Станиславского, Мейерхольда, Вахтангова и Таирова, но понял, что делать
этого не следует: порою лицо доцента - во время бесед о национальном -
замирало, покрывалось мелкими старческими морщинками, глаза
останавливались, делаясь какими-то водянистыми, прозрачными, словно
наполнялись невыплаканными слезами; собеседника в такие моменты Тихомиров
не слышал, говорил с маниакальным устремлением, словно бы продолжая с
кем-то давний спор, который никак не может закончить.
инстанциях за три дня, - немыслимое дело; заметив нескрываемое удивление
на лице собеседника, посмеялся:
так, что все барьеры сломим! Мы еще свою удаль не выказали миру, обождите
- выкажем, громко выкажем...
которых Кузинцову и не мечталось, хотя он, за долгие двадцать три года
службы в своем маленьком кабинетике, обитом теплыми деревянными панелями,
оброс связями со всеми министерствами.
потушить дело с Горенковым в зародыше может только один человек - доцент
Тихомиров.
будет занят, встреча с архитекторами, составление плана мероприятий
"Старины" на летние месяцы, так что освободится не раньше семи; готов
заглянуть.
вестибюле ждать, я себя стану чувствовать в высшей мере неловко, закажите
пропуск, - боюсь ощущать себя связанным во времени.
том лишь, как бы не испугать Тихомирова. Если солгать в малости - доцент
ощутит это своим внутренним локатором; а потеря такого контакта
невосполнима; упаси господь стать. его врагом, - с его-то связями сомнет в
момент, а человек он подвластный настроениям, интригабельный, женственная
натура, от пылкой привязанности может мгновенно перейти к яростной
неприязни. Но и обо всем с ним говорить нельзя, есть какие-то вещи, в
которых и самому себе нельзя признаваться, иначе душу разъест ржавчиной,
погибнешь от вечного неспокойствия. Не зря ведь раковые больные интуитивно
отторгают самое возможность болезни; на Западе люди бездуховны, врачи там
теперь открыто говорят пациенту, что у него рак, а ведь не каждому дано
пережить такого рода стресс, не всякая правда угодна человеку, в этом с
Горьким можно согласиться, действительно, некоторая правда разит
наповал... Вот, Хрущев открыл правду на двадцатом съезде, ну и что?
Сколько душ искалечил... Сделали Сталина богом, ну и оставаться б ему
таким, все равно убиенных не воскресишь, да и надо ли? Наш человек без
святой веры в авторитет верховного вождя жить не может, такова уж история,
- куда ни крути! Нам нужны пряник, страх и кнут; всяческие демократии не
по нашу душу - жаль, об этом в открытую нельзя сказать, сразу книжку
отберут, а куда без нее?! Учителем в ПТУ? Да еще и не примут, если сверху
звонка не будет; выпал из номенклатуры - поминай как звали, был человек -
нету! А нынешние выборы руководителей? Разве мы готовы к этому? Надо
постепенно, десятилетиями подводить наш народец к такому, а тут - раз,
два, и - валяй! Страху нет, руки тянут вразнобой, вольница... Ивана
Грозного помним, оттого что боялись, а кто отдаст должное Александру
Второму - освободителю, подписавшему рескрипт о свободе крестьян? Да никто
не помнит! Подняли бедолагу бомбой, порвали в куски, - демократии дыхнули!
При Николае Первом не посмели б, декабристов так скрутил, что
десятилетиями никто и пикнуть не смел, элита жила в радость, а мужику что
надо? Хлеб имел, молочка перепадало, незачем всем навязывать то, к чему
ты, достигший, допущен.
не менее зашел в универмаг и, словно подталкиваемый кем-то, поднялся в
отдел электротоваров, купил маленький самовар, вернулся в министерство,
снял кофейник-экспрессо с маленького столика, а вместо него водрузил
самовар, заменив при этом чашечки на хрустальные стаканы; чай, по счастью,
был у дежурного по коллегии индийский, от старых времен, когда были на
прикрепленке к Елисеевскому.
вопросов, которых так страшился Федор Фомич, не задал, от чая отказался -
"грешным делом выпил бы чашку крепкого кофе, измотался за день, сил нет",
потом сокрушенно покачал головой:
кстати, помогите Виктору Никитичу Русанову еще раз покопаться в вашем
архиве: надо тщательно посмотреть проекты, разработанные для заповедных
мест России, и снять ксероксы с подписями тех, кто визировал и утверждал.
Что же касается Каримова, то составьте на него обновленную справочку...
Хочешь мира - готовься к войне... Наши арийские праотцы умели
формулировать мысль емче, чем мы: издержки революционных сдвигов, плебс
говорлив, аристократия - медальна.
заключил:
Жаль парня, но если мешает, придется ломать, иного выхода в создавшейся
ситуации нет, вы правы.
этого руководил культурой в горкоме комсомола. В свое время он прославился
тем, что пригнал бульдозер, который снес выставку абстрактных гениев.
После этого Кашляев резко пошел в гору, из инструкторов сразу переместился
в замзавы; начал кампанию против вокально-инструментальных ансамблей, -
страшнее кошки зверя нет, в стране с мясом ни к черту, детям на Севере
молоко по карточкам давали, а он заливался соловьем: "Уничтожим чужеземные
влияния, наша культура не приемлет пугачевскую пошлятину и кривлянья
Леонтьева с его джинсовыми самоцветами!" Кому-то его кампания нравилась:
"Парень мыслит как патриот, чтит традиции, молодец". Кашляев разогнал
самодеятельных джазистов; во Дворцах культуры выступали одни лишь
танцовщицы в сарафанах и певцы в картузах - жалкое подражание высокому
искусству хора Пятницкого, ни лада замечательного коллектива, ни настоящей
фольклорной памяти, подделка; понятно, на концерты гоняли пенсионеров,
молодежь пряталась в подвалы, исподволь появились рокеры и панки -
копирование американских рок-групп, но если те состоялись на том, что
выступали против вьетнамской войны, то наши, ничегошеньки об этом не зная,
выли и кричали, гнусавя так, что и слов-то понять нельзя; тем не менее
молодежь танцевала вместе с ними, улюлюкала, стонала от восторга. Тогда
Кашляев отправился в пригород - туда, где раньше были деревеньки,
снабжавшие московские рынки зеленью. Столица эти деревеньки поглотила, но
дух перелопатить не смогла - ни пролетарский, ни крестьянский; бизнес там
делали старухи, копаясь в огородах, молодежь с земли бежала, не выгонишь
на грядки; поговорив с "юными пролетариями" из клуба культуристов, Кашляев
привел их - одетых в белые рубашки, черные костюмы и аккуратные галстуки -
на подвальные вечера рокеров: "Если милиция отказывается разогнать эту
нечисть, сами наведем порядок". Началась драка, семерых увезли в больницы;
Кашляева с грохотом сняли, но, поскольку он номенклатурный, ему не
предложили устраиваться на работу, а перевели к нам в газету - на
перевоспитание, у вас, мол, коллектив хороший, парень поймет свои ошибки.
вопрос решен не им, обсуждению не подлежит: "В конце концов, от вас теперь
зависит все; климат таков, что мастодонтов мы не потерпим". Наш главный на
переломном возрасте - сорок два года, в это время комсомольские работники
ждут перемещения, очень ответственный момент, нельзя допустить ни малейшей
ошибки, десятки глаз внимательно тебя изучают, резкие движения или, более
того, необдуманные решения могут повлиять на всю дальнейшую жизнь;
терпенье - это гений.
все из пишущих, пробивались сами, - никаких там пап или волосатых дядиных
рук, рабочая косточка, только редактор иностранного отдела из
профессорской семьи, потомственный интеллигент.
заметны синяки у него под глазами и отечная, нездоровая бледность. Мы
высказали ему все, что о нем думаем: немотивированное запрещение рождает
протест; никто из нас не поклоняется абстрактной живописи, но делать из
нее главную угрозу социализму - значит ни черта не понимать в реалиях
сегодняшней жизни; опасность - в другом; как только разрешили выставки
авангардистов, они перестали быть борцами за свободу искусства; нет ничего
легче запрета, но никогда еще в истории запрет на то, что кому-то не
нравится, к добру не приводил. Нам тоже не очень-то нравится визг рокеров,
но не лучше ли предложить молодежи такие песни, танцы и развлечения -
телевидение, кстати, ищет в этом направлении, - которые оставят рокеров в
меньшинстве. А пока молодежи негде проводить время, пока ей не подсказали,
как выпустить энергию (повтори какой взрослый движения детей, что носятся
во дворе, - умрет от истощения, ученые просчитали это на ЭВМ), пока
комсомол проводит свои помпезные слеты и митинги, но реально не помогает
молодым найти себя, - мы не вправе уповать на конформистские запреты. Было
Земляной Андрей
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур
Муркок Майкл
Корнев Павел
Перумов Ник