Чтение 101–й страницы книги ~Потерянный дом или разговоры с Милордом~

И тут из-за поворота показался трамвай. Откуда он взялся в ночном го-
роде? Положительно, кто-то заботился обо мне, посылая знаки спасения. Но
я еще был во власти страха, и смерть пряталась где-то рядом, в темных
парадных. Вагон спешил ко мне, раскачиваясь и звеня; я упал перед ним, и
щека моя коснулась холодной стали.

Мгновение длилось целую вечность. Целую вечность пели тормоза, дрожал
рельс, впаянный в асфальт, трамвайный звонок заливался в истерике. Как
вдруг все стихло. Я поднял голову. Вагон, сиявший огнями, стоял в метре
от меня, а с передней площадки не спеша спускался высокий плечистый че-
ловек с железной рукояткой в руке. Мысль о том, что он идет убивать меня
этой рукояткой, обожгла мое пьяное сознание. Он дотронулся до меня,
словно проверяя - жив я или нет, потом подсунул руки мне под мышки. Я
почувствовал огромную физическую силу этого человека, ибо он легко, как
перышко, оторвал меня от земли и поставил на ноги. "Ну, зачем ты так?.."
- с досадою проговорил он, вглядываясь мне в лицо. Я молчал, мне было
все равно. "Куда тебе нужно?" - спросил он. "Никуда", - помотал я голо-
вой. "Где твой дом?" - "Нигде". - "Откуда ты?" - "Не знаю".

Я отвечал чистую правду, и мой нечаянный спаситель понял это. Он по-
мог мне взобраться в вагон и усадил на сиденье. В вагоне не было ни ду-
ши. Водитель сел на свое место, установил железную рукоять на четырехг-
ранный выступ и повернул ее. Вагон побежал дальше.

Кажется, мы приехали в трамвайный парк, что находится у самой оконеч-
ности Аптекарского острова. Помню какие-то лица, они смеялись, пренебре-
жительно и с неприязнью рассматривая меня, кто-то предложил позвонить в
милицию. Но мой спаситель повлек меня дальше. Мы оказались в стареньком
автобусе, развозившем водителей после вечерней смены. Через некоторое
время я уже стоял рядом с вагоновожатым у дверей его квартиры.

Я по-прежнему пребывал в полнейшей апатии, мой спутник не пытался со
мной разговаривать. Помню еще маленький деловитый переполох, связанный с
моим появлением: носили подушки, одеяла, кто-то был разбужен и перемещен
в другую комнату... Все это было как во сне. Хозяин провел меня в ван-
ную, помог раздеться. Я покорялся безропотно, как тряпичная кукла. Через
пять минут я лежал в чистой мягкой постели. Хозяин погасил свет, пожелав
мне доброй ночи, и оставил одного. Сон накрыл меня мгновенно.

Проснулся я рано и, лежа под одеялом, принялся восстанавливать собы-
тия вчерашнего вечера. Я вспомнил неизвестного плечистого вагоновожато-
го, который вытащил меня из-под колес, и привел к себе, и умыл, и уложил
в чистую теплую постель. Я оцепенел от стыда. Появилось нестерпимое же-
лание выскользнуть из комнаты и, пользуясь сном хозяев, покинуть гостеп-
риимный дом. Но я не сдвинулся с места.

Осмотр комнаты, насколько позволял сумеречный свет за окнами, навел
меня на предположение, что в ней проживает молодая девушка; настолько
удобно и аккуратно были расположены все предметы, так чистенько и мило
было за стеклами стандартной мебельной стенки с книгами, безделушками и
фотографиями, среди которых я приметил портрет Высоцкого с гитарой и фо-
тографию длинноволосого молодого человека иностранного вида. Я скользнул
взглядом далее и увидел нечто вроде аквариума - стеклянный прямоугольный
ящик, в котором виднелись очертания какого-то странного сооружения. Не-
понятное волнение охватило меня, ибо предмет под стеклянным колпаком был
несомненно знаком мне, более того, он обозначал для меня нечто чрезвы-
чайно важное.

Не отрывая от него взгляда, я нащупал выключатель светильника над
тахтою и щелкнул им. Я ожидал лучше разглядеть предмет под колпаком, но
возникший световой отблеск на прозрачной стенке совершенно скрыл его от
глаз, так что пришлось подняться на ноги. Я сделал несколько шагов по
комнате, как магнитом притягиваемый непонятным сооруженьицем, хранящимся
в чужом доме, как музейный экспонат. Световой отблеск исчез, будто его
смахнули ладонью, и передо мною в двух шагах, равно как и во мне, в не-
изъяснимых глубинах памяти, возникло...

Это было оно, мое юношеское строение, мой отроческий шедевр, потерян-
ная во времени игрушка, определившая призвание: вязь крытых галереек,
система башенок с флажками и луковка церкви, вписанная в ансамбль вроде
случайно, но на самом деле служащая центром архитектурной композиции. Я
смотрел и не мог насмотреться. Мой спичечный дом, чудом возникший в чу-
жом времени и пространстве, породил странное и горькое ощущение, будто я
встретился с самим собой - живой с мертвым, точнее, мертвый с живым. Я
отошел от него, пятясь, вновь забрался в постель и натянул одеяло до
подбородка, продолжая смотреть на стеклянный ящик, где покоилась моя
юная душа, как царевна в хрустальном гробу.

Вдруг я резко отбросил одеяло и принялся торопливо одеваться, потому
что черные мысли подобрались к самому сердцу. Бороться с ними можно было
только действием. Одевшись, я собрал постель. Это отвлекло меня на нес-
колько минут, но лишь только я, засунув белье в ящик под тахтой, уселся
на нее, как отчаяние навалилось на меня с новой силой. Я оцепенел, уста-
вившись на спичечный дом, будто ждал от него помощи, и сидел так долго,
пока не раздался тихий стук в дверь.

Я не в силах был вымолвить ни слова.

В комнату заглянул хозяин. Он был в брюках и в майке, давшей мне воз-
можность разглядеть его крепкую фигуру с широкими плечами и рельефной
мускулатурой, что не так часто встречается в пятьдесят лет - на этот
возраст он выглядел. В руках у него был стакан с чем-то белым.

- С добрым утром, - сказал он. - Меня зовут Николай Иванович.

- Евгений Викторович, - кивнул я, испытывая жесточайший стыд.

- Выпейте. Это кефир. Помогает, - он протянул мне стакан.

Я принял стакан и втянул в себя освежающий глоток кислого кефира. Ни-
колай Иванович смотрел на меня изучающе.

- Извините. Я сейчас уйду. Мне действительно некуда было вчера идти,
- чужим голосом произнес я.

- А сегодня уже есть? - прищурился он.

- Есть.

- А то погодите. У меня сегодня выходной. Глядишь, познакомимся, - он
улыбнулся одним ртом.

Мне не понравилась его самоуверенная доброта, будто он заранее был
убежден, что я не принесу ему никаких хлопот, лишь увеличу капитал гу-
манности, который, судя по всему, этот человек копит. Так нет же! Я ис-
порчу ему торжество! Пусть знает, что подбирать на улице опустившихся
людей опасно.

- Что? Радуетесь, христосик?.. - хрипло сказал я. - Не нужно меня
спасать! Не нуждаюсь и подаяний не принимаю!

- Евгений Викторович, а ведь хамить команды не было, -спокойно отве-
тил он. - Если бы я был профессиональным спасателем, то работал бы в ОС-
ВОДе. А я трамвайщик. Вы поперек рельсов легли, надо было с вами что-то
делать...

- Бросить надо было, - отвернувшись, сказал я.

- Извините, не могу. Вы бы бросили?

Вопрос застал меня врасплох. Я на минуту смешался.

- К несчастью, я испытал в свое время - что это такое... -продолжал
он. - Я вам поверил, что у вас дома нет. У вас его и сегодня нет, и дол-
го еще не будет. Я же вижу.

- Как? - не понял я.

- По глазам. У бездомного человека глаза, как у бродячей собаки. У
цепной собаки другие глаза, вы замечали?

Я взглянул на него с интересом, ибо не ожидал услышать подобных речей
от первого попавшегося водителя трамвая.

- Мне нечем отплатить вам за добрый поступок, - сказал я.

- Я не считаю этот поступок добрым, - он стал серьезен. - Он лишь ес-
тественен для меня.

- Что же тогда добрый поступок? - усмехнулся я.

- Добрый поступок?.. Это вот, например, - он оглядел комнату и указал
на стеклянный ящик, в котором покоился мой спичечный дом.

- Что это? - спросил я сдавленным голосом, потому что дыхание перех-
ватило.

- Это вы не знаете. Это работа одного мальчика, - в голосе Николая
Ивановича появились родительские нотки. - Выполнена она давно, более
двадцати лет назад. На мой взгляд, это и есть прекрасный, а следова-
тельно, добрый поступок. Посмотрите, как он просто и убедительно выразил
волновавшую его идею.

- Какую же идею?.. - спросил я, мучительно краснея.

- Идею братства, разве не видите? Да вы подойдите поближе, подойдите!
Эта вещь стоит того, чтобы ее рассмотреть... Несомненный талант.

- А что с ним... сейчас? - спросил я, подойдя к полке и склонившись
над своим творением.

- Ничего о нем не знаю, кроме того, что звали его Женя. Ваш тезка,
-улыбнулся Николай Иванович. - Мне даже увидеть его не довелось. Есть
только старенькая фотография.

- Вот как? Не покажете? - сказал я, стараясь скрыть волнение.

- Отчего же, - Николай Иванович удалился из комнаты и вернулся уже с
альбомом, который положил на стол, накрытый кружевной скатертью.

Он торжественно распахнул его, и я невольно вздрогнул: с первой стра-
ницы глянул на меня большой портрет Ивана Игнатьевича, моего незабвенно-
го старика, владельца особняка с мезонином, где я клеил спичечный дом.

- Это мой отец, - сказал Николай Иванович, переворачивая страницу.

Он сразу последовал к концу альбома и где-то страницы за три до конца
указал на снимок, в котором я узнал себя в возрасте примерно четырнадца-
ти лет рядом с братом Федором. Мы оба в одинаковых курточках-"москвич-
ках" стояли в обнимку у крыльца нашего дома -веселые, стриженные нагол
о... Как эта фотография попала к Ивану Игнатьевичу? Вероятно, я сам же
ему и подарил, да забыл об этом.

- Вот Женя, - Николай Иванович указал на моего брата.

- Ну уж нет! - вырвалось у меня.