После этого все стало хорошо, они разговаривали дотемна как друзья.
построенного террасами ранчо в Бишопскорте - здесь он жил, но это не был
его дом. Звонил телефон. Он поднял трубку.
звучал напряженно.
было холодно. Холод сидел глубоко внутри, туда не могло проникнуть тепло
очага. Дрожащими руками Старик брал из ящика листы бумаги, просматривал и
бросал в огонь. Они взрывались оранжевым пламенем, затем сворачивались и
превращались в пепел. Наконец ящик опустел, осталась только пачка
разноцветных конвертов, перевязанная лентой. Старик развязал узел, взял
первый конверт и достал из него листок бумаги.
хорошо, но постели очень жесткие...
перечитывал их и сжигал.
будущем на лучшие...
руке. Потом нетерпеливым движением бросил и его в огонь и потянулся к
каминной доске, чтобы встать. Встав, посмотрел в зеркало в позолоченной
раме.
последние несколько недель изменениями. В глазах погас огонь жизни, они
стали грязновато-бледно-сине-карими - цвета разложения. Они выпирали из
глазниц, и в них была стеклянистость, характерная для рака в последней
стадии.
действия обезболивающих наркотиков. И шаркающая медлительная походка,
которой он пересек толстый ковер, направляясь к письменному столу, тоже не
из-за них.
углами и закашлялся, кашель разрывал ему горло. Он ухватился за край
стола, чтобы не потерять равновесия, ожидая, пока пройдет боль, потом
щелкнул замком и открыл футляр.
двенадцатизарядного дробовика и соединил их.
спальни, глядя на платье, лежавшее на двуспальной кровати. - Я в нем
ужасно выгляжу.
растрепались. Повернулась и лениво двинулась по комнате к зеркалу.
Улыбнулась своему отражению и через плечо спросила:
массируя пальцами глаза.
твердые груди.
между пальцами соски, критически осматривая их. Джонни отвел руки от глаз.
ведь не с собой разговариваю.
стройная, золотая, как леопард, даже в глазах желтая напряженность, как во
взгляде леопарда. Казалось, что в любое мгновение она может зарычать.
не могла. - Она подошла к кровати, выбрала трусики и потерла гладкий
материал о щеку. Потом двумя изящными движениями надела их.
защелкнула пряжку на загорелом живот, и почти бесцветные светлые завитки
волос прижались под тканью.
бросила ему вслед:
будто наступил конец мира. Никто ничего не должен этому старому дьяволу -
он задолго до срока собрал со всех долги.
церковь.
из него и пошли по мощеной дорожке, Руби не могла сдежать своего интереса.
последней встречи была поразительной. Она снова шла как девочка из
пустыни, прямо и гордо. Подошла к Джонни, остановилась прямо перед ним.
Сняла темные очки, и он увидел, что она плакала: глаза у нее слегка
припухли. Косметики на ней не было, и с темным шарфом вокруг лица она
походила на монахиню. От горя лицо ее повзрослело.
в дюйме от его рукава. Джонни понял жест, она делилась с ним горем,
пониманием общей потери и невысказанным предложением утешения.
сахар и мышьяк. - Это ведь мисс Ван дер Бил?
равнодушным. Она надела темные очки, спрятав глаза.
сказал, так, чтобы слышать мог только Джонни:
действий.
отражался в серебряных рукоятках.
позже. А сейчас он слишком глубоко ощущал уход целой эры, его жизнь
достигла поворотного пункта. Он знал, что она изменится, уже изменилась.
скамьями.
сигнал к выносу.
полированного черного ящика, украшенного множеством лилий аронника.
Осторожно посматривали друг на друга. Джонни казалось, что вся эта сцена
имеет особое значение. Они вдвоем стояли над телом Старика, и Трейси с
беспокойством смотрела на них.
смотрела на них обоих, и Джонни вдруг понял, что фигуры на доске
переместились сильнее, чем он сознавал. В игру вступила новая фигура.
серебряную ручку. Они вместе вынесли Старика на солнце.
гроб опустили, он продолжал массировать руку. Насыпь свежей земли покрыли
одеялом цветов и ярко-зеленой искусственной травой. Все постепенно
разошлись, но Джонни продолжал стоять с непокрытой головой. Наконец Руби
коснулась его руки.
себя на посмешище.