Чтение 101–й страницы книги ~Двадцать лет спустя~

потрясая ею в воздухе, подошел к окну.

- Вот приказ! - крикнул он.

Казалось, весь Париж испустил радостный крик. Затем послышались кри-
ки: "Да здравствует Брусель! Да здравствует коадъютор!"

- Да здравствует королева! - крикнул Гонди.

Несколько голосов подхватили его возглас, но голоса эти были слабые и
редкие.

Может быть, коадъютор нарочно крикнул это, чтобы показать Анне
Австрийской всю ее слабость.

- Теперь, когда вы добились того, чего хотели, - сказала она, - вы
можете идти, господин Гонди.

- Если я понадоблюсь вашему величеству, - произнес коадъютор с покло-
ном, - то знайте, я всегда к вашим услугам.

Королева кивнула головой, и коадъютор вышел.

- Ах, проклятый священник! - воскликнула Анна Австрийская, протягивая
руки к только что затворившейся двери. - Я отплачу тебе за сегодняшнее
унижение!

Мазарини хотел подойти к ней.

- Оставьте меня! - воскликнула она. - Вы не мужчина.

С этими словами она вышла.

- Это вы не женщина, - пробормотал Мазарини.

Затем, после минутной задумчивости, он вспомнил, что д'Артаньян и
Портос находятся в соседней комнате и, следовательно, все слышали. Маза-
рини нахмурил брови и подошел к портьере. Но когда он ее поднял, то уви-
дел, что в кабинете никого нет.

При последних словах королевы д'Артаньян схватил Портоса за руку и
увлек его за собой в галерею.

Мазарини тоже прошел в галерею и увидел там двух друзей, которые спо-
койно прогуливались.

- Отчего вы вышли из кабинета, д'Артаньян? - спросил Мазарини.

- Оттого, что королева приказала всем удалиться, - отвечал д'Ар-
таньян, - и я решил, что этот приказ относится к нам, как и к другим.

- Значит, вы здесь уже...

- Уже около четверти часа, - поспешно ответил д'Артаньян, делая знак
Портосу не выдавать его.

Мазарини заметил этот взгляд и понял, что д'Артаньян все видел и слы-
шал; но он был ему благодарен за ложь.

- Положительно, д'Артаньян, - сказал он, - вы тот человек, какого я
ищу, и вы можете рассчитывать, равно как и ваш друг, на мою благодар-
ность.

Затем, поклонившись обоим с самой приятной улыбкой, он вернулся спо-
койно к себе в кабинет, так как с появлением Гонди шум на дворе затих,
словно по волшебству.

В НЕСЧАСТЬЕ ВСПОМИНАЕШЬ ДРУЗЕЙ

Анна Австрийская в страшном гневе прошла в свою молельню.

- Как, - воскликнула она, ломая свои прекрасные руки, - народ смот-
рел, как Конде, первый принц крови, был арестован моею свекровью, Марией
Медичи; он видел, как моя свекровь, бывшая регентша, была изгнана карди-
налом; он видел, как герцог Вандомский, сын Генриха Четвертого, был зак-
лючен в крепость; он молчал, когда унижали, преследовали, заточали таких
больших людей... А теперь из-за какого-то Бруселя... Боже, что происхо-
дит в королевстве?

Сама того не замечая, королева затронула жгучий вопрос. Народ
действительно не сказал ни слова в защиту принцев и поднялся за Бруселя:
это потому, что Брусель был плебей, и, защищая его, народ инстинктивно
чувствовал, что защищает себя.

Мазарини шагал между тем по кабинету, изредка поглядывая на разбитое
вдребезги венецианское зеркало.

- Да, - говорил он, - я знаю, это печально, что пришлось так усту-
пить. Ну что же, мы еще отыграемся. Да и что такое Брусель? Только имя,
не больше.

Хоть Мазарини и был искусным политиком, в данном случае он все же
ошибался. Брусель был важной особой, а не пустым звуком.

В самом деле, когда Брусель на следующее утро въехал в Париж в
большой карете и рядом с ним сидел Лувьер, а на запятках стоял Фрике, то
весь народ, еще не сложивший оружия, бросился к нему навстречу. Крики:
"Да здравствует Брусель!", "Да здравствует наш отец! - оглашали воздух.
Мазарини слышал в этих криках свой смертный приговор. Шпионы кардинала и
королевы приносили со всех сторон неприятные вести, которые кардинал
выслушивал с большой тревогой, а королева со странным спокойствием. В
уме королевы, казалось, зрело важное решение, что еще увеличивало беспо-
койство Мазарини. Он хорошо знал гордую монархиню и опасался роковых
последствий решения, которое могла принять Анна Австрийская.

Коадъютор пользовался теперь в парламенте большим влиянием, чем ко-
роль, королева и кардинал, вместе взятые. По его совету был издан парла-
ментский эдикт, приглашавший народ сложить оружие и разобрать баррикады;
он знал теперь, что достаточно одного часа, чтобы народ снова вооружил-
ся, и одной ночи, чтобы снова воздвиглись баррикады.

Планше вернулся в свою лавку, уже не боясь быть повешенным: победите-
лей не судят, и он был убежден, что при первой попытке арестовать его
народ за него вступится, как вступился за Бруселя.

Рошфор вернул своих новобранцев шевалье д'Юмьеру; правда, двух не
хватало, но шевалье был в душе фрондер и не захотел ничего слушать о
вознаграждении.

Нищий возвратился на паперть св. Евстафия; он опять подавал святую
воду и просил милостыню. Никто не подозревал, что эти руки только что
помогли вытащить краеугольный камень из-под здания монархического строя.

Лувьер был горд и доволен. Он отомстил ненавистному Мазарини и немало
содействовал освобождению своего отца из тюрьмы; его имя со страхом пов-
торяли в ПалеРояле, и он, смеясь, говорил отцу, снова водворившемуся в
своей семье:

- Как вы думаете, отец, если бы я теперь попросит! у королевы долж-
ность командира роты, исполнила бы она мою просьбу?

Д'Артаньян воспользовался наступившим затишьем, чтобы отослать в ар-
мию Рауля, которого с трудом удерживал дома во время волнения, так как
он непременно хотел сражаться на той или на другой стороне. Сначала Ра-
уль не соглашался, но когда Д'Артаньян произнес имя графа де Ла Фер, Ра-
уль, сделав визит герцогине де Шеврез, отправился обратно в армию.

Один Рошфор не был доволен исходом дела. Он письмом пригласил герцога
Бофора приехать, и тот мог теперь явиться, но - увы! - в Париже царило
спокойствие.

Рошфор отправился к коадъютору, чтобы посоветоваться, не написать ли
принцу, чтобы тот задержался. Немного подумав, Гонди ответил:

- Пусть себе принц едет.

- Значит, не все еще кончено? - спросил Рошфор.

- Мы только начинаем, дорогой граф.

- Почему вы так думаете?

- Потому что я знаю королеву: она не захочет признать себя побежден-
ной.

- Значит, она что-то готовит?

- Надеюсь.

- Вы что-нибудь знаете?

- Я знаю, что она написала принцу Конде, прося его немедленно оста-
вить армию и явиться в Париж.

- Ага! - произнес Рошфор. - Вы правы, пусть герцог Бофор приезжает.

Вечером того дня, когда происходил этот разговор, распространился
слух, что принц Конде прибыл.

В самом приезде не было ничего необыкновенного, а между тем он наде-
лал много шуму. Произошло это вследствие болтливости герцогини де Лонг-
виль, узнавшей, как передавали, кое что от самого принца Конде, которого
все обвиняли в более чем братской привязанности к своей сестре, герцоги-
не.

Таким образом, раскрылось, что королева строит какие-то козни.

В самый вечер прибытия принца наиболее осведомленные граждане, эшеве-
ны и старшины кварталов, уже ходили по своим знакомым, говоря всем:

- Почему бы нам не взять короля и не поместить его в городской рату-
ше? Напрасно мы предоставляем его воспитание нашим врагам, дающим ему
дурные советы. Если бы он, например, воспитывался под руководством гос-
подина коадъютора, то усвоил бы себе национальные принципы и любил бы
народ.

Всю ночь в городе чувствовалось глухое оживление, а наутро снова поя-
вились серые и черные плащи, патрули из вооруженных торговцев и шайки
нищих.

Королева провела ночь в беседе с глазу на глаз с принцем Конде; его
ввели к ней в полночь в молельню, откуда он вышел только около пяти ча-
сов утра.

В пять часов королева прошла в кабинет кардинала: она еще не ложи-
лась, а кардинал уже встал.

Он писал ответ Кромвелю, так как прошло уже шесть дней из десяти,
назначенных им Мордаунту.

"Что же, - думал он, - я заставлю его немного подождать. Но ведь гос-
подин Кромвель лучше других знает, что такое революция, и извинит меня".

Итак, он с удовольствием перечитывал первый параграф своего ответа,
когда послышался тихий стук в дверь, соединявшую его кабинет с апарта-
ментами королевы. Через эту дверь Анна Австрийская могла во всякое время
приходить к нему. Кардинал встал и отпер дверь.