Чтение 11–й страницы книги ~Все девушки любят бриллианты~

внушительная банка черной икры, две огромные светящиеся воблы и блок
сигарет CAMEL. Ну и по мелочи: хлебушек, маслице, кусок швейцарского
сыра, палка сырокопченой колбасы... Это даже сейчас - целое богатство, а
тогда содержимое портфеля Славы можно было приравнять к золотым слиткам.

- Чем обязан? - проговорил обалдевший Антон. Почему-то в первый
момент ему показалось, что его пришло вербовать ЦРУ или КГБ. Но он сразу
отогнал эту мысль. ЦРУ он на фиг не нужен, а КГБ вербует своих
собственных граждан без затей, безо всяких там швейцарских сыров.

- Сейчас, выпьем - поговорим, - сказал Слава. - Не люблю о деле -
насухую.

Слава почему-то вызывал у Антона доверие, да и не выгонять же из
голодной общаги гостя с таким богатством!

Они уселись. После того как прикончили пиво и воблу, беседуя о том о
сем (Слава оказался интересным собеседником: умным, острым и
начитанным), гость заговорил о деле.

Из недр бесконечно объемистого портфеля он вытащил коричневую
гипсовую маску индейца.

- На, посмотри, - протянул он ее Антону через стол, заваленный
ошметками рыбы.

Антон внимательно осмотрел маску со всех сторон. С тыльной стороны у
индейца имелась железная скобочка - чтобы, значит, вешать на стену,
украшать жилище. Антон поскреб индейца пальцем.

- Плохое качество, - сказал он. - Через месяц облупится.

- Согласен, - весело промолвил гость. - Было плохое "какчество", -
продолжил он, подражая Райкину, - и мало "коликчества" - будет хорошее
"какчество" и много "коликчества".

- Но это же китч... - пробормотал Антон, разморенный прекрасным пивом
и разговорами, что они вели со Славой о высоком искусстве.

- Опять согласен. Но что еще народу-то нужно? Он что у нас,
когда-нибудь Меламида с Комаром с базара понесет?.. Ха!.. Индейца он
моего с базара понесет! Десять "рэ" за одного Чингачгука!
Налетай-торопись, покупай живопись!.. Короче, Тоша, ты мне можешь
сделать такую же форму?

- Да это любой скульптор может... - пожал плечами Антон.

- А мне "любой" не нужен. Мне ты нужен, - загадочно сказал гость.
Антон согласился.

Довольно скоро он стал не числившимся ни в каких ведомостях
художником в какой-то полуподпольной (а может, и просто подпольной)
артели. В артели дела шли хорошо, судя по тому, что за форму головы
индейца Слава отвалил Антону триста рублей - сумму огромную, не
соизмеримую ни с объемом работы, ни тем более с Антоновой стипу-хой.
Затем Антон сделал для Славы форму девушки с молитвенно сложенными
руками. Потом - образец пепельницы в виде черепа. После - нечто вроде
театральной маски, изображающей Терпсихору. За каждую работу Антон
получал круглую сумму.

Слава в общагу больше не приходил. О времени следующей встречи
извещал письмами без обратного адреса, которые поступали в общагу.
Готовые образцы он забирал у Антона всегда в людном месте - где-нибудь
на Калининском, или на лавочке на Тверском бульваре, или даже в бассейне
"Москва".

Первое время Антон дико боялся, что за ним вот-вот придут. К каждому
стуку в дверь, к каждому шороху прислушивался. Однажды он поделился
своими страхами со Славой. Тот пожал плечами:

"А за что тебя сажать? Даже если вдруг чего случится - ты-то будешь
проходить как свидетель. Друг тебя просил - ты формы делал".

- А деньги?

- Какие деньги?!. За бутылку ты мне их делал, за "спасибо", за банку
икры. Нет, старина, перед законом ты чист.

После этого разговора Антон почти успокоился. Стал с удовольствием
тратить деньги. При этом не слишком усердствовал, расходовал их
осторожно, чтоб не дай бог не стукнули, что студент живет не по
средствам.

Вот и сейчас Антон вошел в парикмахерский салон напротив Центрального
телеграфа - один из самых модных в Москве, но в то же время не такой
дорогой, как "Чародейка" на Калининском.

Через час он вышел преобразившимся. Кудри а-ля Леннон исчезли.

Белоснежка их никогда не любила, а сегодня предстоит решительный
разговор. Надо ей угодить.

Из зеркала в фойе салона на Антона глянул модный парень в джинсах и с
аккуратной стрижечкой в духе комсомольских работников среднего звена.

Единственная вольность, которую он оставил, - бакенбарды в стиле
западногерманского защитника Беккенбауэра. До свидания оставалось семь
минут. А она никогда не опаздывает.

Антон вышел на жаркую улицу Горького. Припекать стало еще сильнее.

Антон не пошел к переходу - условленному месту встречи, остановился в
тени дома.

А вот и она. Поднимается снизу, от гостиницы "Москва", помахивает
сумочкой.

Подошла, улыбаясь. Он наклонился, поцеловал небрежно.

- Куда мы пойдем? - спросила она, беря его под руку.

- Давай промочим горло глотком доброго фалернского, - предложил
Антон.

Девушка пожала плечиком. Они спустились на сто метров ближе к Кремлю,
к самому модному молодежному кафе "Космос". В "Космосе" Антона знали,
тут же посадили их за столиком у окна на втором этаже.

Антон заказал коктейль "шампань-коблер" и два по сто пятьдесят
мороженого. Девушка от выпивки отказалась, и ей принесли газировку с
сиропом.

Здесь было самое вкусное в Москве мороженое. В креманках лежали
политые шоколадом шарики с торчащим, как антенны, печеньем. Из открытого
окна дул ветерок, и жары почти не чувствовалось.

- Ты наконец постригся, - удовлетворенно заметила она, облизывая
ложечку с мороженым.

- Битлы уже не в моде.

- А что в моде?

- "Джизус Крайст - суперстар". Слышала?

- Нет. А что это?

- Рок-опера. В следующий раз притащу тебе запись. Там Йан Гиллан
поет.

"Энд Джизус, энд Джизус, энд Джизус мает дай!.." - тихонько запел
Антон.

- Тш-ш! Услышат ведь! - зашикала она. И правда, с соседних столиков
стали оглядываться. - Ну что ты за несерьезный человек!.. "Госы" на
носу, а ты - "Джизус"!

- Ох-ох-ох, подумаешь, "госы"!.. Все равно сдадим. Тройки-то
поставят, куда они денутся. Меня другое волнует... - Он сделал паузу.
Пауза была значительной.

Они должны были как-то определить свои отношения. К этому
подталкивало не развитие их чувств, но логика советской
действительности. Они оба не были москвичами, оба учились в разных
вузах. Скоро распределение, и, если они не узаконят свою связь, его
могут отправить в один город, ее - совсем в другой.

Ей-то, впрочем, как отличнице, светила аспирантура, а значит, еще три
как минимум года жизни в столице. Но Антона вполне могли сослать
куда-нибудь в Иванове - "город невест".

- Ну и что ты хочешь сказать? - не выдержала она.

- Как мы будем... дальше... Она поняла.

- Как? - вызывающе блестящими глазами посмотрела она на него. - Ты
мужчина. Ты решай.

- А что тут решать? Давай поженимся.

- Это что, официальное предложение?

- Да! Да! - вдруг разозлился он. - Официальное!

- Ну, раз официальное, - улыбнулась она, - тогда я его принимаю.

- Официант, еще два коблера! - закричал на все кафе Антон.

- Один!

***

Таня с удовольствием проспала до одиннадцати. Сквозь сон она слышала,
как шваркают ведрами Уборщицы в коридоре... Чувствовала, как яркий луч
солнца пробирается по ее комнате и греет лицо...

Кровать была жесткой и неудобной, а простыни - какими-то "черствыми".

"Надо бы просыпаться и ехать дальше", - в полудреме думала Таня. Но
так не хотелось вставать...

Зато в итоге она отлично выспалась. Сварила кофе - благо все
необходимое для этого было в наличии. Без собственных стакана, ложечки и
кипятильника Таня не путешествовала никогда и никуда. Вода в кране
имелась - в сумке же лежали растворимый "Кап Колумби" и сахар.

Сегодня у нее было совсем другое настроение, чем вчера. Она
чувствовала себя спокойно и уверенно. И совсем не одиноко. Таня была
довольна тем, что вчера проехала намеченные семьсот тридцать километров,
рада, что познакомилась с забавной старушкой и по мере сил ей помогла...

А Мария Петровна у себя в квартире в это время молилась за счастье и
спокойствие Танечки.

***

Полковник Валерий Ходасевич в отличие от бывшей супруги Юлии
Николаевны никогда не испытывал проблем со сном.

Но сегодня ночью что-то тяготило его. Что-то вмешивалось в его сны,