знала и любила, и он, всегда восприимчивый к теплым краскам и к изящным
движениям - если не уходил с головой в работу, - он был ей благодарен и,
как мальчик, всему дивился. Он верил, что учится легко и красиво
воспринимать жизнь; он критиковал Терри Уикета (но только наедине с собой)
за его провинциализм. И так, еще упоенные своим золотым досугом, они
вернулись в Америку - к сухому закону и к политикам, озабоченным защитой
Стального треста от коммунистов, к разговорам о бридже и автомобилях и к
определению осмотического давления.
коллеги поговаривали, что со времени своей первой удачной работы по
физиологии он ничего не делает - только убирает изящно подобранными
цветами столы, сколоченные другими, он всякий раз утешался одним: вся эта
шушера ездила в институт на метро, тогда как он с шиком подкатывал в
собственной машине. Но теперь Эроусмит, еще недавно самый среди них
бедный, приезжал в лимузине с шофером, бравшим под козырек, и радость
Холаберда была отравлена.
удовольствия отмечал, как Холаберд косится на его шофера.
своем доме Ангуса Дьюера с женой, приехавших из Чикаго, - познакомить их с
директором Холабердом, с королем хирургов Саламоном и с каким-то врачом
баронетом. Ангус разразился тирадой:
тобой гордимся! Еще на днях Раунсфилд говорил со мной об этом. "Меня могут
счесть самонадеянным, - сказал он, - но, право, мне думается, что та
школа, которую мы старались дать Эроусмиту в нашей клинике, в какой-то
мере сказалась на его превосходной работе в Вест-Индии и у Мак-Герка".
Прелестная женщина твоя жена, старик! Как ты думаешь, она не откажется
сообщить миссис Дьюер, где она заказывала это платье?
закусочных Могалиса, после того как он двенадцать лет проверял с Леорой
счета от прачки и сокрушался о ценах на мясо, после вечного ожидания
трамвая под дождем, - его нисколько не удручало, что есть у него лакей,
который, как автомат, подает рубашку; и он ничуть не тупел от того, что,
приходя домой, получал вкусный, всегда интересный обед, или от того, что
мог в собственном лимузине, ни с кем не считаясь, откинуть утомленную
голову на мягкую подушку и думать о том, какой он умный.
Джойс, - то это сберегает твою энергию для работы, которую можешь
выполнить только ты.
ним навестить Готлиба. Мартину почудилось, что Готлиб вышел из своего
беспамятства и улыбнулся им.
Подвернись ему случаи, он бы тоже, может быть, охотно зажил на широкую
ногу".
бы так жить - с оглядкой на лакея. Но с годами становишься мудрей. Я
понимаю, что вкусы у людей разные, и очень мало у кого хватает ума
приходить ко мне за советом. Но, по чести, Март, вряд ли я приду к вам
обедать. Я пошел и купил фрак - купил! - он у меня в комнате, хозяйка уже
насыпала в карманы нафталина, но, право, мне невмоготу слушать умничанья
Латама Айрленда.
Холаберда. Холаберд не давал ему забывать, что если доктор Эроусмит не
собирается уйти в отставку и сделаться просто мужем богатой жены, то не
мешает ему помнить, кто в институте директор.
Росса Мак-Герка, Холаберд выработал тон олимпийски-спокойной вежливости
делового человека; он держал людей на расстоянии, и если кто злоупотреблял
правами старой дружбы, он вежливо ставил его на место. Когда Эроусмит
прикатил в лимузине, директор усмотрел в этом нарушение субординации. Он
дал Мартину недельку после приезда из-за границы упиваться своим
лимузином, затем ласково заглянул к нему в лабораторию.
совсем удовлетворен практическими достижениями института. Чтобы доказать
ему обратное, боюсь, я должен буду попросить вас поменьше напирать сейчас
на бактериофаг и заняться инфлюэнцей. Рокфеллеровский институт взял
правильную линию: там наилучшие силы и большие средства плодотворно
направляются на разрешение таких проблем, как пневмония, рак, менингит.
Рокфеллеровцам уже удалось смягчить ужасы менингита и пневмонии; работы
Ногуши приведут не сегодня-завтра к полному искоренению желтой лихорадки,
и я не сомневаюсь, что клиника Рокфеллера с ее громадными фондами и
блестяще налаженным сотрудничеством лучших научных сил первая найдет пути
к облегчению диабета. Теперь они, по моим сведениям, взялись за
возбудителя инфлюэнцы. Новой большой эпидемии они не допустят. Так вот,
мой дорогой, мы должны побить их на инфлюэнце, и я выбрал вас нашим
представителем в этом соревновании.
на мертвых бактериях, но он не мог идти на риск увольнения. Он был слишком
богат! Взбунтовавшимся студентом Мартин мог слоняться по стране и
продавать в киоске газированную воду, но если бы мужу Джойс Ленион пришла
такая блажь, репортеры и фотографы осаждали бы его киоск. Еще менее
возможным было для него жить просто на содержании у своей жены - стать
будуарным лакеем.
инфлюэнцы. Он доставал в больницах культуры от пациентов, у которых была,
может быть, инфлюэнца, а может быть, сильный насморк, - никто не знал
наверное, каковы симптомы инфлюэнцы; четкости не было ни в чем. Большую
часть работы Мартин возложил на своих подчиненных, давая им временами
иронические указания: "Поставьте еще сотню пробирок со средою А...
впрочем, нет, валяйте тысячу!" А когда убеждался, что они делают, как им
заблагорассудится, он не выказывал негодования и не осаживал их. Если он
не выпустил преступно вожжи, то лишь потому, что вовсе не брал их в руки.
Некогда его личная маленькая лаборатория сверкала чистотой, как
нью-гэмпширская кухонька. Теперь же комнаты его отдела имели позорно
запущенный вид: в стойках длинные ряды заброшенных пробирок, многие
затянулись плесенью, ни на одной толкового ярлычка.
возбудителя инфлюэнцы. Он примчался к Холаберду и сообщил ему эту новость.
И заявил, что вернется к своему исследованию истинной природы фага.
нужно, чтобы честь победы над инфлюэнцей выпала на долю Мак-Герковского
института и его директора, он просто не допускает мысли, что рокфеллеровцы
их опередили. Затем он добавил несколько веских слов о фаге. Вопрос о
сущности фага, указал он, представляет исключительно академический
интерес.
тот уступил и удалился в свою берлогу измышлять (как мрачно решил Мартин)
новые гонения. Все же на время Мартина оставили в покое - он мог опять
окунуться в работу.
сложного и очень тонкого использования парциального напряжения кислорода и
углекислоты - способ изящный, как резьба камеи, невероятный, как
взвешивание звезд. Его статья произвела фурор в мире лабораторных
исследователей; кое-где (в Токио, в Амстердаме, в Уиннемаке) энтузиасты
уверовали, что Эроусмит доказал принадлежность фага к живым организмам; а
другие энтузиасты утверждали на шаманском языке с математическими
формулами, что он враль и четырежды дурак.
собственной своей работой и некоторыми обязанностями мужа Джойс, чтобы
последовать за Терри Уикетом, - что явно указывало на полную утрату
здравого смысла, ибо Терри до сих пор прозябал в рядовых научных
сотрудниках, тогда как он, Мартин, был руководителем отдела.
животного, медленно распадаются на продукты, крайне токсические для
бактерий и лишь умеренно токсические для организма животного. Это
открывало новые горизонты перед терапией. Терри объяснил это Мартину и
предложил ему работать вместе. Кипя великими замыслами, они взяли отпуск у
Холаберда - и у Джойс - и, хотя стояла зима, отправились в Вермонтские
горы в "Скворечник". Они ходили на лыжах и стреляли кроликов, и долгие
темные вечера, лежа на животе перед камином, витийствовали и строили
планы.
наслаждаться, после северо-восточного ветра и снега, шипящей на сковороде
свининой. И неплохо было отдохнуть от придумывания новых комплиментов для
Джойс.
ли производные хинина действуют на бактерий, или же вызывают изменения в
соках организма? Это был простой, ясный, четкий вопрос, для ответа на
который требовалось только глубочайшее знание химии и биологии, несколько