тайга, каждое деревце клонится долу. Кажется, вот-вот рухнет разом стонущая,
скрипящая, ничем и никем не защищенная лесная рать, ломая и рвя себя в щепу
и клочья. Но какой-то миг роздыха, какая-то малая доля времени, неуловимая
глазом и слухом, наступает в этой страшной стихии -- и деревья, поймав
древним чутьем милостиво дарованное природой краткое облегчение,
выпрямляются, чтобы снова и снова клониться под ветрами, почти доставая
кроною землю, готовые упасть, сдаться...
сдается, держится корнями за землю, и лишь после бури, после утишения ветра
видно сделается по всей тайге ломь ветвей, сорванную кору, уроненные шишки и
в глуби, ломаной костью белеющие, поверженные деревья -- самые слабые,
нестойкие сломались, пали...
искалеченной жизнью. Слышится музыка, как всегда, красивая, мелодичная, с
одним и тем же преобладающим мотивом, высоко начавшимся будто бы
колокольным, протяжным звоном, неотвратимым, гибельным гулом накатывающимся
на землю, опадающим на нее. Но на самом исходе звука, на последнем его
пределе, мощно подхваченная оркестром, силой земной поддержанная, взмывает
ввысь, к небу воскрешающая сила. Крепнет мощь человеческая и земная,
распрямляет крылья живая жизнь и негасимая лампада добра светит, все еще
светит впереди путеводной звездой братства и единения людей.
уж большой я знаток творчества этого замечательного нашего
современника-музыканта и вообще никакой не меломан, но есть звуки и нити,
соединяющие русского человека на русской земле, и они звучат в каждом из нас
от рождения, да вот выразить их, донести до моря людского, вечно
волнующегося и клокочущего под ветрами и бурями бытия, не каждому дано.
и услада. Никто так близко, как музыкант, не соприкоснулся с подсознанием
человеческим, -- той самой неотгаданной материей и вечной тайной, что живет
в нас, тревожит и волнует.
прекрасным, казалось бы, умолкнувшим, навсегда утраченным, плачут, жалея
себя и то чистое, дивное создание в себе, что было задумано природой, но в
борьбе за существование человеком же и погублено.
земле. Я думаю, что музыку человек, может быть, услышал раньше, чем научился
говорить. Возникает крамольная мысль, что вначале был шум ветра, плеск волн,
пенье птиц, шелест травы и звон опадающей листвы. И только переняв у природы
звук, человек сложил из него слово.
с человеком и не дает ему окончательно одичать. Я имею в виду настоящую
музыку, а не то бесовство, не ту оглушающую вакханалию, которая закружила
человека в бездумной дикой пляске, ввергла его в какое-то инстинктивное
подражание воющему и ревущему зверю, которому пришла пора напомнить, откуда
мы взялись, и чей образ и подобие утратили.
о музыке и ее природе, утверждает, что именно эти современные бесчисленные
громокипящие артели, но скорее банды, называемые ансамблями, помогают
сохранить изначальную природу музыки, не дают человечеству потерять ключ ее,
ибо утеря этого самого "ключа" -- есть полное и окончательное разрушение
мировой гармонии, без которой оно, человечество, как корабль без руля,
быстренько пойдет ко дну, тем более что стремление к разрушению гармонии
жило в человеке всегда и особенно агрессивные и катастрофические размеры
приняло оно на исходе нашего века.
мы ему в узком кругу "доверенных лиц", допущенных в дом композитора. Ему бы
в аудиторию, на телевидение, внимать бы ему миллионам. Да где там!.. Вели
прекрасную передачу наши славные певцы и умные люди, Образцова и Нестеренко,
но их незаметно оттерли локтями из телевизора говоруны-политики и другие
ребята-молодцы, по их мнению, владеющие словом, мыслью и в особенности
юмором. И так нам нынче всем от этого юмора смешно, что уж плакать хочется.
за художника истоки его творчества; и замысел объяснят, и в тайны души его
проникнут. Я этого не умею и не хочу делать хотя бы потому, что сам в
какой-то мере -- человек творческий и самому себе не только объяснить не
могу, например, природу творческого замысла, но и понять до сих пор не могу,
что это такое. Более того, я, может, и примитивно, но, основываясь на
сорокалетнем опыте работы в литературе, пришел к выводу, что и отгадывать
сию тайну не надо, потому как, отгадавши ее, что станет делать человек?
Кончится же его воображение, и он кончится как существо творческое,
сделается механической, заводной штучкой, заранее знающей все и вся.
оскопленной и оглушенной цивилизацией да бесконечными сельхозновациями,
глядя на еще недобитую землю, на древние пологие холмы, на это российское
порубежье, в котором еще не все небо закопчено и по балкам да по склонам
плавных пашенных холмов, несмело обороняясь от машин и от топора, зеленеют и
золотятся российские дубравы, я открывал для себя -- отсюда, с этой родной
земли унес в сердце и сохранил великий композитор современности тот нежный и
непреклонный звук, ту пространственную, высокую мелодию, что стонет, плачет,
сжимает сердце русское неизъяснимою тоскою, очистительной печалью. Мощным
хором возносится композитор в поднебесье, набатным колоколом зовет Россию и
русский народ: выстоять! Выпрямиться, как тот лес, та могучая тайга под
ураганами и бурями! Выпрямиться и выстоять во имя будущего наших детей и во
имя сохранения того прекрасного, что накопили на земле ее редкие мудрые
страдальцы, гении человечества, эти вечные отважные странники, так на
одиноком челне и продолжающие до сих пор бесстрашно плыть по бурному морю
жизни.
гласности, прозрения и оздоровления общества люди лютеют и подлеют все
больше и больше.
вообще не своим делом занимаюсь.
дара я всегда знал и никогда не преувеличивал, не страдал самоздравием и
всегда сознавал: чтобы отобразить звериную, собачью жизнь, моего таланта
вполне достаточно, а вот когда вы сумеете устроить на земле жизнь
человеческую -- явится и Лев Толстой, непременно явится, только малая
малость от вас требуется: чтобы вы были достойны его явления, его гигантской
мысли, его слова, совести, соответствовали бы высоте его духа.
выжидательно притихшее селение нарядный, звонкий, стремительный свадебный
поезд.
"моторная", она не приучала публику к себе, и публика к ней не привыкала.
Ошеломленная ее могучим голосом, неотразимым напором, неистовством
брызжущего таланта, обаяния и той тайной, которая дается природой лишь
избранным. Она была подхвачена и поднята ввысь благодарными руками, да и
сама возвысила нас, наше искусство, подняла над обыденностью. Это было
взаимной любовью, это было сотворчеством певца и слушателя,
подыстосковавшегося по яркому певческому дарованию, слушателя, избалованного
изобилием талантов в минувшие годы безмерно любящей и нещадно их губящей
матушки нашей -- России.
всеобъемной душе, разрывающему слабую человеческую плоть, добела раскаленной
в кузнечном горне заготовкой искрилась она, сверкала на сцене, сотрясая ее,
одряхлевшую было, разметывала серенькие, тихоголосые фигуры во фраках,
обвешанных медалями за "умный", своевременный и целесообразный концертный
материал. От избытка сил, молодости и русской удали она даже и
"пофулюганничала" маленько. Сощурив и без того острозрящие глаза,
сокрушительно, "бесовски" сверкая ими, пела она знаменитую "Хабанеру" с
беспощадным всепоглощением и страстью, по-кошачьи тихо подкрадываясь к
притихшей публике, выстанывая стиснутым ртом: "Л-лю-убовь, лю-у-у-убовь", и
ноздри при этом у нее расширялись, как у соболька, почуявшего добычу,
трепетали, пульсировали, лоб бледнел. Мой товарищ, еще молодой, жаркий, с
примесью азиатских кровей, ерзая подле телевизора, стонал: "Ну, я не могу! Я
счас пойду и женщину какую-нибудь полюблю или... чего-нибудь разобью!"
Мережковский Дмитрий
Сертаков Виталий
Земляной Андрей
Лондон Джек
Круз Андрей
Распопов Дмитрий