опасности, находившейся совсем рядом, когда руки неустанно работали. Я
принялась молча молиться - как меня учили, когда я была еще маленькой.
Женщине, объясняли мне тогда, это занятие никогда не повредит. Да и Сари не
раз повторяла, что молитва помогает не выходить из образа.
себя с нами как лучший в мире начальник. Сказал Сабредил, что пора уходить.
Сабредил энергично встряхнула Саву. Слезая со стола, я жалобно захныкала.
Сава обычно часть своей доли забирали домой. Все женщины-работницы так
делали.
лица. Чем, хотелось бы знать, были вызваны ее подозрения? Может, ее паранойя
была настолько застарелой, что включалась совершенно интуитивно? Или она
действительно могла читать мысли, хотя бы отчасти?
поваров осталось много лишнего.
весне, от тьмы к свету. Отойдя на некоторое расстояние от зала заседаний,
Барунданди сильно удивил нас. Пробежав рукой по волосам и тяжело отдуваясь,
он сказал Сабредил:
всегда не по себе.
в образ спасло меня от того, чтобы выдать себя. Надо же! Кто бы мог
подумать, что в Джауле Барунданди сохранилось еще что-то человеческое? Я
почувствовала, что Сабредил сильно сжала мою руку, и вздрогнула.
Протектора нагоняет ужас.
настоящей продуктовой сокровищницей. И даже охранявший ее дракон
отсутствовал. Сабредил и Сава наелись до отвала, так что могли передвигаться
лишь с трудом, точно откормленные утки. Да и с собой прихватили немало,
надеясь, что удастся все это добро вынести. Получили свои жалкие монеты и
побыстрее смылись, пока на них не навалили новой работы и до помощников
Барунданди не дошло, что отстегиваемая им обычно часть заработка уплывает из
рук.
Серые, не солдаты. Они не слишком интересовались теми, кто выходил наружу. И
не производили обычного беглою досмотра, целью которого было выяснить, не
украл ли кто-нибудь из бродяг княжеское серебро.
тогда я смогла бы получше разглядеть причиненные нами повреждения.
Обстроенная лесами деревянная стена-куртина уже приобретала отчетливые
очертания. Но даже того, что я успела мельком заметить, было достаточно,
чтобы внушить чувство благоговения. До сих пор мне не приходилось видеть
собственными глазами, на что способны более поздние варианты оружия,
стреляющего огненными шарами. Передняя часть Дворца казалась сделанной из
темного воска, в который раз за разом втыкали раскаленный добела железный
прут. Камень не только расплавился и потек, но местами просто испарился.
заторопилась, страстно желая поскорее убраться подальше. Сабредил придержала
меня. Дворец окружала безмолвная толпа, собравшаяся здесь, чтобы поглазеть
на разрушения. Сабредил пробормотала что-то вроде: "..Десять тысяч глаз".
Глава 9
работы и подивиться тому, что расправиться с защитниками Протектора
оказалось так легко. Их внимание привлекли четыре последователя Бходи. Один
из них взгромоздился аж на молитвенное колесо на одном из мемориальных
столбов, установленных неподалеку от разгромленного входа, с наружной
стороны быстро растущей стены-куртины. Два других распростерлись на вышитом
красно-оранжевом полотне на булыжной мостовой. Четвертый, сияющий обритым
наголо черепом, стоял перед Серым, очень молоденьким, лет шестнадцати, не
больше. Этот Бходи скрестил на груди руки, глядя как бы сквозь юнца, который
неловко переминался с ноги на ногу, не зная, как выполнить приказ помешать
этим людям. Протектор запрещает такие выступления.
Сава вцепилась ей в плечо и вытянула шею, чтобы лучше видеть.
разинь.
сержанта-шадарита, который, по-видимому, воображал, что проблема Бходи
состояла в глухоте.
последнего отчета от Мургена, то понятия не имели, о чем идет речь.
силой сбросил его вместе с колесом со столба. Бходи наклонился, поднял
колесо и начал снова устанавливать на место. Последователи Бходи никогда не
применяли насилия, не оказывали сопротивления, но проявляли исключительное
упорство.
сделали то, что собирались, и сказали что-то человеку со скрещенными руками.
Он наклонил голову и тут же посмотрел вверх, стараясь встретиться со
взглядом старшего Серого. И провозгласил, голосом громким, но неестественно,
напряженно спокойным:
облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.
ничего не слышали, а если и слышали, то не поняли.
оттенок, что и его одежда, Распростершись на нем, Бходи, казалось,
растворился в чем-то всепоглощающем, необъятном.
предлагая небу, а потом опрокинул на себя его содержимое. Сержант-шадарит с
испуганным выражением лица оглянулся в поисках помощи.
привел его в движение и отошел к тем двум, которые прежде лежали
распростершись на молитвенном коврике.
взрыве пламени. Я ощутила запах керосина. Жар обрушился на нас, точно удар.
Оставаясь по-прежнему в образе, я вцепилась в Сабредил обеими руками и
испуганно залопотала что-то. Она быстро зашагала прочь, ошеломленная, с
широко распахнутыми глазами.
пор, пока жизнь не покинула его, оставив лишь обуглившуюся оболочку.
возбуждение совсем иного рода. Последователи Бходи, которые помогали в
подготовке ритуального самосожжения, исчезли, воспользовавшись моментом,
пока все взгляды были сосредоточены на сгоревшем.
Глава 10
я, сдирая с себя вонючие тряпки Савы вместе с ее безумной личностью.
кроме этого самоубийства. Наши собственные ночные труды отошли на второй
план. Они были уже пройденным этапом. Тобо, однако, придерживался другого
мнения. Он прямо так и заявил нам и все порывался рассказать о том, что его
отец видел во Дворце этой ночью. И, конечно, добился своего, для точности
все время сверяясь с заметками, которые сделал с помощью Гоблина. Он ужасно
гордился проделанной работой и хотел, чтобы мы по достоинству оценили ее.
чем-нибудь спрашивал. Как будто хотел как можно скорее покончить с делами и
убраться отсюда.
также. Вот, смотри, тут хлеб, который нам удалось вынести. Съешь что-нибудь.
Гоблин, как там Лебедь? Здоров?
штаны, правда, не наложил. - Он снова захихикал.
Серых, немного переусердствовал. Нечего из-за этого волноваться. Парня можно
извинить за то, что он позволил своим чувствам взять верх.
Душеловом. Я думала, что взорвусь.
оттуда. Пришлось так сильно сконцентрироваться на Саве, что я пропустила
мимо ушей половину того, о чем они говорили.
заподозрила что-то насчет нашего нападения.
Пока они еще не поверили в нас. Убить их всех, и тогда не придется рыскать