себя? Это значит исчезнуть как личность, раствориться в идее патрона,
подчинить себя без остатка служению н о в о м у и д о л у.
крестьян против помещичьего насилия венские выпускники осторожно повернули
на поляков, таких же славянских чужеродцев. Кровавые схватки на межах,
поджоги крестьянами польских шляхетских фольварков - все это ищет суда. И
суд приходит - "скорый и праведный". И поляки и украинцы, таким образом,
должны осознать, что справедливость к ним может прийти лишь из
с т о л и ц ы, из "далекой и мудрой" Вены.
ищут своего разрешения в о в н е, а н е в н у т р и. Внутри - это
редко, это революция, которая немедленно "обкладывается", подобно берлоге,
внешними силами, стремящимися навязать революции свой ход развития.
всколыхнулись глубинные воды царств и монархий. Вместо России прежней,
неведомой и далекой, появилась Россия иная, вошедшая триумфально в Париж,
Россия, заявившая себя спасительницей Европы от узурпатора.
в Галиции обязаны учить в школах польский язык; ставка теперь делается на
давление "с другой стороны". Из Санкт-Петербурга, естественно, протест:
"Галиция - славянская область, православие там было испокон веку". Дошло
это до Галиции, прокатились по "коронной" земле пожары, полетели головы
поляков - не австрийцев, а тех, кого Габсбурги выдвинули, как щит, перед
собой: кидаются-то ведь на очевидное, в этом человек нередко подобен быку
на корриде - ему бы, бедолаге, на торреро, а он все красный плащ бодает,
зажатый в ладони умного мастера кровавого боя.
состраданием на рассеянно-улыбчивых губах внимал, как между французскими
экспромтами русских послов и обсуждением вокализов несравненной Нейбах в
Опера все чаще и чаще з а т р а г и в а л с я вопрос о Галиции. Отвечать,
на это Вена предпочитала не своим языком, но языком соплеменников
петербургских послов. Львовский митрополит обратился в Вену с посланием:
"Мы, живущие в Галиции, не русские, и язык наш другой, отличный от
великоросского".
украинскому был инспирирован Веной - после тщательного изучения "опытов"
Мазепы и Орлика - через выпускников венской духовной семинарии, во имя
сохранения интересов габсбургской монархии.
курс, "поставила" на украинцев, пообещав холопам землю за голову каждого
бунтаря-шляхтича, семена межславянской вражды надолго проросли кровавым,
пышным цветом.
оставалась тревожившая Вену проблема русско-украинского, антиавстрийского
единения.
Санкт-Петербурге, зорко наблюдала за всеми процессами, происходившими в
России. Развитие великорусского шовинизма находило свое проявление не
только в наивных писаниях русофилов. Аппарат жандармского ведомства всей
практикой своей ежегодно и ежечасно рождал глухое сопротивление на
окраинах громадной империи. Не может быть свободен народ, угнетающий
другие народы. Эта великая марксистская формула точнее всего
подтверждалась той зоологической злобой, с которой царские опричники
жестоко и чванливо теснили "ляхов", "хохлов", "татарву", "армяшек" и
всяких там прочих "литвинов". Запрещение говорить и учиться на родном
языке, русское судопроизводство, русское чиновничество, русская полиция -
все это было той почвой, на которой любые семена, подброшенные заботливой
рукой иноземного политического "стратега-сеятеля", давали немедленные и
быстрые всходы.
Украины в современной Европе невозможно. Либо вся она будет в сфере
среднеевропейских интересов, являясь составной частью Австро-Венгерской
империи, либо останется Украиной, или, говоря языком официального
Санкт-Петербурга, М а л о р о с с и е й. Естественно, в периоды мирного
развития истории об отложении Украины от России - под любыми лозунгами:
"самостийности", "соборности", "неподлеглости" - речи не могло быть. Но
готовить проблему загодя, предвидя возможные конфликты, надо. Необходимо
тешить детей иллюзией взрослости. Пусть на Украине появятся люди,
мечтающие о "самостийности", - опыт австрийского владычества в Галиции
допускал и такую возможность. Пусть они н а ч н у т: дело Вены -
к о н ч и т ь. А иного окончания, кроме как включение всей Украины в
состав монархии, быть не может. Считать иначе было бы непростительной
политической г л у п о с т ь ю, которая страшнее любого наперед
задуманного преступления.
предполагает смену лидера и ведомого. В начале XX века Вена сдала свои
позиции Берлину во всем, хотя дальновидные дипломаты предрекали это еще во
время Крымской войны; после разгрома Франции под Седаном Бисмарк вошел в
Париж, и величие Австро-Венгрии окончательно сделалось п р о ш л ы м. И
уже в 1903 году священник Галицкий, вступил в прямой контакт с Берлином -
по линии организации, руководившей тайной борьбой Пруссии против
"польского духа". Через десять лет, за год до сараевского выстрела,
Берлин, получивший надежные к о н т а к т ы во Львове, предложил венски
образованной, прусски сориентированной галицийской агентуре развернуть
борьбу против поляков и русских.
"тюрьмы народов" сражались бок о бок с русскими революционерами
украинские, польские, грузинские, латышские. Забиваемые в тюрьмах,
обреченные на смерть в царских каторгах, большевики были так же опасны
Петербургу, как и Берлину, Парижу, Вене. Социальности, классовости надо
было противопоставить что-нибудь более знакомое темной массе, облегчающее
ей понятие своей общности. А что, как не национализм? И вот уже
социалисты, которым "германец платит", становятся главным объектом в
националистической пропаганде: ведь победи они, "социалисты проклятые", -
и конец власти, при которой украинский помещик, еврейский банкир и
польский заводчик могут вести через третьих лиц свою сольную партию,
внимательно присматриваясь к взмахам дирижерской палочки в Берлине.
власть имущих выросли Петлюра и Скоропадский, столь, казалось бы, несхожие
в своих лозунгах, единые в одном лишь - национализме. Поддерживая в разные
периоды разных марионеток о д н о й крови, Берлин оказался преемником
венской испытанной политики с т р а в л и в а н и я славян.
немецком языке Европе кончились, когда свершилась революция; когда земли
Скоропадских, Шептицких, Федаков и прочих украинских магнатов были отданы
крестьянам; когда заводы и шахты перестали быть собственностью ста
семейств, но сделались принадлежностью миллионов; когда освобожденный труд
воздвиг Днепрогэс; когда великие ученые Богомолец и Патон совершили
открытия мировой значимости; когда Нью-Йорк и Париж, Лондон и Цюрих
аплодировали таланту Довженко.
Гетман Скоропадский сделался декоративным украшением берлинских салонов.
Симон Петлюра обивал пороги варшавских и парижских ведомств, но помощи -
реальной, финансовой, - получить не мог. Какое-то время казалось, что
химерическая ныне идея западноукраинского сепаратизма изжила себя. Однако
запасы ископаемых на Украине, подсчитанные экспертами Круппа, Ротшильда и
Дюпона, количество посевных площадей и возможные энергетические мощности
п р о д и к т о в а л и политикам необходимость дальнейшей работы в
направлении "использования этого района в интересах всемирного прогресса".
Барьер этому "всемирному прогрессу" был очевиден - Советская власть
Украины. Пришла пора выдвижения новых идей, которые - внешне - должны
принадлежать новым лидерам. Именно это и предстояло изучить Штирлицу,
встретившись лицом к лицу с Бандерой и Мельником, "создал" которых и
заботливо опекал офицер абвера Рико Ярый.
австрийского чиновника, женатого на онемечившейся польке. Австрийский
офицер, знавший сызмальства украинский, чешский и венгерский, как свой
родной немецкий, Рико Ярый воевал в Италии, отступил вместе с разбитыми
частями габсбургской армии, а после недолгой стажировки в генеральном
штабе начал организовывать первые кавалерийские части "Украинской
Галицийской армии". После того как Пилсудский разгромил австрийских
галичан, Рико Ярый ушел в Чехословакию. Там, в Закарпатье, кавалерийские
части эти были превращены в "рабочие батальоны", которые при более
пристальном рассмотрении оказались шпионско-диверсионными объединениями,
работавшими против Советской Украины и Польши.
еще толком начаться карьера Ярого, и обер-лейтенант узнал, что такое
нужда, голод и холодная каморка у ворчливых хозяев. Там, в Закарпатье,
бывший королевский офицер, занимавшийся организацией диверсионных вылазок,
встретил изумительной красоты девушку - дочь местного богатея, корчмаря,
главы еврейской общины. Юная Суламифь приняла католичество, взяла немецкое
имя, скрыла кровь отца своего и вышла за Ярого. С той поры, меняя хозяев,
предавая идеи и принципы, он не изменял одному лишь человеку - своей жене.
кончилась, как видно, навсегда. Относясь к числу людей смекалистых и
быстрых, Ярый отдавал себе отчет в том, что труп уже не гальванизируешь. В
Германии грохотали социальные бури. Громы и молнии метал молодой фюрер
национального социализма - Адольф Гитлер, живописец, оратор и фанатик. И
Ярый поехал в Мюнхен - надо же откуда-то начинать!
Корнев Павел
Белов Вольф
Никитин Юрий
Каменистый Артем
Смоленский Вадим
Афанасьев Роман