каблук, казалось, вот-вот начнет нетерпеливо постукивать. Она встретилась
глазами с Саллом, завела свои к небесам, словно говоря "как типично, не
правда ли?", и взглянула на свои часы (тоже золотые, тоже сверкающие).
Всадник верхом на "ямахе", верховой ракете, вырубил ревуший мотор своего
мотоцикла, поставил его на тормоз, снял шлем, положил на промасленную
мостовую возле педали. Он был одет в черные мотошорты и безрукавку с
"СОБСТВЕННОСТЬ НЬЮ-ЙОРКСКИХ ШТАНИШЕК" поперек груди. Салл прикинул, что этот
тип лишится примерно семидесяти процентов кожи, если в таком костюме слетит
со своей верховой ракеты на скорости более пяти миль в час.
радиоактивного. - И засмеялся, показывая, что пошутил.
движутся на этом участке шоссе, - женщина в теннисном костюме стояла возле
"тойоты" с наклейкой "НЕТ ЯДЕРНЫМ БОЕГОЛОВКАМ" на бампере слева от номера, а
справа наклейка гласила: "ВАШЕЙ КИСКЕ БЕЛОЕ МЯСО "АЗЕР". Юбка у нее была
очень короткой, ноги выше колен очень длинными и загорелыми, а когда она
сдвинула солнечные очки на волосы с выгоревшими прядями, Салл увидел ее
глаза. Они были широко открытыми и голубыми и чем-то встревоженными. Это был
взгляд, вызывавший потребность погладить ее по щеке (или, может, по-братски
обнять ее одной рукой) и сказать ей, чтобы она не тревожилась: все будет
хорошо. Салл прекрасно помнил этот взгляд. Взгляд, который выворачивал его
наизнанку. Там стояла Кэрол Гербер, Кэрол Гербер в кроссовках и теннисном
костюме. Он не видел ее с того вечера на исходе 1966 года, когда пришел к
ней и они сидели на диване (вместе с матерью Кэрол, от которой сильно пахло
вином) и смотрели телевизор. Кончилось тем, что они переругались из-за войны
и он ушел. "Вернусь, когда буду знать, что сумею держать себя в руках" - вот
что он подумал, уезжая в своем дряхлом "шевроле" (даже тогда машина для него
означала "шевроле"). Но он так и не вернулся. На исходе шестьдесят шестого
она была уже по задницу в антивоенном дерьме - только тому и научилась за
семестр в Университете Мэна, - и от одной только мысли о ней он приходил в
ярость. Трахнутой пустоголовой идиоткой - вот кем она была. Проглотила
наживку вместе с крючком коммунистической антивоенной пропаганды. А потом
она и вовсе присоединилась к этим психам, этим ВСМ, и совсем сорвалась с
катушек.
верховой ракеты, пробрался между задним бампером пикапа и седаном, потерял
ее из виду, пока трусил вдоль Урчащего шестнадцатиколесного рефрижератора,
потом снова ее увидел.
нашло - да что с ним такое? Если Кэрол и жива, ей пятьдесят, как и ему. А
этой женщине лет тридцать пять и никак не больше.
легковушки и фургоны. И непонятное пощелкивание в воздухе, которое он было
принял за посвист ветра, хотя день был жаркий и абсолютно безветренный.
в сложенных трубочкой губах; треск вертолета вдалеке. Салл поглядел вверх и
увидел, что из дымчато-голубого неба прямо на него падает абажур. Он
инстинктивно отпрянул, но все свои школьные годы он занимался спортом, и
теперь, отклоняя голову, он одновременно протянул руку. И ловко поймал
абажур. Гребная лодка неслась на нем вниз по течению в багровеющем закате.
"нам НА МИССИСИПИ В САМЫЙ РАЗ" было начертано над лодкой кудрявыми
старомодными буквами. А под ней так же кудряво "КАК ПРОТОКА?".
выглядела вариантом совсем взрослой Кэрол Гербер, пронзительно закричала.
Руки у нее взметнулись, словно чтобы опустить очки с волос на место, но
застыли на уровне плеч, судорожно двигаясь, как у исступленного дирижера
симфонического оркестра. Так выглядела старенькая мамасан, когда выбежала из
своей засранной хреновой лачужки на засранную хренову улицу этой засранной
хреновой деревеньки в провинции Донг-Ха. Кровь окрасила плечи белого костюма
женщины-теннисистки - сначала крупными каплями, потом струями. Она стекала
по загорелым рукам к локтям и капала на землю.
"Мак-Траксом", одетый в темно-синий костюм, в котором всегда ездил на
похороны, держал абажур, сувенир с реки Миссисипи (как протока?) и глядел на
женщину, у которой теперь что-то торчало из головы. Шатаясь, она шагнула
вперед - голубые глаза все еще широко открыты, руки все еще двигаются в
воздухе, - и Салл понял, что это сотовый телефон. Он определил по антенне,
которая покачивалась при каждом ее шаге. Сотовый телефон упал с неба,
пролетел только Богу известно сколько тысяч футов и теперь торчал из ее
головы.
медленно опускаться за него на подгибающихся коленях. Точно подлодка
погружается, подумал Салл, но только когда она скроется из виду, вместо
перископа торчать будет короткая антенна сотового телефона.
женщина, которую он знал в детстве, ни одна, с которой он когда-либо спал,
не могла быть обречена на то, чтобы умереть от травмы, нанесенной упавшей
сверху телефонной трубкой.
вопросительными. Гудели сигналы, рычали моторы, будто можно было куда-то
ехать. Рядом с Саллом водитель шестнадцатиколесного "Мака" извлекал из своей
силовой установки оглушительное ритмичное фырканье. Завыла сирена. Кто-то
заохал не то от удивления, не то от боли.
Запястье охватывал теннисный браслет. Медленно рука и браслет ускользнули от
Салла. На миг пальцы женщины, похожей на Кэрол, еще цеплялись за капот,
затем исчезли. Что-то еще со свистом падало с неба.
ударился в капот "бьюика", промяв его, будто ударом кулака, и вспучив под
ветровым стеклом. А на двигателе "бьюика" лежала микроволновая печка.
разразилось землетрясение, но каким-то образом не в недрах Земли, а над ней.
Мимо него сыпались безобидные хлопья журналов - "Севентин", и "ГК", и
"Роллинг Стоун", и "Стерео ревью". Развернутые машущие страницы придавали им
сходство с подстреленными птицами. Справа от него из синевы, вертясь на
своем основании, вывалилось кабинетное кресло. Оно ударилось о крышу
"форда-универсала". Ветровое стекло "универсала" брызнуло молочными
осколками. Кресло подпрыгнуло, накренилось и обрело покой на капоте
"универсала". На полосу медленного движения и полосу торможения падали
портативный телевизор, пластиковая мусорная корзинка, что-то вроде грозди
камер с перепутанными ремнями и резиновый коврик. За ковриком последовала
бейсбольная бита. Машинка для изготовления воздушной кукурузы ударилась о
шоссе и разлетелась сверкающими осколками.
ракеты, не выдержал и побежал по узкому проходу между машинами в третьем
ряду и машинами, застрявшими на скоростной полосе, петляя, точно
горнолыжник, чтобы избежать торчащих боковых зеркал, держа руку над головой,
как человек, перебегающий улицу под внезапным весенним ливнем. Салл, все еще
сжимавший абажур, подумал, что парню следовало бы поднять свой шлем и
нахлобучить его на голову, но, конечно, когда вокруг тебя сыплются разные
вещи, становишься забывчивым и в первую очередь забываешь самое для тебя
нужное и полезное.
микроволновки, продавившей капот "бьюика", это уж точно. И звук не был
свистом, как у бомбы или минометной мины, это был звук падающего самолета,
или вертолета, или даже дома. Во Вьетнаме все это валилось с неба вблизи от
Салла (дом, бесспорно, в виде обломков). Однако звук этот отличался от тех в
важнейшем отношении: он был еще и мелодичным, точно самой огромной эоловой
арфы.
высокая холодная женщина пробренчит "Ночь и день" - и в шуме машин, и в
печальной тиши моего одинокого дома, ду-ду-ду, бип-бип-бип. Белый концертный
рояль падал из коннектикутского неба, переворачиваясь, переворачиваясь,
отбрасывая на застопоренные машины тень, похожую на медузу, извлекая музыку
ветра из своих струн в вихрях воздуха, врывающегося в его грудь. Его клавиши
проваливались и выпрыгивали, точно клавиши пианолы, туманное солнце золотило
педали.
чего-то, бесконечно вибрирующего в туннеле из жести. Он падал на Салла, и
теперь его размытая тень начинала собираться и фокусироваться, и, казалось,
его мишень - запрокинутое к небу лицо Салла.
шоссе, белый табурет летел прямо за ним. А за табуретом кометным хвостом
протянулись нотные листы, пластинки 45 оборотов с внушительными дырками в
центре, мелкие принадлежности, хлопающий желтый плащ, похожий на пыльник,
шина "Гудьеар", флюгер, картотечный шкафчик и чайная чашка с выведенной на
боку надписью "ЛУЧШЕЙ БАБУЛЕ В МИРЕ".
похоронного салона, где Пейг лежал в своем подбитом шелком ящике. - В жизни
не курил "данхиллок".
будто он ни разу в жизни не собирался в штаны наложить со страха.
с перевернутой, табуреткой: какой он был бледный, как у него тряслись губы,
как от его одежды все еще разило дымом и выплеснувшимся вертолетным
топливом.
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Браун Дэн
Ильин Андрей
Андреев Николай
Березин Федор