read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



присылки ему яда. "Я помню", -- рассказывает Троцкий, -- "каким странным,
загадочным, несовместимым с обстоятельствами мне показалось выражение лица
Сталина. Просьба, которую он нам передавал, была трагична, между тем по его
лицу, как по маске, бродила нездоровая улыбка". У Троцкого возникло
подозренье, что никакой просьбы от Ленина не было и что Сталин просто хочет
его отравить. Было ли это верно? Сталин мог догадаться, что Политбюро во
всяком случае не положится на него одного, пошлет к Ленину других, поедет к
нему в полном составе. С другой стороны, позднее, Ленин, уже впав в
полуживотное состояние, видя это при проблесках сознания, действительно
просил товарищей, гораздо более ему близких, доставить ему яд. Вероятно,
тоже из-за смутных подозрений, Зиновьев поддержал решительное возражение
Троцкого. Дело формально и не обсуждалось. "Поведение Сталина, весь его вид
были непонятны и зловещи". Он не настаивал.
Что-то еще произошло: телефонный разговор Крупской со Сталиным. По
поручению мужа она обратилась к генеральному секретарю с каким-то запросом.
Оттого ли, что он считал Ленина уже полумертвым, или просто потому, что был
на этот раз не в силах скрыть свою к нему ненависть, Сталин ответил грубо и
оскорбительно. Крупская заплакала и сообщила о разговоре мужу. Ленин пришел
в ярость и продиктовал, наконец, записку.
Через четыре дня его разбил третий удар.
X
Теперь всЈ было кончено. Больше он ни в чем не участвовал. Потерял
способность речи. "Не мог выразить самой простой примитивной мысли", --
говорит профессор Авербах. И очень сердился, что его не понимают. Знаменитые
врачи, и русские, и выписанные из Германии, больше ничего не могли и
посоветовать. Он почти 505 не спал. В Москве ходила глухая молва, будто по
ночам Ленин "воет как собака", случайные прохожие в ужасе прислушиваются
издали. Вместе с тем сознание и после трех ударов иногда ненадолго
восстанавливалось. Жена и сестра находились с ним в Горках безотлучно.
Приезжали сановники. Пятаков играл на рояле, и, по его словам, лицо Ленина
преображалось и выражало детскую радость.
И вдруг он, к общему изумлению, стал как будто поправляться! Сознание
вернулось. Чем было занято? Можно лишь догадываться. Едва ли много думал о
далеком прошлом. Его детство было очень счастливым. Не мог пожаловаться и на
отрочество, оно было самое обыкновенное, "буржуазное"; в гимназии был первым
учеником, любил деревню, ее развлеченья, ее радости. Но зачем думать о том,
что было когда-то? Не вспоминал и о товарищах юности, тоже было да сплыло.
Едва ли много думал об отдаленном будущем: знал, что далеко заглядывать в
будущее никто не может, -- мог разве один Маркс?
Вероятно, больше всего он думал о себе, о человеке Ленине, дни которого
сочтены. Думал, что оставляет жену одну. Вспоминал Инессу Арманд, -- не всЈ
было глупо в том, что она порою робко говорила о "моральном начале". Он
видел, что принес в мир больше страданий, чем кто бы то ни было другой в
истории. Это особенно мучить его и теперь не могло: были готовые и
совершенно бесспорные ответы. Да и прежде он не пользовался изреченьями о
"любви к ближнему" и "любви к дальнему": не любил ни ближних, ни дальних.
Не могли особенно удручать его и принятые, беспрестанно повторявшиеся в
публицистике, слова о готтентотской морали. Для Ленина уже больше двадцати
лет хорошо и "нравственно" было то, что шло на пользу его делу, партии,
пролетариату, а плохо и безнравственно то, что было им во вред.
Следовательно, переоценки, кроме чисто словесной, не было. То, что прежде
всеми и им самим называлось деспотизмом, злом, безобразием, теперь
оказывалось прямо противоположным. Это было в порядке вещей и вытекало из
истинного смысла его учения: говорить прежде надо было иначе, только и
всего. 506 И на него нисколько не действовали обвинения в том, что он прежде
говорил другое: да, разумеется, прежде восхвалял свободу, проклинал гнет,
клялся вести борьбу против смертной казни, распинался за идею Учредительного
Собрания; но только дураки могли не понимать, что теперь всЈ было совершенно
иным: к власти пришли он и его партия.
В самый день третьего удара он заканчивал диктовку статьи, которую
неуклюже назвал: "Лучше меньше да лучше". Не от нее ли и случился удар? Это
последняя написанная им статья. В ней сказано:
"Надо во время взяться за ум. Надо проникнуться спасительным недоверием
к скоропалительно быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т. д.,
надо задуматься над проверкой тех шагов вперед, которые мы ежечасно
провозглашаем, ежеминутно делаем и потом ежесекундно доказываем их
непрочность, несолидность и непонятность. Вреднее всего здесь было бы
спешить. Вреднее всего было полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем,
или на то, что у нас есть сколько-нибудь значительное количество элементов
для построения действительно заслуживающего названия социалистического,
советского и т. п."!!
Ему и раньше случалось призывать партию к "самокритике", к борьбе с
собственным хвастовством, к проверке собственных действий, к сомнению в
"элементах", -- под ними, верно, разумел людей. В той "речи", которую он
произнес на Четвертом Конгрессе Коммунистического Интернационала, тоже были
слова: "Надо учиться и учиться". ВсЈ же так он отроду не говорил и не писал.
ВсЈ это -- каждое слово -- могли сказать и говорили меньшевики,
социалисты-революционеры, либералы: именно "лучше меньше да лучше". И как
он, самоувереннейший из людей, мог высказать сомнение в том, "что мы хоть
что-нибудь знаем"? Значит и он не знал? И Карл Маркс не знал? Было ли это
его настоящим завещанием, а не бумажка с оценкой качеств его помощников? Не
было ли и других сомнений?
10 октября он вдруг, ни с кем и ни с чем не считаясь, велел подать
автомобиль, сел, тяжело опираясь левой рукой на палку, и, к общему ужасу,
велел везти себя в 507 Москву, в Кремль. Там его встретили как встретили бы
привиденье. Он вошел в свой кабинет, опустился в кресло, посидел -- и вышел.
"Накануне рокового дня Владимир Ильич чувствовав себя вялым", -- писал
Семашко. -- "Он проснулся в нерасположении, жаловался на головную боль,
плохо ел. Проснулся на следующее утро он также вялым, отказывался от пищи и
лишь по настойчивой просьбе окружающих он съел немного утром, за чаем, и
немного за обедом. После обеда он лег отдохнуть. Вдруг домашние заметили,
что он как-то тяжело и неправильно дышит".
В шесть часов вечера он потерял сознание. Температура быстро
повысилась. Через пятьдесят минут он умер "от кровоизлияния в мозг,
вызвавшего паралич дыхания".
Верно, половина человечества "оплакала" его смерть. Надо было бы
оплакать рожденье.
Конец 508



















































Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 [ 101 ]
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.