немало ошибок...
наставительным, а мальчик с любопытством смотрел на него. Потом он вдруг
замолчал, его костлявое лицо с ввалившимися щеками просветлело, он
передвинул одну фигурку на авансцену, запел хриплым, дрожащим голосом:
"Что за гнусное злодейство!" - рывком передвинул стульчик от фисгармонии к
театру, уселся и начал исполнять оперу; он вперемежку то пел, воспроизводя
жестикуляцию действующих лиц, то подражал движениям капельмейстера. За его
спиной уже собралась вся родня; они пересмеивались, качали головой, но от
души веселились. Ганно с нескрываемым восхищением смотрел на дядю. Однако
через несколько минут представление неожиданно оборвалось. Христиан умолк,
выражение беспокойства пробежало по его лицу, он погладил свой лысый
череп, потом левый бок, сморщил нос и с тревожной миной обернулся к
"публике".
забыться, и, пожалуйте, наступает расплата! Это, знаете ли, даже не боль,
это - мука, неопределенная мука, потому что вот тут у меня все нервы
укорочены. Подумать только, все до одного...
"представлений", ему даже не отвечали - просто все отошли от него.
Христиан посидел еще перед театром, время от времени щурясь и бросая
быстрые взгляды на сцену. Наконец он встал.
Ганно по волосам, - да только не слишком, и за бездельем не забывай дела,
слышишь? Я совершил целый ряд ошибок... А сейчас мне пора в клуб... Я
только на минуточку загляну в клуб! - крикнул он взрослым. - Там они тоже
справляют рождество. До свиданья! - И на своих кривых негнущихся ногах
ушел через ротонду.
чай и бисквиты. А тут как раз внесли в больших хрустальных мисках какую-то
желтую зернистую массу. Это был миндальный крем - удивительно вкусная
смесь из яиц, тертого миндаля и розовой воды; но, увы, даже одна лишняя
ложечка этого кулинарного изделия пагубнейшим образом отражалась на
желудке. И все же ему воздали должное, хотя консульша и напоминала, что
"следует оставить местечко для ужина". Что касается Клотильды, то она
поистине творила чудеса. Молчаливая и благодарная, она уписывала
миндальный крем, словно гречневую кашу. Вслед за миндальным кремом подали
"для освежения" еще и винное желе в стаканчиках, которое полагалось есть с
английским кексом. Мало-помалу гости с тарелками в руках перекочевали в
ландшафтную и сгруппировались там вокруг стола.
увели домой, ему же в этом году впервые разрешено было ужинать на
Менгштрассе вместе со взрослыми. Прислуга и бедные ушли, забрав свои
подарки, а Ида Юнгман оживленно болтала в ротонде с Рикхен Зеверин. В
обычные дни она, блюдя свое достоинство воспитательницы, ни в какие
фамильярные разговоры с "камеристкой" не пускалась. Свечи на большой елке
догорели и потухли; вертеп погрузился в темноту; но отдельные свечки на
маленьких деревцах еще догорали: то один, то другой огонек добирался до
ветки, она вспыхивала, потрескивала, и запах, стоявший в зале, становился
еще ощутимее. От малейшего дуновения золотая мишура начинала трепетать и
звенеть тонким-претонким металлическим звоном. Потом опять наступала
полная тишина, и с дальних улиц по морозному воздуху доносились
приглушенные звуки шарманки.
кулачком, он читал свою мифологию, ел - отчасти машинально, отчасти
потому, что все было "рождественское", - конфеты, марципан, миндальный
крем, английский кекс, и смутная грусть - следствие туго набитого желудка,
смешиваясь со сладостным возбуждением этого вечера, наполняла его каким-то
блаженным томлением. Он читал о битвах, которые пришлось выдержать Зевсу,
чтобы достигнуть высшей власти, и прислушивался к разговору в соседней
комнате - там подробно обсуждалась будущность тети Клотильды.
улыбкой, освещавшей ее серое лицо, выслушивала поздравления, как, впрочем,
и поддразнивания, сыпавшиеся на нее со всех сторон. Голос ее срывался от
радостного возбуждения: она была принята в "Дом св.Иоанна". Сенатор
устроил это без особой огласки, через орденский "совет управления", хотя
кое-где и прошел шепоток о непотизме. Сейчас я маленькой гостиной говорили
об этом достославном заведении, организованном наподобие таких же
благотворительных заведений в Мекленбурге, в Доббертине и Рибнице (*68),
опекавших неимущих девиц из местных почтенных семейств. Бедной Клотильде
была отныне обеспечена небольшая рента, которая должна была возрастать год
от года, а под старость даже уютная чистенькая квартирка в самом "Доме
св.Иоанна".
большую столовую, уже не сиявшую огнями и не внушавшую более трепета своим
сказочным великолепием, но исполненную теперь другой, новой прелести. Как
замечательно бродить здесь - точно по полутемной сцене после окончания
спектакля, время от времени заглядывать за кулисы, рассматривать на
большой елке лилии с золотыми тычинками, брать в руки фигурки людей и
животных из вертепа, отыскивать свечку, которая горела за транспарантом,
изображающим звезду, взошедшую над яслями в Вифлееме, и, наконец,
приподнять свисающую до пола скатерть, чтобы увидеть груды оберточной
бумаги и картонных коробок, наваленных под столом.
горькой неизбежности он опять постепенно свелся к весьма неприятной теме,
не перестававшей занимать все умы, хотя, блюдя праздничную торжественность
вечера, ее и пытались обойти молчанием: к процессу директора Вейншенка.
Гуго Вейншенк сам заговорил о нем с какой-то неестественной бойкостью в
голосе и жестах. Он сообщил подробности опроса свидетелей, прерванного на
время праздников, с неподобающим озлоблением обругал председателя доктора
Филандера за его явно предвзятое отношение к делу, подверг высокомерной
критике насмешливый тон прокурора, который тот счел уместным принять в
отношении обвиняемого и свидетелей защиты. Но так или иначе, а Бреслауэр
сумел весьма остроумно парировать все неблагоприятные показания и заверил
Гуго Вейншенка, что обвинительного приговора пока что опасаться не
приходится. Сенатор из учтивости задал ему несколько вопросов, а г-жа
Перманедер, сидевшая на софе, надменно вздернув плечи, время от времени
призывала страшнейшие проклятия на голову Морица Хагенштрема. Остальные
молчали... Молчали так упорно, что мало-помалу смолк и директор; и если
для маленького Ганно там, в большой столовой, время текло неприметно, как
в райских кущах, то в ландшафтной стояла гнетущая, напряженная, боязливая
тишина, продолжавшаяся вплоть до половины девятого, когда Христиан
вернулся из клуба, где праздновали рождество холостяки и suitiers.
порозовели. Он прошел через большую столовую и, войдя в ландшафтную,
объявил:
следовало привести сюда Бреслауэра. Я уверен, что он ничего подобного в
жизни не видывал!
ответ на его лице не изобразилось ничего, кроме вопросительного
недоумения.
накрыт в ротонде. Консульша растроганно прочитала традиционную молитву:
обращение к окружающим, в котором она призывала подумать о тех, кому в
этот вечер не так хорошо, как семейству Будденброков. После этой маленькой
речи все с чистой совестью уселись за обильный ужин, начавшийся с карпов в
растопленном масле и старого рейнвейна.
весь год не переводились деньги. Христиан с грустью заметил, что ему, увы,
и это средство не помогает, а консул Крегер уклонился от принятия сих мер
предосторожности, заявив, что ему теперь не приходится опасаться колебаний
курса, он со своими грошами давно уже в тихой пристани. Старик постарался
сесть за ужином как можно дальше от своей жены, с которой он годами почти
не разговаривал, ибо она все не переставала тайком посылать деньги Якобу,
лишенному наследства сыну, - в Лондон, в Париж, в Америку. Ей одной было
всегда известно, где он влачит свое жалкое существование безродного
авантюриста. Консул Крегер помрачнел и насупился, когда за следующим
блюдом речь зашла об отсутствующих членах семьи и сердобольная мать
потихоньку смахнула слезы.
вспомнили без всякой злобы о пасторе Тибуртиусе в Риге, а сенатор украдкой
даже чокнулся с сестрой за здоровье господ Грюнлиха и Перманедера - ведь и
они в известной мере принадлежали к семье.
одобрение. Было даже решено, что это самый крупный экземпляр за последние
годы. К ней подавался жареный картофель, овощи двух сортов и два вида
маринованных фруктов в таком количестве, словно то был не гарнир, а
единственное блюдо, которым всем предстояло насытиться. Запивали индейку
выдержанным красным вином фирмы "Меллендорф и Кь".
фаршированной грудки. Он уже не мог больше состязаться в еде с тетей
Клотильдой, да и вообще приуныл от усталости, хотя очень гордился, что
ужинает со взрослыми и что рядом с его прибором на затейливо сложенной
салфетке лежит, как и у всех, один из его любимых хлебцев, обсыпанных