<Повелитель правоверных, тень бога на земле, хорезмшах Ала ад-Дин
Мухаммед>. Слеза упала рядом с оттиском, на бумаге расплылось пятно. Он
велел подать саблю. Опоясал ею Джалал ад-Дина.
врагов!
больше всего хотелось оказаться в мягкой и теплой постели. Из всех желаний
это было главным. И неисполнимым, как все другие.
нашлось даже клочка материи на саван, опустили тело в могилу в чужой
одежде. Сразу же после похорон все сели в лодки и по неспокойному морю
поплыли к полуострову Мангышлак. Там, к счастью, врагов не оказалось.
Отсюда, добыв лошадей, благополучно добрались до Гурганджа.
вперед. Люди высыпали на улицы, они улыбались и плакали, многие бежали
рядом, хватаясь руками за стремена, за полы чекменей.
Мухаммеда они, как видно, уже прослышали, но еще не знали, что новый
шах-Джалал ад-Дин. Все бросились к Озлаг-шаху, кланялись ему как
повелителю. Он что-то бормотал и слабо отбивался. Джалал ад-Дин соскочил с
коня, увидев Тимур-Мелика, пробился к нему сквозь толпу придворных, взял
за руку.
для приемов, увлекая за собой Озлаг-шаха, тот вдруг уперся, крикнул Джалал
ад-Дину:
ли тут сидел отец, грозный владыка... Отца нет. И вся тяжесть забот
ложится на его плечи.
Эмиры недоуменно повернулись к нему. Он передал свиток Тимур-Мелику.
покойного шаха, недоумение на лицах эмиров сменялось растерянностью. Уж
этого они никак не ждали! Джалал ад-Дин стиснул челюсти до ломоты в зубах,
сел на трон. Все эмиры, кроме Тимур-Мелика, были приверженцами бабушки
Теркен-хатун, Они сделали все, чтобы лишить его законного права
наследовать престол, они покушались на жизнь отца, из-за них враг
беспрепятственно разгуливает по владениям...
ад-Дину стоило усилий удержаться от искушения пнуть его в живот. Строго
спросил:
- мир его праху, благоденствие его душе!- мы поздравляем тебя с
восшествием на престол и молим аллаха милосердного, чтобы ты был таким же,
как твой отец, как и он, внимал слову эмиров - опоры престола.
резко высказал эмирам свое недовольство, каждого приставил к делу, стал
строго взыскивать за нерадение. Это многих озлобило. Эмиры начали
поговаривать, что, пользуясь болезнью шаха, Джалал ад-Дин силой принудил
его изменить свою прежнюю волю. Больше других усердствовал в этом
Хумар-тегин, вкусивший сладость власти. Джалал ад-Дин повелел бросить его
в подземную темницу, пригрозил эмирам:
примириться с эмирами. Но он слишком хорошо помнил, к чему привела
уступчивость отца, и решил укоротить волю <опоры престола>. Одного не взял
во внимание: у эмиров были воины. Опасаясь за свою жизнь, они окружили
дворец, попытались захватить и убить молодого шаха, Вместе с Тимур-Меликом
и тремя сотнями всадников Джалал ад-Дни прорвался и ушел из Гурганджа. Он
звал с собою и братьев. Те не пошли. Озлаг-шах втайне, кажется, надеялся,
что займет место старшего брата. Но эмирам даже и он стал не нужен.
Озлаг-шаху и Ак-шаху пришлось бежать через три дня. По дороге наскочили на
монголов и были убиты.
от неожиданного счастья, щедро раздавал награды своим приближенным, шумно
праздновал. В дворцовых покоях до утра горели огни, не умолкала музыка.
Толпы горожан, согнанных приветствовать нового шаха, стояли в темных
улицах и, принуждаемые плетями воинов, провозглашали здравицу
Хумар-тегину. Расходясь домой, люди вздыхали, ругались, восклицали: <Аллах
великий, что же это будет?>
в руках стоял, улыбаясь, Судуй.
поставил светильник, сел, стянул гутулы, расстегнул пояс.- Знаешь, какое
повеление получил Джучи? Ему велено идти в Гургандж и вызволить твою
невесту Фатиму. <В моем войске, говорит, один урусут, и тот без невесты.
Негодное это дело>. Мне бы такую честь, урусут Захарий.
над ними монгольских десятников, сотников, нойонов тысяч, послал по
направлению к Гурганджу, приводить к покорности небольшие города и
поселения. Захарий сам напросился в этот поход. Но воины не захотели
сражаться со своими, как только удалились от стана, подняли оружие против
монголов. Не многим десятникам, сотникам и нойонам тысяч удалось избежать
гибели. Захарий был ранен, но вырвался и возвратился назад. Он был в
отчаянии. Казалось временами, что ни отца, ни Фатиму больше никогда не
увидит.
подступают тумены Чагадая.- Судуй угасил светильник, лег в постель.
Гургандж. Тут нет никаких сомнений. Но если хорезмийцы станут защищать
свою столицу, как защищались жители Сыгнака, останутся ли в живых отец и
Фатима? На сердце стало тревожно. Он толкнул в бок Су дуя.
Спи, Захарий, утром рано вставать...
берегу Джейхуна. Город был расположен на обоих берегах реки, связанных
деревянным мостом. Выше города была плотина, от нее во все стороны
тянулись широкие каналы, разветвляясь на арыки. По тому и другому берегу
тянулись сады, окружавшие домики селений, виноградники, бахчи, поля.
знакомые очертания минаретов, дворцов, башен крепостной стены, временами
даже казалось, что он различает крышу дома, где жили Фатима и отец. Тяжко
было сознавать, что родные люди рядом, а недоступны так же, как если бы он
был от них на много дней пути. Через Судуя Захарий знал, что Джучи ведет с
Хумар-тегином переговоры. Новый шах и ближние к нему эмиры как будто
склоняются к тому, чтобы уступить город без сражения, но горожане, простые
воины и некоторые из эмиров хотят защищаться до конца.
Он расположился отдельно от старшего брата и сразу же взялся за дело,
Пленные засыпали ров вокруг крепости, устанавливали камнеметы. Но в
окрестностях Гурганджа было сколько угодно песку, только не камней. Было
велено валить тутовые деревья, разрубать их на чурки, для утяжеления
замачивать в воде и крушить стены.
покорности горожан, с несколькими сотнями близких людей бежал из Гурганджа
в стан Джучи.
служить великому хану. Поверх его головы Джучи хмуро смотрел на город.
Даже Захарию было понятно, что бегство Хумар-тегина уменьшило надежду
взять город без большой крови и разрушений.
видно по тебе. Ты не правитель - это показал сейчас, бросив свой народ в
час бедствия. Ты даже в рабы не годишься - твои руки не умеют ничего
делать. У тебя есть только язык. И тот лживый. Убирайся обратно. Сумеешь
склонить жителей к покорности - будешь жить.
залез на коня и шагом поехал к воротам. За ним потащились и эмиры. Ворота
им не открыли. Хумар-тегин и бил кулаками в окованные полотнища, и грозил,
и умолял, и взывал к совести. Ворота оставались запертыми. Тогда
Хумар-тегин начал призывать на головы защитников города проклятия аллаха.
Стрела заставила его замолчать.