почти то же, что помогать человеку дышать или ходить. Здоровому, конечно.
Больному не зазорно.
И еще: очень любил и, главное, умел со вкусом одеваться. Это он привил мне
любовь к одежде. Он мне даже галстук-бабочку подарил.
А вообще, очень был элегантный парень. Такой, знаете ли, красавец. Шрамик
у него на лбу есть. Витька Кодицкий ему лоб разбил кирпичом. Он его вообще
убить хотел.
смысла со мной говорить. Объективности во мне быть не может.
самом деле это не так. Я его считаю кретином, а он далеко не глуп. Я его
считаю подлецом, а он был где-то просто совершенно обыкновенным, только
слабовольным и самовлюбленным человеком. Я его ненавижу как преступника
морального. Даже как убийцу - косвенного. А он про это ничего не знает...
Так что - какой смысл?
все. Либо вы не должны б-были мне говорить того, что сказали только что,
либ-бо уж договаривайте. Тогда он был убийцей косвенным, а сейчас он
убийца прямой. С наганом в кармане, ясно это в-вам? Он сейчас ходит по
городу с оружием!
практику. У меня был ключ от ее комнаты. И когда я вернулся на неделю
раньше срока и вошел в комнату, я увидел в кровати вместе с ней его. Ясно
вам?.. Это случилось в ночь перед моим возвращением. Приехали наши ребята
и устроили у нее вечеринку. Пили, смеялись, шутили. А он ей мешал водку с
вином. А когда все разошлись, он остался у нее. Он нарочно напоил ее.
где-то часа четыре. Я начал бить его, я бы его убил. По он убежал. А она
потом вышла замуж за одного моего приятеля. Он любил ее еще со школы... Ей
ничего не оставалось делать, потому что тогда не разрешали абортов. И
родила мальчика. От него, от этого негодяя. Понимаете? А ведь она была
честным человеком. Честный же человек, совершивший подлость, ищет
искупления. А она вольно или невольно - мне где-то очень трудно судить об
этом - совершила три подлости: с ним, со мной и с моим другом, который
ничего не знает до сих пор. И вот в прошлом году, летом, она нашла
искупление во время маршрута георазведки по горному Вилюю.
ее имя.
сказал:
ненавистью. Я бы убил его тогда, но он убежал из дома. Я караулил его
неделю, а потом уехал в тайгу. Из-за этого я кончил институт на полтора
года позже остальных. Сегодня вы меня застали случайно: я в Москве бываю
не больше месяца в году... Сейчас готовлюсь пройти по Вилюю: в прошлый раз
у них ничего не вышло, она там погибла, так, может быть, мне повезет.
количество трещин на паркетинах. Он сбивался, начинал снова, доходил до
полусотни, но цифры мешались у него в голове. Он считал для того, чтобы не
думать о том, как завтра в школе, утром, в восемь часов, начнется экзамен
на аттестат зрелости по литературе. Но он обманывал себя, высчитывая
трещины на паркетинах. Он все время думал об этом солнечном утре, о
партах, которые пахли свежей краской, о Льве - торжественном и чопорном, и
о малышах, которые обычно преподносят цветы десятиклассникам, смущаясь при
этом и наступая друг другу на ноги.
когда отец привел его в школу. Он не помнил себя, он только мог себя
представить - маленького, в длинной серой гимнастерке, перетянутой поясом,
который все время сползал с живота. Но он точно помнил отца - у него были
холодные пальцы, когда он сжимал Ленькину маленькую руку, подводя его к
торжественной линейке первоклассников. День тогда был совсем летний, и
осень угадывалась только в том, как высверкивали паутинки, попадая в
переливы белого солнца.
человеком, его отец: и когда его оклеветали в тридцать седьмом, и когда он
строил дорогу на Колыме, и на фронте - сначала в штрафбате, а потом в
саперных войсках, где он дослужился до майора и получил три ордена,
тяжелое ранение и контузию; он всегда был смелым человеком, всегда и всюду
- кроме дома. Здесь, когда начинались скандалы, Ленька прятал голову под
подушку, чтобы не видеть отца - совсем непохожего на самого себя, жалкого
и беспомощного... После скандалов и мать и отец задабривали Леньку, каждый
старался утащить его к себе, а сердце у мальчонки разрывалось, потому что
нет детей, которые бы любили мать больше отца или наоборот. Пожалуй, никто
так не наделен чувством справедливости, как дети.
домашних скандалов. Укрыв голову подушкой, он плакал, потому что гнетущее
чувство страха не покидало его в те часы: ничто так не калечит ребенка,
как домашние сцены.
на тот, который он испытывал дома, ушел, и тюрьма не казалась ему такой
ужасной, как днем у Льва. Но сейчас снова давешний тяжелый и липкий страх
делал его безвольным и обессиленным. Постепенно в нем рождалось чувство
сначала непонятной, а потом все более осязаемой и давящей злости. Его
стали раздражать шаги проходящих мимо людей, количество этих проклятых
трещин на паркете, полумрак, который его окружал, и тишина, царившая
вокруг. Потом он вспомнил горьковского Самгина и тот эпизод, который Лев
вместе с ними читал в классе вслух. И эти страшные слова: "А мальчик-то
был? Может, мальчика-то и не было?" - показались ему сейчас пророческими и
неотвратимыми. Сначала тюрьма, потом трудовая колония, лопата и нары, а
жизнь - мимо. Прощай, поэзия, институт, длинные редакционные коридоры, о
которых он мечтал уже года три, прощай, ночная Москва, вся в серой дымке,
таинственная и прекрасная. А через десять лет или сколько там дадут год,
два - больше или меньше, разницы в этом никакой, - вернется он
обворованным. Юности у него не будет. Было детство, а наступит изломанная,
ни во что не верящая и ничего не желающая зрелость.
Садчикова, которые кормили его колбасой, поили газированной водой и
улыбались, будто они его друзья, а ведь именно они посадят его в тюрьму,
именно они искалечат его жизнь, лишат его всего того, что ему дорого и без
чего он не может. Что им его стихи, его поэзия и его мечты? Что им?..
двенадцатого мая, пришли в управление для того, чтобы опознать одного из
грабителей. В кабинете у Садчикова посадили трех парней, приглашенных
студентов-практикантов из университета. Студенты все время улыбались и
весело переглядывались - это была их первая практика. Садчиков сказал:
Лукьяненко Сергей
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Шилова Юлия
Лукин Евгений