со своей персоной слишком долго, как казалось Перрину. Впрочем. Перрин знал,
что сейчас Ранд направился вовсе не в свою хижину.
вверх скала, обнаженный камень которой украшал лишь жесткий кустарник, тут и
там цепко впившийся в гранит. Перрин хорошо знал, в каком месте в серо-буром
камне была расщелина, узкий проход, в который едва протискивались его плечи.
И вот уже над головой его полосой струится свет позднего вечера, а сам
Перрин как бы спускается в тоннель.
недолгой, с милю длиной, дно которой было усыпано валунами, а крутые склоны
гор справа и слева оккупировал болотный мирт, а также сосны и вездесущие
елки. Солнце, воцарившееся на самой высокой из горных вершин, расстилало по
долу длинные тени. Обороняющие долинное место скалы были отлиты из
беспорочного гранита, а в единственную трещину меж камней проскользнул
Перрин; воитель оценивал теперь крутизну неприступных стен, словно
вырубленных гигантским топором, вонзившимся в тело земли из выси. Здесь
хватило бы двоих рубак, чтобы отбросить целую армию еще надежнее, чем на
пороге горной чаши, откуда явился Перрин, но по дну не сбегал ручей, не
звенел родник. Поэтому в долине бывал один только Ранд. И, поссорившись с
Морейн, он пришел в это укромное место.
молча разглядывал собственные ладони. И на каждой его ладони, как известно
Перрину, была выжжена цапля. Каблук Перрина царапнул о камень, но Ранд не
повел и бровью. Однако в тот же миг, не отрывая взгляда от собственных рук,
он стал вполголоса произносить:
мышки.
Силу. Мужчина, обреченный на безумие из-за испорченности саидин, мужской
половины Истинного Источника. В своем безумном буйстве он уничтожит все и
вся вокруг себя. Человек - нет, существо! - к которому с детства каждый
питает страх и отвращение, но вот только... Только как же вдруг ощутить
врагом - того, с кем дружишь с детства?! Неужели кому-то известен простой
способ оборвать искреннюю дружбу? Ожидая, что скажет, как поступит его
судьба, Перрин присел на плоский валун.
остались кожа да кости!
исцелят. А Найнив с Эгвейн не дадут в беду угодить.
Луга, что в Двуречье. Кроме наезжавших торговцев да ушлых купцов, что
закупали раз в году у трудяг добрый табак и шерсть, чужие в Двуречье почти
никогда не заходили. Да и отбывать с родины в дальние страны резону ни у
кого не имелось. Но повернулось Колесо, выбрало себе та'верен, и пятерым
деревенским крепышам пришлось покинуть милые сердцу долины. Оставаться там
они больше не могли И оставаться прежними тоже не могли...
я остался орудовать молотом в кузне. А ты?.. Не хочется по-прежнему быть
пастухом?
гора, - продолжал он. - Так говорят в Шайнаре... Темный зашевелился.
Близится час Последней Битвы. И долг Возрожденного Дракона - в Последней
Битве сразиться с Властелином Темных Сил, биться лицом к лицу! Иначе весь
мир поглотит вечная темнота Тени. Колесо Времени будет сломано. И каждая
Эпоха будет перекроена по меркам Темного. И против этого - лишь один я! -
Ранд смеялся без радости, плечи его горестно вздрагивали. - Долг правит
мной, потому что кроме меня нет никого! Так, да?
уязвил его, покрыл его кожу морозом.
тому же поводу?
глубоко и шумно втянул в себя воздух. - Они там, внизу, заняли всю Равнину
Алмот, и один только Свет ведает, где они еще. Их сотни. Тысячи! Они взывают
к Возрожденному Дракону, потому что я поднял это знамя. Потому что я
позволил объявить себя Драконом. Потому что иного выбора я не видел. И они
гибнут. Сражаются, ищут, взывают к тому, кто должен бы повести их.
Погибают... А я сижу всю зиму здесь, в горном убежище! Я... Я обязан им...
головой.
воспротивился ей?
артачился, спорил, а мы проторчали тут, будто чурбаны, всю зиму!
колющего смеха. - Всегда Морейн права, да спалит меня Свет! Они распались на
мелкие шайки, рассыпались по равнине, по всему Тарабону и Арад Доману.
Возглавь я любую - Белоплащники, доманийская армия, тарабонцы попросту
раздавят их, как утка жучка.
сам Свет, отчего вы с ней все цапаетесь, точно кошки?
дыня!
сиднем тут сидеть.
руками. - У Морейн обо всем есть что сказать! Морейн говорит: я не обязан
идти к тем, кто погибает с моим именем. Морейн говорит: о своем следующем
шаге я узнаю - сам Узор вынудит меня к нему. Морейн говорит! Но она ни разу
не сказала, как я узнаю о чем-то. Вот уж нет! Она этого не знает! - Руки
Ранда безвольно упали. Склонив голову, он обернулся к Перрину, пронзил его
острым взглядом. - Иногда мне кажется, что Морейн учит меня ходить по
струнке, будто какого-то особенного тайренского жеребца. У тебя такого
чувства не бывает?
кто наш враг. И какая разница мне, кто и чему меня учит...
Сердце Тьмы - вот что значит это слово в языке троллоков. - И я должен
встретиться с ним лицом к лицу, вот как, Перрин. - Глаза Ранда были закрыты,
лицо его исказила судорожная улыбка - такой гримасой отвечают на боль. -
Помоги мне Свет! То я хочу, чтоб это случилось немедля, ибо чем скорее я
встречусь с Темным, тем быстрей я покончу с ним, а то хочется мне... И много
ли раз мне удавалось... О Свет, это так меня тянет! А если я не сумею...
Что, если я...
Перрином дрожал взмокший, изнемогающий от жара Ранд. Глаза его были
по-прежнему закрыты.
забурлила, а над всею долиной прокатилось эхо дальнего грохота,
неправдоподобно могучего. Подошва холма точно пыталась выскользнуть из-под
ног. Затем он уж и не мог понять, повалился ли сам ничком или земля
поднялась ему навстречу. Долина содрогалась. Словно чья-то неимоверная лапа
протянулась вниз с самого неба и выдергивает из земли мирные долы. Чтобы
земля не играла его телом, точно мячиком, Перрин прижался к траве. У него
перед самыми глазами подскакивали и вертелись большие камни, а пыль
поднималась волнами.
чувствовал он, как перемолачивала себя земля, заставляя тело его склоняться?
Ни один из толчков землетрясения не лишил Ранда равновесия, как бы ни
взметали его удары. Перрин не был точно уверен - слишком его мотало по
земле, - но ему почудилась на лице Ранда печальная улыбка.
надвое, большая часть ствола рухнула шагах в трех от Ранда. Тот даже не
вздрогнул. У Перрина же все силы уходили на то, чтобы вдохнуть полную грудь
воздуха.
где-то наверху, в кроне низкорослого дуба, отломилась гнилая ветка и с
хрустом полетела вниз.
лучах заходящего солнца искрились крошечные самоцветы. Но Ранд не мог уже
замечать ни красоту, ни уродство. Грудь его вздымалась так, будто бы он
пролетел рысью десяток миль. Ни разу прежде не случалось ничего, даже
отдаленно напоминающего то, что стряслось сейчас.
Каменистый Артем
Буркатовский Сергей
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий