вырвался из кольца неприятельской эскадры на свободу. И командир Ферзен
твердо вел его опять на родину. Это были упоительные минуты как для самого
начальника, так и для его подчиненных, - минуты сознания правильного решения
в боевой обстановке. Но главный герой ничем не выдавал своего торжества, и
это еще больше возвеличивало его в глазах команды. Заложив руки за спину, он
прохаживался теперь по мостику, спокойный и уверенный, словно вышел на судне
в обычный мирный рейс. Он только один раз через переговорную трубу спросил
машинное отделение:
вентиляторов, наполнились невыносимым жаром. Людям трудно было дышать.
не нужно было ни понукать, ни упрашивать. Они сами
ответственность и вкладывали в дело все, что могли. Строевые матросы,
назначенные в помощь кочегарам, подносили уголь из запасных ям. Чаще
обычного открывались огненные пасти топок, глотая топливо, подбрасываемое
кочегарами. Как-то по-особенному, словно захлебываясь, гудели поддувала.
коллекторы. За перегородками, в других отделениях, голоса людей заглушались
яростным движением машин.
душевного равновесия. Его подчиненные работали отлично. Он хорошо знал свой
корабль. Предельная скорость, какую дал "Изумруд" на испытаниях, была
двадцать четыре узла. Но теперь казалось, он превысил эту норму и, поглощая
пространство, летел вперед, как птица, вырвавшаяся из западни.
взявший сначала курс на зюйд-ост, постепенно склонился на норд-ост.
терять самообладание, словно надломился от непомерной тяжести. В его глазах
появилась тревога. Он беспокойно оглядывал горизонт. Не было видно ни одного
дымка. Но все мрачнее становилось лицо командира. В пятом часу, узнав, что
запасы угля ограничены, он распорядился убавить ход до двадцати узлов.
находился ближе к ней, услышали такой сильный треск, словно взорвался
снаряд.
вспомогательные механизмы и рулевую машину. Из образовавшегося отверстия с
ревом повалил пар, наполняя помещение горячей влагой. Четыре кочегара,
спасаясь от бедствия, повалились на железный настил.
кочегарке и останавливались перед трапом, как перед пропастью. Снизу,
волнуясь, поднимались клубы серого пара. Никто не знал, что делать. Не мог
помочь этому и прибежавший сюда на несгибающихся ногах барон Ферзен. Он
только ахал и хватал себя за голову. Кто-то из офицеров подсказал ему, что
прежде всего необходимо выключить рулевую машину и перейти на ручной
штурвал.
кричать на матросов:
надену на себя. Приготовьте мешки, чтобы окутать мне лицо и голову.
места. Вскоре было доставлено Гемакину все, что он требовал. Он быстро
напяливал на себя спецовки. Командир не спускал с него глаз, словно хотел
запомнить всякую мелочь в действиях этого человека. Спустя минуты две
Гемакин, с окутанной мешками головой, в парусиновых рукавицах, облитый
холодной водою, кубарем свалился по трапу вниз. Его примеру последовал один
из машинистов, захватив с собою необходимые инструменты. Через полчаса
авария была ликвидирована.
ожогами.
барон Ферзен не переставал нервничать. Наступила ночь. Корабль одиноко
пробирался сквозь тьму во Владивосток. Командир не ложился ни на одну
минуту. Не спали и его подчиненные. После полуночи один из сигнальщиков
заявил, что впереди слева мелькают огни. Быть может, ему только показалось
это, потому что никто их больше не видел. Однако командир немедленно
приказал сменить курс вправо. Так шли час - полтора и опять легли на прежний
курс.
самообладание. К вечеру следующего дня, то есть 16 мая, он превратился в
издергавшегося неврастеника. Когда противник был на виду, он знал, что нужно
было предпринять. Но теперь сияющая пустота моря, казалось, пугала его
больше, чем неприятельские корабли. Люди с изумлением вглядывались в него и
не верили своим глазам: по мостику метался не прежний волевой командир, а
жалкий трус, случайно нарядившийся в капитанскую форму.
скорее наступила тьма. Ему все мерещилось, что сейчас он будет настигнут
неприятельскими судами. До Владивостока с избытком хватило бы угля, но, по
приказанию командира, ломали на судне дерево и жгли в топках. Он начал
вмешиваться в дела штурмана, лейтенанта Полушкина, утверждая, что курс им
взят неверно.
специальность, но он был тихий и застенчивый человек. Сквозь пенсне он
удивленно смотрел на взъерошенного командира, не смея возражать ему.
сначала офицеров, а потом и всю команду. Все стали ждать смертного часа.
в бухту св. Владимира. Командир Ферзен, как бы оправдываясь перед своими
офицерами, бормотал, что для крейсера это будет
Владивостоку, вероятно, минированы. Если бы направились в этот порт, то
могли бы взлететь на воздух от русской же мины. Была и еще одна опасность
путь "Изумруду". Так или иначе, но крейсеру, при недостаче угля, предстояло
пройти лишних сто восемьдесят миль.
перейти в залив св. Ольги. Но здесь почему-то он нашел стоянку, неудобной.
рассказавшего ему, как до войны в этот залив нередко заходили японские
корабли. Командир замотал головою, словно изгоняя из своего воображения
страшные призраки; и снова направил крейсер в бухту св. Владимира. Было
темно. Перед людьми стояла задача найти себе временный приют в этой дикой и
малознакомой местности. Если бы командир сохранил спокойствие духа, то он,
вероятно, не рискнул бы сейчас входить в такую бухту. Тихая погода давала
возможность "Изумруду" продержаться в море до утра. О присутствии японцев
здесь не могло быть и речи. Не настолько они были невежественны, чтобы
разыскивать крейсер, ушедший за двое суток неизвестно куда. Это было бы так
же нелепо, как нелепо разыскивать блоху, исчезнувшую в копне сена.
торопился скорее скрыться в бухте.
судно не посредине пролива, а
пятнадцатиузловым ходом. Слева, совсем близко, обрисовался в темноте мыс
Орехова. Матросы на верхней палубе обрадовались, увидев родную землю.
выкрикнул:
"Изумруд" дрогнул от толчка и заскрежетал всем своим железным днищем. Люди
попадали. Многие думали, что под ними взорвалась мина. Крейсер сразу
остановился, беспомощно накренился на правый борт под углом 40 - 50° и,
Казалось, готов был свалиться совсем. Во всех его отделениях внезапно
оборвался говор. В зловещей тишине барон Ферзен завопил:
Орехова, не двигался с места. Пробовали заводить верп, но и это не помогло:
крейсер сидел плотно, словно был прикован к мели.
течи в его днище нигде не обнаружили. Можно было бы дождаться следующего
прилива воды, чтобы сняться с камней; можно было бы разгрузить судной таким
образом избавиться от аварии; наконец, можно было бы вызвать по телеграфу
помощь из Владивостока, а крейсер приготовить к взрыву на случай появления
противника. Но барон Ферзен, на круглом Лице которого дрожали белобрысые
бакенбарды, дал иное распоряжение, выкрикивая:
нас! Я не хочу, чтобы "Изумруд" достался им! Немедленно все части его
привести в негодность и приготовить судно к взрыву!
и снять, полетело за борт, а то, что не тонуло и поддавалось огню, жгли в
топках. В бухте утопили все мелкие пушки, замки с более крупных орудий и
часть пулеметов. Разбивали молотками вспомогательные механизмы, компасы,
штурвалы, приборы управления огнем. Барон Ферзен считал себя добросовестным
человеком и не хотел, чтобы какое-нибудь добро попало в руки японцам. Он
даже потерял голос и с пеной на губах только хрипел, подгоняя своих
подчиненных в их разрушительной работе. А те, словно во время пожара, бегали
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Каргалов Вадим
Шилова Юлия