от удовольствия потер руки.
инженера явно пришелся им по вкусу.
произнес Саша.
начнем, а то синьоры нас ждут. Итак, я - инженер, повелитель машин, - сказал
Баскин и посмотрел на Мауки: - Переводите.
убежденно пояснил:
островитянин.
Тапиу, - указал он на молодого силача, - вырывает с корнем кокосовую пальму
и обмахивается ею, когда ветер спит, а солнце обжигает кожу.
берет в руки сто весел и машет ими, чтобы плыть в воздухе быстрее ветра!
но, не желая сдаваться, принялся расхваливать Манаку: - Этот длинноухий
слышит писк комара за сто раз по сто шагов!
слышит свою невесту на расстоянии ста дней пути и когда говорит, то его
слышат все люди, живущие на самых отдаленных островах.
- Но среди вас нет никого, кто умел бы строить лодку длиной в сто раз по сто
шагов за сто дней, которая поднимает сто воинов и не боится ста океанских
волн, поставленных одна на другую. Это умею я - строитель лодок Нуку. -
Старик с гордостью оглядел нас и умолк.
сам и для начала пустил над головами темнокожих фантазеров шесть колец,
шесть чудесных сизых колец из дыма: они плавно вращались одно в другом. Нуку
даже языком прищелкнул.
и мы поняли, что "во втором тайме" защите противника придется туго: на
середину поля вышел наш "центр нападения".
самолете "Сейнтер-пойнтер".
вероятно, неизвестный сейчас не только людям иных профессий, но и нынешним
молодым авиаторам. Легенда о "Сейнтер-пойнтере" родилась в авиации дальнего
действия в годы войны с фашистами и облетела все фронты, обрастая
всевозможными деталями, передавалась из уст в уста, но ни разу не попала не
только в печать, а и в блокнот фольклориста.
"Сейнтер-пойнтер" был монопланом, то есть имел одно крыло. Моторов у него
было сто сорок восемь. Размах его крыла был так велик, что однажды
бортмеханик заблудился в бесчисленных коридорах в крыле и умер от голода. С
той поры бортмеханики разъезжали по самолету на мотоциклах и брали с собой
двухнедельный запас продовольствия. Чтобы почистить крылья песком, самолет
летел в Сахару, а мыли его в Средиземном море. Заправлялся горючим
"Сейнтер-пойнтер" из нефтяной скважины в Баку. Дутик, то есть хвостовое
колесо этой замечательной машины, был размером с колесо водяной мельницы. В
правом крыле располагалась футбольная команда, а в левом - ресторан. Когда
шеф-повар выметал сор из своей кухни, то с земли казалось, будто за
самолетом летит стая птиц...
Перстенек еще более оживился.
столько для туземцев, сколько для нас, - то все вулканы прекращали свою
работу. Скорость самолета была от нуля до тысячи километров в час. Знаменит
был и экипаж машины. Тридцать летчиков, сорок два штурмана, шестьдесят
четыре радиста в радиобюро. За штурвал брались семнадцать пилотов
одновременно. Командир корабля в белых перчатках восседал над ними на особом
возвышении и бил пудовыми колотушками в тугой барабан. "Бум!" - и пилоты
крутят штурвал вправо, чтобы создать самолету правый крен, "Бум, бум!" -
левый крен. Три удара - и пилоты отдают штурвал от себя, наклоняя нос
самолета". Четыре удара - дружно тянут штурвал на себя. Флаг-штурман,
семидесятилетний пенсионер, курил трубку с трехметровым чубуком и зеленым
флажком указывал направление полета, а его штурманята раскручивали перед ним
пятипудовый рулон полетной карты. Когда самолет входил в облака, две команды
скороходов - марафонцев бежали к носу самолета, чтобы проверить показания
приборов, и стремглав возвращались к командиру для доклада. Когда же
"Сейнтер-пойнтер" заходил на посадку, сорок восемь бортмехаников брались
друг за дружку и тянули на себя сектор общего газа. Если командир корабля
ошибался в расчете на посадку и принимал решение уйти на второй круг, то
всех работников аэропорта увольняли в отпуск на целую неделю. В момент
приземления с командной вышки аэродрома стреляли из пушки, приветствуя
доблестный экипаж.
талантом, отшлифованным в состязаниях с рассказчиками-умельцами, которыми
так богата авиация.
говорил он, - испуганные фашисты прятались в укрепления. Командир крылатого
богатыря трижды ударял в барабан - и летающее чудо света снижалось,
проносясь над самой землей. От шума его моторов железо и бетон превращались
в пыль. Огромные густые сети волочились по земле, собирали пленных и уносили
их в заоблачную высь. В воздушном же бою один его вид обращал в бегство
вражеские истребители. Но "Сейнтер-пойнтер" без труда нагонял их. При этом в
носу его фюзеляжа открывались широкие ворота, и фашистские самолеты один за
другим стремительно проглатывались "Сейнтер-пойнтером", а старший помощник
младшего штурмана, стоя у ворот с карандашом и блокнотом в руке, быстро
подсчитывал боевые трофеи...
нем перевозили стада коров и табуны лошадей, разгоняли облака над аэропортом
Внуково в часы пик, тушили лесные пожары с бреющего полета, возили лед с
вершины Эльбруса в пески Каракума. А однажды был и такой случай: узнали
корсиканцы, что их остров передвинулся за последние восемьдесят лет на
десять-двенадцать километров в сторону, и забили тревогу. Первым пришел на
помощь командир "Сейнтер-пойнтера". Он приказал обвязать остров прочным
пеньковым канатом и взял его на буксир. Сперва командир дал газ двенадцати
моторам, затем - двадцати четырем, потом - всем ста сорока восьми. Дал
команду "Полный вперед!" и... вернул Корсику на свое место. Вот какой
замечательный самолет был построен у нас!
но они оказались объективными ценителями Сашиного красноречия и радостно
признали себя побежденными: во всяком случае, они поняли, что речь шла о
самолете фантастических размеров.
веришь?
Отунуи.
веселая физиономия сияла. Как же - гости отдали должное его мастерству. Ели
они с удовольствием, громко причмокивая и облизывая пальцы (вилки и ножи они
спрятали в мешочки, висевшие у каждого на поясе). Мы давно уже успели
убедиться в способностях Перстенька. Кормил он нас на славу: недаром его
любимец - Антони Карем, знаменитый французский кулинар. А тут он превзошел
себя. Лишь Мауки оставался равнодушным к яствам. Он задавал столько
вопросов, что мы едва успевали отвечать. Его интересовало все: зачем мы
прилетели сюда, что ищем, для кого, из какой страны?
находится, кто в нем живет? А потом он совсем неожиданно спросил:
за плечи и сказал:
"Сейнтер-пойнтер", - вздохнул юноша.
обратился к Егорину: