Чтение 11–й страницы книги ~Аукцион~

боится, в каждом иностранце видит шпиона, одно мучение с
ним, а времени подводить к нему немецкую агентуру нет, до
торгов в Лондоне всего две недели.

- Нет, господин Вакс, я не стану говорить с вами на
английском, я привык делать только то, что умею делать. На
французском - извольте, к вашим услугам...

- Господин Райхенбау, ваш английский лучше моего, -
заметил Фол, - наш английский - варварский, говорим
символами, спешим, будь трижды неладны, такая уж нация:
понаехали за океан бунтовщики, беглые и протестанты, вот
теперь мир от них и кряхтит.

Райхенбау вздохнул.

- К людям, которые смеют ругать свою нацию, я отношусь с
интересом и завистью... Чем могу быть полезен?

Он еще раз посмотрел визитную карточку американца:
"Честер Вакс, вице-президент Ассоциации содействия развитию
культурных программ, 23-я улица, Нью-Йорк, США", - спрятал в
карман, достал трубку, сунул ее в угол узкого, словно бы с
натугой прорубленного рта, но раскуривать не стал.

- Вы пьете кофе с молоком? - спросил Фол.

- Если вы хотите угостить меня, то лучше виски, люблю
виски без воды, со льдом.

- Любите шотландское пойло? Я его терпеть не могу, дымом
воняет... Думаю, не откажетесь от двойной порции?

- Не откажусь. Я сегодня совершенно свободен, виски же
способствуют живости, не находите?

- Черт его знает. Я-то практически не пью, папа запугал.
Строгий папа - только кофе в любом количестве, днем и ночью.
А пригласил я вас вот по какому поводу, господин
Райхенбау... Мою ассоциацию интересует работа шефа и друга
вашей покойной сестры, фрау Анны.

- Что вас интересует в работе Золле?

- Все.

- Что вы знаете о нем?

- Только то, что он собрал уникальную картотеку
культурных ценностей, похищенных в музеях Европы.

- Кем?

Фол подавил в себе остро вспыхнувшее желание ответить:
"Нацистами, твоими соратниками по партии, сволочь
недобитая". Сказал мягче:

- Прежним правительством Германии, режимом Гитлера...

- Я не очень верю во все эти слухи, господин Вакс... Ну
да не в этом суть. Есть какие-то предложения к Золле?

- Господин Райхенбау, вам прекрасно известно, что Золле
не станет иметь со мною дело, он результаты своих
исследований передает русским...

- Это его право.

- Вы говорите верно, только как быть с теми деньгами,
которые он обещает отдать вам вот уже три года? Я имею в
виду пять тысяч марок, взятые в долг...

- Откуда вам про это известно?

- Это мое дело, господин Райхенбау. Я пришел к вам с
коммерческим предложением, вполне реальным: вы передаете
нам копии его архива, а мы платим вам пять тысяч марок.

- Господин Вакс, - вздохнул Райхенбау, - не надо считать
меня ганзейским тупицей с замедленным мышлением. Архив
Золле стоит пару сотен тысяч марок - по меньшей мере.

- Вы ошибаетесь. Большая часть его документов - это
материалы, фотокопированные им в нашем архиве. Нам известны
все те единицы хранения, которые он истребовал к копировке.
Мы знаем также, что он копировал в архивах Фрайбурга и
Базеля. Это нас не волнует. Речь идет о русских
материалах, о документах из Восточного Берлина и, главное, о
его классификации собранного. Он истратил что-то около
тридцати тысяч марок на все свое предприятие, а никак не
двести...

- Никогда и ни при каких условиях Золле не продаст свои
материалы, господин Вакс.

- Значит, вы смирились с потерей денег?

- Говоря откровенно, да. Мне это обидно, конечно же, я
весьма стеснен в средствах, вы, видимо, знаете об этом, если
знаете все о Золле, но я не умею быть взломщиком сейфов, это
не по моей части.

- Хорошо, давайте сформулируем задачу иначе: как
думаете, после вашей просьбы Золле пойдет на разговор со
мною? На откровенный, конструктивный разговор?

- О продаже его материалов?

- Да.

- За тридцать тысяч? - усмехнулся Райхенбау.

- Ну, скажем, за пятьдесят.

- Нет. Не пойдет. И за двести тысяч он вам ничего не
продаст.

- Почему?

- Потому что фанатик. Вы знаете, что такое немецкий
фанатизм?

- Откуда мне, американцу, знать это? Я занимаюсь
конкретным делом, мою ассоциацию интересует архив профессора
Золле, карты на столе открыты, мы прагматики, эмоции не по
нашей части...

- Тогда все-таки расспросите у сведущих людей про
немецкий фанатизм, очень интересная штука...

- Я попросил о встрече, оттого что именно вас считал
сведущим человеком, господин Райхенбау.

- Полно... Вы думали, что я РОГОВ на все из-за тех пяти
тысяч? Идти на все рискованно, господин Вакс, этот урок я
получил на всю жизнь. Золле чувствует свою вину перед
русскими, перед поляками, перед французами, хотя он не
воевал в отличие от меня.

- Мне казалось, что вы тоже не воевали, господин
Райхенбау. Мне говорили, что вы допрашивали французов,
перед тем как их гильотинировали...

Фол достал из кармана конверт, положил его на стол,
подвинул мизинцем Райхенбау, попросил у бармена счет и,
поднявшись, сказал:

- Это документы о том, как вы воевали в Париже, Хотите
скандал - получите; полистайте на досуге, я позвоню вам
завтра утром, И ее вздумайте отвергать факты: если вы были
Райхенбоу, а стали Райхенбау, то истину легко восстановят
свидетели, их адреса в моей записной книжке, вполне
уважаемые господа из Парижа и Бордо.

С Ривом "мистер Вакс" встретился на Эшгендорферййррассе,
поехали я аргентинский ресторан, чудо что за "парижжя" (7);
аргентинцы вместо "лья" говорят "жя", вместо "йо", что
значит "я", "джо"?, такой уж народ, мистер Рив, очень
интересный народ, надеюсь, вам понравится парижжя...

- Я ни разу не был в аргентинском ресторане, - ответил
Рив, разглядывая крупного, резкого в движениях человека,
сидевшего рядом с ним в такси. - Рассказывают, что один наш
ганзеец купил землю на Фолклендских островах за три дня до
начала войны, вложил все накопленные деньги, попал под
бомбежку и сошел с ума от ужаса...

- Вылечат, - ответил Фол. - Англичане умеют лечить от
безумия. А угощение вам понравится, уверен. И вино там
должно быть прекрасным.

- Где вы учили немецкий? - спросил Рив. - Вы
великолепно говорите на нашем языке.

- В Берлине. Я там работал в центре, где хранятся
документы на всех нацистских преступников. Начиная с мелких
осведомителей гестапо и кончая родственниками Бормана,

- Как интересно, - сказал Рив и долго откашливался,
прикрыв рот узкой сухой ладошкой.

...Они устроились в углу уютного зала, чтобы никто не
помешал, причем, как показалось Фолу, не метрдотель повел
их, а сам Рив первым пошел именно к этому столику со свечой
в толстом мельхиоровом подсвечнике на красиво вышитой
салфетке: по белому полотну яркая черно-красная каемочка,
вполне национально.

Вино было тоже из Аргентины! розовое, из бодег Мендосы
(8).

Официант, как и положено в дорогом ресторане, налил вино
Фолу, тот попробовал, сказал, что чудесно, тогда был
наполнен бокал Зигфрида Рива, тот сделал маленький глоток,
блаженно зажмурился; рука его чуть дрожала, оттого, видимо,
что пальцы слишком сжимали тоненькую хрустальную ножку.

- Парижжя вам понравится еще больше, уверяю. Спасибо,
что нашли время для встречи. Мне было очень важно увидеть
вас.

- Простите, но я не имею чести знать, кто вы.