когда Боб спиной уперся и сдвинул то, второе зеркало и это раскололось со
звоном и посыпались осколки, руке будто бы упали на пол и продолжали
извиваться... впрочем, не уверен. Я вообще неясно и сумбурно помню
последующие события, кроме одного: стало темно, я обернулся к двери и
увидел того, в штормовке, стоящего на пороге - замершего на пороге - с
пистолетом в руке... я видел только его силуэт, но через этот силуэт,
показалось мне, проступило другое: черный гибкий дьявол, - он стоял,
замерев, и смотрел, как все еще рушатся осколки зеркала... и я выстрелил.
Я выстрелил от страха. Может быть, можно было не стрелять. Не знаю. Но я
выстрелил - от страха, что он опередит меня, - и во вспышке моего выстрела
увидел, как в его груди образовалась черная дыра с неровными краями - он
сделал шаг назад и выстрелил тоже - он, уже убитый, - и за моей спиной
опять обрушился звон разбитого стекла... Потом он шагнул вперед, снова
шагнул - и я, заорав, выстрелил в него еще дважды - второй раз уже в
упавшего.
слышал, как у него стучали зубы. А потом вдруг стало страшно жарко, и жар
этот исходил от лежащего головой к нам парня в штормовке, мы попятились -
и тут он вспыхнул. Вспыхнула голова - ярко, как целлулоид, и сквозь
прозрачное пламя видно было, как сгорает череп и то, что внутри черепа:
будто бы соты, но с толстыми стенками ячеек. Пламя разгоралось и
становилось невыносимо жарким, и мы пятились, запертые этим пламенем, и
уже загорелась стружка в углу, занимались стены, и нечем было дышать.
Потом мы как-то оказались на чердаке, но я совершенно не помню, как именно
- не помню я, чтобы видел лестницу, ведущую на чердак, или хотя бы люк в
потолке; но, значит, что-то было, раз мы туда попали. Зато отчетливо
помню, что руки были заняты чем-то тяжелым и что ружье мешало страшно. Дым
был уже и на чердаке, и Боб, мучительно кашляя, шарил по карманам и не мог
найти ключ от двери - потом оказалось, что он держит его в руке. Мы
вывалились на воздух и оказались около баньки, и Боб лег на землю, а я
увидел, что мотоцикл стоит совсем рядом с пламенем, и бросился вниз.
Помню, что руль был страшно горячий, раскаленный, помню, что не сразу
нашел, нащупал, отворачиваясь от жара, ручку тормоза, но нашел все же - и
мотоцикл покатился задом, описывая дугу, и врезался кормой в штабель
досок, а я бежал за ним следом и что-то кричал... Потом рядом оказался
Боб, и мы покатили мотоцикл подальше от огня. Дом уже горел по-настоящему,
там было чему гореть, и перед домом тоже бушевало пламя - горел тот
парень, в коричневой куртке. Боб завел мотоцикл и кричал мне что-то
неслышимое за ревом огня, но я никак не мог оторваться - стоял и
смотрел... Боб гнал мотоцикл куда-то в гору, почти без дороги, а потом под
гору, бешено, со страшной скоростью, проскакивая между деревьями - не
понимаю, как мы не разбились тогда. Он выехал к какой-то речушке и заехал
прямо в воду. Заглушил мотор, слез с мотоцикла, стал умываться, потом
вдруг сел и захохотал. Сидел в воде и хохотал, как сумасшедший. И я вдруг
тоже захохотал и свалился с седла - нарочно, чтобы наделать побольше
брызг. До меня дошло наконец: это были не люди! Понимаете: не люди! Не в
людей я стрелял! Облегчение было немыслимое. Я брызгал на Боба водой, я
вопил и поднимал фонтаны - и вдруг уловил, как он на меня смотрит: с
усмешкой, такой усталой и понимающей усмешкой... понимающей и брезгливой.
Передохни, сказал он. А что, что-то не так? - спросил я, переводя дыхание.
Боб не ответил, помолчал немного, потом сказал: "Ладно, отбились". - Ще
Польска не сгинела? - спросил я и опять захохотал. Не мог я так сразу
остановиться. - Хватит, - сказал Боб, - вставай и умывайся, у тебя вся
морда в саже...
за Юрловом, и Боб повернул от города и проехал несколько километров, и
только потом, когда шоссе было пустынно, развернулся и поехал обратно.
Теперь было хорошо видно: слева и впереди над лесом поднимается рваный и
ломаный столб дыма. На въезде в Юрлов нас остановил гаишник. Права и у
меня, и у Боба были в непромокаемых бумажниках на липучках, и эти
бумажники очень заинтересовали сержанта. Держа в руке, он обошел мотоцикл
кругом, проверил номера, попинал колеса - ему явно хотелось к чему-нибудь
придраться. - Что - мотоцикл угнали? - спросил Боб. - Почему? - удивился
сержант. - Нет... - Позвольте-ка, - сказал Боб и мягко отобрал у него свой
бумажник. Под правами у Боба лежало служебное удостоверение. - Ага, -
сказал сержант и вернул мне мой бумажник. - Что это у вас там горит? -
спросил Боб. - Где? - спросил сержант. - А это... Это, наверное, лыжная
база - лыжную базу там строители ладили. Вот и подпалили, видать, по
пьянке. Много разного по пьянке делается... - Это точно, - сказал Боб. -
До свидания, сержант. - Счастливого пути! - напутствовал нас сержант. Мы
уехали. Правда, недалеко. Боб вдруг резко тормознул, спрыгнул с седла,
зацепившись коленом, и побежал в кусты. Вернулся он весь белый, молча сел
в коляску, сказал: веди. Я пересел за руль и медленно поехал в наш лагерь.
приводить его в чувство. Таня очень испугалась: она думала, это рецидив.
Но через час Боб уже был на ногах.
пыталась меня допросить - шепотом, но энергично, я ничего не смог ей
сказать. Врать не хотелось - я так и сказал: врать не хочу, а правду пока
сам не понимаю, - точнее, не могу объяснить. А чуть позже Боб просто
приказал мне молчать.
невероятно развязно, но мрачно. Судя по тому, что я проснулся в полдень,
Инночка еще спала, а в палатке все было скручено в жгуты, ночь прошла в
приключениях. Кажется, даже бегали купаться - не помню. Когда я выбрался
из палатки. Боб уже кашеварил, а Таня умывалась, стоя по щиколотку в воде.
Кашеварил Боб как-то странно: на корточках, прямо как палка. - Ты чего? -
спросил я. - Поясница отвалилась, - сказал Боб. - Стареешь, каналья, -
сказал я. - Старею, - согласился Боб, - старею: сопли вожжой тянутся и с
пива пердю. Но, обратно же, есть и преимущества у старости... Какие
преимущества, он не договорил: из палатки, шатаясь, вышла на четвереньках
Инночка, постояла и повалилась на бок. С днем рожденья, Винни-Пух, -
сказала она, - я принес тебе самое-самое... кто видел мой лифчик? Вон там,
на дереве, - сказал Боб. Почему на дереве? - удивилась Инночка, - разве
ему там место? Тут произошел сексуальный взрыв, - сказал я, - вот его туда
и забросило. Понятно, - сказала Инночка, - надо доставать... Она потрясла
дерево, и оттуда упали лифчик, майка с девушкой-рыбачкой и одна босоножка.
Вторая зацепилась крепко, мне пришлось лезть наверх и сбивать ее палкой. С
дерева я и увидел милицейский "бобик".
Машина подъехала, из нее вышли капитан и старшина, а следом за ними
давешний Миха, но я его не сразу узнал, вся правая половина морды Михи
являла собой сплошной синяк. Рука была в гипсе. Одна, - подумал я.
Старшина остановился шагах в пяти, капитан подошел и представился. Боб
тоже представился вполне официально. - Что у вас тут произошло? -
дружелюбно спросил капитан. - Необходимая оборона, - сказал Боб. - У ребят
был нож, заточка и обрез. Хотите заводить дело? А куда деваться? - спросил
капитан. Мы решили не писать заявления, - сказал Боб. Я вчера поговорил со
вторым - он извинился перед девушкой, и все будет в ажуре. Не будете,
значит, писать, - сказал капитан. - Ну ладно... А как вы объясните вот
это: и он рассказал, что вчера, часа в два дня, к дому Виктора Кудинова
подъехал автобус, на котором он работает, из автобуса вышли два человека,
через несколько минут они вернулись, ведя за собой упомянутого Кудинова, -
именно ведя, потому что тот шел неохотно и чуть ли не упирался. Видевшая
это соседка вдруг чего-то так испугалась, что не могла прийти в себя до
сегодняшнего утра, а утром прибежала в милицию, крича, что Витеньку
похитили бандиты. Над ней посмеялись, но через час пришел дед, ходивший по
грибы, и сказал, что прямо в лесу стоит автобус Кудинова, а в автобусе
никого нет. Забавно, - сказал Боб. - Мужик ночь дома не ночевал, а его уже
милиция разыскивает. Значит, так, с Куликовым я разговаривал в десять
часов утра, объяснил ему популярно положение вещей, с двенадцати часов и
примерно до пятнадцати тридцати был в районной больнице, могут подтвердить
дежурный врач и больные. Он, - Боб показал на меня, - был здесь с утра до
вечера, могут подтвердить девушки и окружающие отдыхающие. Так, алиби у
нас есть, мотивов у нас нет, поскольку, во-первых, мы их позавчера и так
накидали, а во-вторых, проще всего было бы сдать ребят вам, а вещдоки -
вот: и Боб выложил завернутые в полиэтилен нож Михи и заточку усатого;
обрез, прошу прощения, залапали, сгоряча схватились пару раз, а на
ножичках отпечатки все на месте... но вот решили волну не поднимать, миром
разойтись... Дурак ты, - сказал капитан Михе, - если бы это были они -
стали бы они тебе тут на месте сидеть? Вот именно, - сказал Боб. - Кстати,
что за ребята его увели, в чем одеты были? Мы вчера видели двоих в лесу,
странные какие-то... Чем странные? - спросил капитан. Стоят, руками машут,
а мы подошли - повернулись и побежали. Странно, - согласился капитан. Один
в зеленой штормовке был и в сапогах, второй в коричневой куртке. Точно, -
сказал Боб, - они. Их мы и видели. В котором часу? - спросил капитан. В
семь, в начале восьмого, - сказал Боб. А где, можете показать? Примерно, -
сказал Боб. Там, вдоль озера если ехать, километрах в восьми дорога в лес
уходит. Там и видели. Спасибо, - сказал капитан, протокол как - сейчас
напишем или завтра в отделение заедете? Да давайте сейчас, - сказал Боб. -
И запишите мой телефон, надо будет, звоните.
узнал, в чем они были одеты? Ты же их не видел. Кто? - не понял Боб. Ну
эти... похитители. Никак я не узнавал, он сам все сказал. А я подтвердил,
что их и видел. От фонаря ляпнул. От фонаря - и в десятку, - сказал я. Это
они были там, у дома... О-ла-ла! - сказал Боб. Доигрался Витечка. Вот к
чему приводит неумеренная тяга к желтому металлу. Рассказывай, велел я.
Попозже, - сказал Боб. Вот вернемся в город, сядем спокойно...
нему кулачками, я попытался схватить ее сзади, она отмахнулась локтем, и