Чтение 11–й страницы книги ~Отпуск на тот свет~

зеленые, красные деревья. Прозрачный осенний воздух. Он сидел на веранде
своей дачи в любимом кресле, вытянув ноги на заботливо подставленную
Людмилой табуреточку.

С утра он выкушал стакан апельсинового сока, потом поплескался в
своем бассейне. Затем плотно позавтракал: бутерброды с икрой, омлет с
сыром, кусок шоколадного торта. Милка - умница, услужлива и хорошо
готовит.

Принял три рюмочки чистейшей охлажденной водочки - надо же выгнать
вчерашний хмель. Потом выпил две чашки натурального кофе - из настоящей
джезвы, а не растворимой бурды. К черту все диеты. К черту заботу о
здоровье. Зато сейчас он сидит сытый, усталый, полусонный.

Борис Петрович затянулся сигаретой - ему их привозили прямо из
Штатов, это не то польско-болгарско-кишиневское дерьмо, что продают у
нас. Жизнь хороша... Но что-то мешало БП расслабиться вовсю. Какая-то
червоточинка саднила в нем, слегка отравляя воскресный кайф. "Что это?"
- подумал он по привычке разбираться во всем, в том числе и в себе
самом, до последней точки. У него утром не встал, несмотря на все усилия
Милки? Да. Неприятно. И ведь это - уже второй месяц. И не только с
Милкой, с другими блядями тоже. Но, в конце концов, ему за пятьдесят, у
него в жизни другие радости и интересы. Однако все равно надо позвонить
Сашке, взять курс этой лазерной-херазерной терапии. "Или все равно в
конце месяца буду на Мертвом море. Там, говорят, климат такой, что стоит
как из пушки. Покуролесим там с Рубинчиком. Там девочки чудо как хороши.

Длинноногие, худенькие, сисястые. Устроят нам с Рубинчиком групповую
терапию".

Но нет, понял БП, отнюдь не временное "нестояние" чуть отравляло ему
воскресную расслабуху. Другое. Суслик так до сих пор и не позвонил. А
время-то половина второго. Он уже час, как должен был встретить товар.
Чего он там телится? Говорено же было: сразу отзвонить. Какие бестолочи
все кругом. Чушки и бакланы. Хорошо, когда так, а если, как это у них
говорится, барабоны?

БП взял один из мобильных телефонов, лежащих рядом на антикварном
столике карельской березы. Сердито набрал номер.

- Ну?! - гаркнул в трубку, когда ответили.

- Рейс задерживается, - быстро просвистел Суслик.

- Что там с ним еще?

- Говорят, технические причины.

- Быстро узнай, что да почему. Отзвонишь мне через полчаса.

Какие еще "технические причины"? Улетели они по расписанию. Погода на
всей европейской территории бывшего, ети его мать, СССР - классная.

Конечно, все может быть. С нашим Аэрофлотом - тем более. Не
"Люфтганза" же. Но какого хрена именно с этим рейсом?!

БП мгновенно сбросил с себя полудрему. Тело и мозги напряглись.

Захотелось действовать, но он осадил сам себя, дал время Суслику
узнать хоть что-то.

Адреналин, выбросившийся в кровь, потребовал движения. БП резко
встал, сгреб мобильные телефоны и пейджер, вышел с террасы, хлопнув
дверью, и быстро зашагал по усыпанной желто-красными листьями
асфальтовой дорожке.

***

- Еще, еще, еще, еще! - кричала она, вонзая в спину капитану Петренко
свои острые коготки. И тут затрещал пейджер.

Надо отдать должное капитану: лишь после того, как Ольга хрипло
закричала и откинулась в изнеможении, он финишировал сам и взял с
прикроватной тумбочки ненавистный аппарат.

На нем высветился все тот же треклятый номер. О господи! Воскресенье!

Двенадцать утра! Их единственный день! Они впервые за три недели
наедине.

Трехлетнюю Юлечку теща милостиво вывезла на дачу.

О, какие были грандиозные планы! Завтрак в постели.

Потом опять любовь, только уже неспешная, вдумчивая. Затем - прогулка
по Невскому...

Но капитан Сергей Петренко был человеком долга по отношению ко всему.
К жене. К дочери, неразумной Юле. К службе. (Именно в таком порядке:
сперва семья, потом - работа.) Поэтому Петренко только вздохнул, но
сунул ноги в тапочки, встал с постели и, оглянувшись на умиротворенную
жену, которая лежала раскрасневшись и уткнувшись в подушку, отправился к
телефону.

Телефон стоял на кухне их квартиры, только что переставшей быть
коммунальной. Четырехкомнатная квартира в старом фонде! Это вам не
семечки.

Жильем Петренко гордился едва ли не пуще, чем семьей. Его получение
явилось результатом отчаянных усилий как самого Петренко, удачно
прописавшего сюда тещу с тестем, так и лично полковника Зимянина и всего
управления в целом.

Петренко проплелся длинным, словно казарменным, коридором (деньги еще
вкладывать в эту квартиру и вкладывать!) и взялся за телефон.

- Дрыхнешь, разгильдяй, - ласково приветствовал его капитан Степанов,
дежуривший в то утро по управлению.

- Разговорчики! - буркнул Петренко. - Докладывай!

- Мои поздравленьица! - не сбавил игривого тона Степанов. А потом
непринужденно перешел на протокольный лад:

- Значитца, так. У нас - "земля".

"Борт" - вынужденно в Пулкове. "Горняков" нет. "Степняков" - двое,
легких.

Берешь ты.

Из короткого доклада капитана Степанова - доклада, полностью
непонятного непосвященному (да и как иначе по "открытому" телефону!), -
капитан Петренко, стоявший голым в бывшей коммунальной кухне, понял тем
не менее многое.

Во-первых, была совершена попытка террористического акта или захвата
самолета. Во-вторых, самолет совершил вынужденную посадку в аэропорту
Пулково.

В-третьих, погибших, равно как и серьезно пострадавших, не было. Было
двое легкораненых. Ну и, наконец, дело это со стороны ленинградского
управления поручалось ему.

- Позвони мне в машину через семь минут, - бросил, мгновенно
внутренне напружинившись, Петренко. - Доложишь подробно.

Через пять минут он уже надел серый костюмчик с мышиным же
галстучком, расчесал волосы (побрился он, как и подобает мужчине, еще до
того, как...), поцеловал сопящую жену, которая после любви улетела в
счастливый сон и теперь даже не шевельнулась, - и вышел в темное
парадное, где стойко пахло кошками.

***

Ровно семь минут спустя в машину Петренко позвонил капитан Степанов.

Петренко как раз выруливал на блистающий под осенним солнцем Невский.

- Докладывай, - коротко бросил он в защищенный от прослушки мобильный
телефон.

- Значитца, так, - начал с любимой присказки Степанов. - Рейс 2315 по
маршруту Москва-Архангельск вылетел сегодня из Шереметьева-1 в 10.05.

Ориентировочно в 10.45 в салоне сработало неустановленное взрывное
устройство.

Первый пилот сообщил об этом и запросил экстренной посадки.
Ориентировочно в 10.50 в салоне сработало еще одно устройство подобного
типа. Борт потерял управление...

- Почему? - перебил Петренко. - Они что там, взрывом кабину задели?

- Откуда я знаю?! Читаю, как написано.

- Ладно, валяй дальше.

- Значитца, борт потерял управление... В салоне начался пожар.

Произошла разгерметизация. В 10.53 на высоте две тысячи двести
командир восстановил управление. В 11.03 пожар в салоне был локализован,
в 11.12 - потушен. Погибших нет, пострадали двое - ожоги второй и
третьей степени.

Пострадавшим силами экипажа оказана первая помощь. В 11.44 борт
совершил посадку в аэропорту Пулково. Сейчас самолет отогнан на дальнюю
стоянку, окружен спецназом, пожарными и "Скорой помощью". Никаких угроз
или требований не поступало. По словам командира, в салоне лиц,
вызывающих подозрение, нет.

- Кто ж тогда бомбы-то взрывал? - усмехнулся Петренко.

Его "девятка" с форсированным движком и мигалкой на крыше неслась по
Лиговке в левом ряду, не обращая внимания на светофоры.

- Чего?

- Да ничего!.. Пресса знает?

- Пока нет.

- Именно - пока. Ладно, звони в Пулково, дай команду: всех пассажиров
вывести. Тщательно обыскать каждого. Держать всех вместе под
наблюдением.

Обращаться прилично. Багаж обыскать еще тщательней. Это первое.
Второе. Срочно устанавливай личности пассажиров. Подними все по
картотеке. Возраст. Судимости.

Род занятий. Установочные данные. Третье... Записываешь?

- Пишу-пишу, - буркнул Степанов.

- Значитца, так, - отыграл Петренко Степанову его же слово-паразит, -
третье. Свяжись с нашими друзьями из белокаменной - пусть поднимают
ответственного за рейс. Пусть душу из него вытрясут. Кто на борт входил,
как себя вели, вызывали ли подозрения. И четвертое. Пусть они там трясут