякий страх потерял. На тот факт,
что ты в присутствии товарища из органов позволил себе быть в нетрезвом
виде, я как руководитель обязана отреагировать. Завтра будет приказ. Сниму
тебя с Доски почета.

Васькин искренне пугается:

-- Да что ты, Антонина Михайловна?! Да за что же?!.. То тринадцатую
зарплату срезала, а теперь уж совсем...

-- Нужна тебе тринадцатая! У тебя и четырнадцатая, и двадцатая в
кармане.

-- Да ведь не рублем единым жив человек! Ты же меня на позор...

Секретарша докладывает:

-- К вам Знаменский.

-- Проси.

Входит Знаменский и Васькин поднимается, расстроенный и злой.

-- Можете идти, товарищ Васькин, -- начальственно произносит
Чугунникова. -- Надеюсь, вы сделаете надлежащие выводы из нашего разговора.

Знаменский провожает его любопытным взглядом.

-- Садитесь, Пал Палыч.

-- Никак не добьюсь толку в бухгалтерии, Антонина Михайловна. Вместо
детальной расшифровки, о которой мы договаривались, мне выдали до того общую
бумажку... Практически она ничего не отражает.

-- То, что вы хотите получить, Пал Палыч, требует людей более высокой
квалификации, чем мои девочки. Уже на уровне ревизора КРУ Министерства
финансов.

-- Простите, требует желания и честности!

-- Запишем в коммюнике нашей встречи, что стороны обменялись мнениями
по данному вопросу, -- заявляет Чугунникова. И сразу меняет тон на
юмористически-кокетливый: -- В ваших глазах я угадываю вопрос: что за фрукт
такой -- Чугунникова? Почему ничего не боится? Или притворяется Чугунникова?

-- Притворяетесь. Но немножко.

-- О, совсем капельку, Пал Палыч! Я действительно не боюсь. Ведь на
базе нет кочна капусты, луковицы нет, за которую я лично отвечаю. Вся
материальная ответственность -- на кладовщиках. Это их картошка, их
апельсины, их виноград, у меня -- телефон и вот, -- поднимает авторучку. --
Все.

-- Может быть, базе вообще не нужен директор?

-- Нет, ну какую-то пользу я приношу, -- смеется Чугунникова. -- Вот
пробила оборудование для длительного хранения -- это мое дело. А следить,
чтобы при разгрузке лишний ящик не разбили... -- пожимает плечами. -- У вас
что-нибудь еще? А то я собираюсь...

-- Да, еще. Почему в середине месяца Васькин принял партию черешни?
Четвертый же цех специализированно овощной.

-- Вероятно, склады были забиты, Пал Палыч. Приняли, где нашлось место.
А в какой связи?..

-- Меня заинтересовало крупное списание в те же дни.

-- И сколько списали?

-- Почти шесть тонн. Грубо говоря, две машины черешни. Две машины,
которые, похоже, и свезли на рынок конкуренты Панко. Даты совпадают в
точности.

-- Ну, грузчики у Васькина привыкли со свеклой, она не бьется. А
вообще-то шесть тонн -- мелочовка.

Знаменский говорит негромко, но видно, что "взорвался":

-- Шесть тонн -- мелочовка. Две мелочовки -- двенадцать. Четыре
мелочовки -- двадцать четыре. Так что все можно списать. По мелочовке. И вы
ни за что не отвечаете? Нет, не пойдет, Антонина Михайловна!

-- Посмотрим, посмотрим... Извините, мне пора. -- Чугунникова встает,
дружелюбно протягивает руку. -- Дорогой Пал Палыч, я сама кровно
заинтересована в вашей работе. Но не спрашивайте с нас невозможного. В
сфере возможного всегда к вашим услугам.

-- Спасибо. В сфере невозможного мне ваши уже устроили.

-- Простите, не понимаю?

-- Рад, если так.

* * *

В контору, где туча тучей сидит Васькин, входит Малахов.

-- Котя, я пришел. Оклемался.

-- Ну, молодец, -- безрадостно отзывается Васькин.

-- А ты что? Не в себе?

-- Схлопотал... от дорогой начальницы.

-- Ой, Котя! Никакого тебе покоя нет! -- переживает Малахов.

-- А, гори оно все!.. -- Васькин, подойдя к двери, выглядывает, нет ли
кого поблизости, запирает дверь на ключ. -- Давай позанимаемся!

Малахов достает из шкафа спрятанную гитару. Занятия проходят в тайне.

Неуклюже Васькин обхватывает гитару большими руками, долго
прилаживается, пробует одну-другую струну. Малахов наблюдает за ним
сочувственно, почти жалостливо.